Десять дней, обратившиеся в вечность

Десять дней, обратившиеся в вечность

Зима 1965-66 годов выдалась суровая и многоснежная. Уже в ноябре, когда земля ещё была голой, ударили крепкие морозы, которые устойчиво, лишь с небольшими послаблениями, держались и в декабре, и в январе. В десятых числах января меня сильно прихватила ангина, и я несколько дней с высокой температурой и нарывами в горле находился на постельном режиме. 14 января почувствовал небольшое облегчение и обложился кое-какой литературой. Болеть неприятно, но, когда наступают дни постепенного выздоровления, я всегда старался получить от болезни какую-то компенсацию в виде неограниченного сна и наслаждения чтением художественной литературы, навёрстывая то, что не удавалось сделать в каждодневной напряжённой жизни. Вот и на этот раз, как только наступил этот момент, нашёл несколько толстых журналов, в которых печатались современные модные авторы, и принялся за чтение, прерывая его приёмом лекарств, полосканием горла и обильным чаепитием. Из всего, что мне попалось, выбрал повесть Чингиза Айтматова "Джамиля" и не пожалел.

Время уже перевалило за полдень, когда с работы позвонила жена. Когда она сказала: "Умер Сергей Павлович", - я даже не понял, о чём речь, и переспросил: "Какой Сергей Павлович?" "Наш, наш Сергей Павлович, Королёв!" От неожиданности я просто обомлел, и когда до сознания дошёл весь чудовищный смысл этого сообщения, засыпал её вопросами: "Ты откуда это узнала? Когда и где это случилось? Отчего он умер?" Люся ответила, что по всему КБ пронеслась только что эта печальная весть, умер сегодня в больнице, а больше никто ничего не знает. Тут же я позвонил в свой отдел и получил всему услышанному от жены подтверждение. Все были поражены этим внезапным известием, так как никто, включая и самых близких к нему людей, не ожидал подобного удара судьбы.

На следующий день я не мог оставаться в постели и побежал на работу. Большинство сотрудников КБ, как и я, даже не знали, что Королёв 5 января лёг в больницу на обследование с возможной последующей операцией. Его заместители рассчитывали, что он вернётся к исполнению своих обязанностей через одну-полторы недели, и никаких приказов по предприятию по поводу его временного отсутствия издано не было. Как во многих других случаях, в его отсутствие обязанности главного конструктора исполнял его бессменный первый заместитель В. П. Мишин. Ничто, казалось, не предвещало трагического исхода. Как выяснилось позже, и врачи не считали предстоящую операцию жизненно опасной, а относили её к категории хорошо освоенных и несложных. Поэтому эта смерть воспринималась всеми без исключения, как самая что ни на есть нелепая, нелогичная, не укладывающаяся ни в какие рамки.

Трудно было поверить, что больше нет Сергея Павловича, этого грозного и в то же время очень заботливого, недоступного и вместе с тем очень близкого многим из нас человека. В КБ царила атмосфера какой-то растерянности, подавленности, неуверенности. В первую очередь растерянность охватила ближайших помощников Королёва, из которых, как я думаю, никто не был в душе подготовлен к тому, чтобы занять его место. Но ещё хуже для них было бы оказаться под началом нового главного конструктора, назначенного со стороны.

Весь день никто не знал, когда, где будет похоронен Сергей Павлович. Трудно было гадать, похоронят ли его таким же безвестным героем, каким он прожил всю свою жизнь, или как-то приоткроют завесу секретности над таинственной фигурой главного конструктора, имя которого почему-то стеснялись произносить в нашей стране? Очень бывает обидно, когда заслуги человека замалчиваются при жизни, но, пожалуй, ещё обидней, если они останутся навсегда отрезанными от его имени и после смерти.

Я так и ушёл с работы, не получив ответа ни на один из вопросов. От одного из заместителей Королёва мне стало известно, что они подготовили текст Правительственного некролога и отправили его то ли в Министерство, то ли в ЦК партии, но какое решение будет принято там, наверху, никто из наших не знает.

В жизни нашего КБ наступил критический момент. Примерно то же самое происходит в семье, когда уходит из жизни глава семейства, на котором держалось всё. В такое время кажется, что всему наступает конец и никто не представляет себе, как жить дальше и что же ожидает семью. Надо сказать, что к этому времени Конструкторское бюро вместе с экспериментальным производством насчитывало в своём составе 20 тысяч человек. У Королёва, если память мне не изменяет, кроме первого заместителя по КБ и подчинённого ему директора завода было семь заместителей по специальностям: по проектированию ракет-носителей, проектированию космических аппаратов, конструкторским работам, системам управления, испытаниям, двигательным установкам и наземному оборудованию. Каждый из заместителей прекрасно знал своё дело, знания и способности каждого из них, свойства и особенности характера в полной мере и очень эффективно использовались Сергеем Павловичем. Но не было среди них ни одного, кого смело можно было бы назвать преемником Королёва, могущего заменить его по всей сумме качеств. Если в чём-то и можно было упрекнуть главного конструктора, то только в том, что не воспитал, не подготовил он человека, который мог бы в полной мере принять его огромное наследие. В эти свои оценки вкладываю не только впечатление тех первых дней или месяцев после постигшего нас несчастья, но и результаты более позднего анализа всего хода событий, последовавших за уходом из жизни Сергея Павловича.

Этические нормы поведения не позволяют, чтобы место умершего человека занял кто-то до его похорон, но во многих случаях, когда речь шла о высоких государственных постах, мы были свидетелями такой спешки, будто произойдёт страшная катастрофа, если это место останется свободным в течение не только нескольких недель, но даже дней. Должность главного конструктора нашего предприятия относилась, как говорили тогда, к номенклатуре ЦК КПСС, и только Политбюро решало окончательно вопрос о назначении его руководителя. У Сергея Павловича было много недругов и завистников в высших кругах, которые с трудом его терпели и только ждали случая, чтобы освободиться от него. С позиции этих людей замену ему надо было искать не среди ближайших его помощников, пропитанных королёвским духом, а где-то в другом месте. Эти вопросы, конечно, волновали нас и доверительно обсуждались в кругу самых близких друзей.

Так и прошёл в тревогах и догадках весь следующий день, не принесший никакой определённости, кроме того, что похороны назначены на 17 или 18 января. Вечером, придя домой, слушал радио и смотрел единственную программу телевидения до самой ночи, надеясь услышать хоть какое-либо официальное сообщение - ничего не было передано. Утром опять рано встал и, собираясь на работу, как всегда, включил радио. Вот тут и услышал Правительственное сообщение о смерти академика Королёва. Этим сообщением впервые перед всей страной раскрывалась личность Королёва. В нём говорилось о том, что он был выдающимся учёным в области ракетно-космической техники, создателем первых искусственных спутников Земли и космических кораблей, под его руководством были созданы пилотируемые космические корабли, на которых человек впервые в истории совершил полёты в космическое пространство. В этот день во всех центральных газетах был опубликован некролог за подписью Брежнева, членов Политбюро, президента Академии Наук Келдыша, ряда академиков, министров, военачальников. Было опубликовано так же официальное "Медицинское заключение о болезни и причине смерти товарища Королёва Сергея Павловича". Я не могу не привести его текст. "Тов. С. П. Королёв был болен саркомой прямой кишки. Кроме того у него имелись: атеросклеротический кардиосклероз, склероз мозговых артерий, эмфизема лёгких и нарушение обмена веществ. С. П. Королёву была произведена операция удаления опухоли с экстирпацией прямой и части сигмовидной кишки. Смерть тов. Королёва С. П. наступила от сердечной недостаточности (острая ишемия миокарда)". В газетах также сообщалось, что гроб с телом покойного будет установлен в Колонном зале Дома Союзов, доступ для прощания будет открыт 17 января с 12 до 20 часов. Похороны состоятся на Красной площади 18 января в 13 часов.

После того, как появилась определённость с похоронами, по чьей-то инициативе определили состав делегации от предприятия для участия в траурных мероприятиях, в которую был включён и я. На следующий день, 17 января, нас на двух автобусах привезли к Дому Союзов и пропустили внутрь без всякой задержки. На улице, по Пушкинской, выстроилась длиннющая многотысячная очередь, которая, как потом говорили очевидцы, достигала Пушкинской площади. Большинство из этих людей никогда не видели Королёва и даже не слышали его фамилии, но желание отдать последний долг легендарному Главному Конструктору, да и простое человеческое любопытство привели их сюда в этот очень морозный день.

Мы прошли мимо гроба, усыпанного живыми цветами, и в последний раз запечатлели в своей памяти черты лица, которые отныне можно будет видеть только на фотографиях, в телепередачах или засекреченных кинофильмах. Казалось, всё внутреннее пространство Колонного зала было заполнено венками, но их становилось всё больше и больше. Вся наша делегация осталась в помещении, и мы, разбившись на мелкие группы, рассредоточились в разных комнатах, коридорах, залах. Мимо нас проходили многие знакомые лица, которые высказывали слова соболезнования, как это бывает при похоронах близких родственников.

По завершении ритуала прощания мы возвратились домой. Тело Сергея Павловича ночью было кремировано, и утром урна с прахом была доставлена обратно в Колонный зал. Сюда же прибыли и мы.

Подобные церемониальные похороны, в которых всё было отлажено до последних мелочей, многие из нас наблюдали по телевидению, когда умирали самые высокопоставленные деятели партии и правительства, но я никогда не думал, что когда-нибудь и самому придётся в них участвовать. Бросалось в глаза то, что каждый член похоронной команды - от простого солдата до генерала - до автоматизма чётко исполняли одним только им известную последовательность движений, команд и т. д. Как нам сказали, да и без этого было видно, похороны Сергея Павловича проводились по высшему разряду. Из зала вынесли бесконечное количество венков, подушечки с прикреплёнными к ним наградами, урну с прахом, которую установили на пушечном лафете. Ближайшие родственники и руководители страны шли за лафетом, за ними шли все, кто находился в зале, в том числе и все мы. Под звуки траурного марша вся процессия двинулась к Красной площади. Пока дошли до места, я замёрз весьма основательно. Лафет с урной остановился перед Мавзолеем, на трибуну которого поднялись члены Политбюро и лица, коим предоставлено было право выступить с краткими речами, среди них - академик Келдыш, Юрий Гагарин...

В Кремлёвской стене уже была приготовлена ниша для урны с прахом. Спустившиеся с трибун отнесли урну в соответствующую клеточку и, установив её внутри, закрыли крышкой-плитой. Последовал артиллерийский салют, чётко чеканя шаг, прошагала мимо трибун под звуки марша рота кремлёвских курсантов, и на этом церемония завершилась.

Продрогшие физически и измождённые морально, мы, человек 10 или 12 среднего звена проектных отделов нашего КБ, решили немедля справить поминки в каком-нибудь ближайшем заведении, подходящем для этой цели. Я предложил всем отправиться в ресторан "Узбекистан", что на Неглинной, так как хорошо знал его кухню. Так и сделали. Для нас сдвинули три стола в один ряд, и мы изрядно расслабились, оттаяли, согрелись, многое вспомнили из непростой жизни Сергея Павловича и неоднократно помянули его добрыми словами, идущими у каждого из глубины души.

Нас очень волновал вопрос о преемнике Королёва. Как раз 16 января, когда в газетах официально было сообщено о смерти Сергея Павловича, в КБ появились слухи о назначении начальником предприятия и главным конструктором Тюлина Георгия Александровича, того самого подполковника, под началом которого я работал в Германии. Теперь он был генерал-майором и занимал должность одного из заместителей министра Общего машиностроения, которому подчинялось и наше предприятие. Тюлин был не простым чиновником, каких в министерстве было большинство, а всесторонне образованным человеком, прекрасно ориентирующимся в тонкостях нашей техники, с хорошим багажом теоретических знаний, опытом руководства крупными коллективами, понимающим многие особенности производства и испытаний. В нём я лично видел два недостатка: был чрезмерно крут и бескомпромиссен и находился в постоянной, жёсткой конфронтации с Мишиным, первым заместителем Королёва. Эти два человека совершенно не переносили друг друга, и трудно было себе представить, чтобы они работали вместе, на одном предприятии, один подчинившись другому. С его приходом Мишину у нас не было бы места. Кому принадлежала основная "заслуга" в этой взаимной, мягко скажем, неприязни, сказать трудно, потому что во многих случаях и поведение Мишина с его непредсказуемостью, а временами и поразительной бестактностью и грубостью, переходило разумные границы. Я часто удивлялся неограниченности его поведенческого диапазона. Василий Павлович был внешне очень интересным мужчиной, красивый, высокого роста, прекрасно сложен. На женщин производил неизгладимое впечатление, так как умел быть очень обходительным, вежливым, улыбчивым, приветливым, но никогда не злоупотреблял их вниманием, не заводил лёгких интрижек, оставаясь для многих поклонниц недостижимым. Мишин прекрасно разбирался в вопросах общего проектирования, обладал хорошей инженерной интуицией, мог фантазировать и высказал немало интересных идей. Но в то же время почти не переносил критики в свой адрес: утвердившись в каком-нибудь мнении, не мог ни на йоту уступить своим коллегам; при спорах быстро входил в раж и бывал неудержим до неприличия; к тому же питал слабость к алкоголю. Королёв и Мишин в паре образовывали неплохой тандем, но без авторитета и широкой спины своего шефа Мишин оказался бы в тяжелейшем положении, особенно если учесть, что наши новые темы даже при Королёве продвигались вперёд с большими трудностями, со срывами сроков и преследующими нас неудачами.

Прошёл по КБ и второй слух о назначении к нам главным конструктором В. П. Макеева. Макеев был воспитанником нашего КБ, работал в более ранние годы у нас ведущим конструктором по ракете, стартующей с подводных лодок, а с организацией по этой тематике специального КБ в Златоусте, а затем в Миассе стал бессменным и очень авторитетным главным конструктором этого направления и добился на этом поприще впечатляющих результатов.

Последующие дни показали, что слухи эти были небеспочвенными. Оказывается, Макеев, как только узнал о кончине Сергея Павловича, немедленно прилетел в Москву, но не для того, чтобы предъявить свои претензии на освободившуюся должность, а чтобы обсудить с заместителями Сергея Павловича сложившуюся ситуацию и выработать совместную позицию о том, кого могли бы назвать преемником Королёва ближайшие его помощники. От сделанных ему предложений Макеев решительно отказался, и в результате обмена мнениями и голосования решено было обратиться в ЦК КПСС с коллективным предложением о назначении новым руководителем предприятия В. П. Мишина. Тем временем в Министерстве и в аппарате ЦК готовились к назначению Г. А. Тюлина.

Я никогда в жизни не интересовался аппаратными играми, различными производственными интригами, и все новости, как правило, узнавал после всех. И то, что сейчас описываю, стало мне известно много позже из разговоров с непосредственными участниками событий, из опубликованных в печати воспоминаний, главным образом Б. Е. Чертока, из упоминавшейся уже книги Я. Голованова о Королёве и т. д. Поэтому за абсолютную истинность своих материалов в этой части не могу не поручиться. Возможно, в них есть некоторая доля субъективизма, а так же неточности, связанные со свойствами памяти.

Но так или иначе, борьба в верхах, видимо, была нешуточной, потому что решение о назначении Мишина состоялось только в мае, то есть спустя четыре месяца после кончины Королёва. Последовавшие почти неизбежные в подобных ситуациях реорганизации не укрепили, а ослабили предприятие, и постепенно стало ясно, что апогей своей славы мы уже прошли. Я бы не взялся утверждать, что виновато в этом только новое руководство, как и то, что, останься Королёв у кормила ещё несколько лет, положение наших дел было бы несравненно лучше. Все процессы были связаны со многими пружинами, приводящими в действие всю махину, включающую в себя и большую политику, и личные взаимоотношения, и амбиции ряда высокопоставленных лиц, и конкуренцию между несколькими наиболее мощными предприятиями, и не в последнюю очередь финансирование, исходя из престижности и целесообразности той или иной программы.

Королёв проработал на этом предприятии, начав с должности начальника одного из отделов, чуть больше девятнадцати лет. Сегодня верится с трудом в то, в каком темпе и сколько было сделано за это время в совершенно новой области техники. Не желая утомлять читателя излишними подробностями, всё же какие-то опорные результаты хотелось бы привести.

Разработаны и сданы на вооружение восемь типоразмеров боевых ракет малой и средней дальности и четыре типа ракет межконтинентального класса. Разработаны и приняты к эксплуатации шесть типов ракет-носителей для выведения на различные орбиты спутников Земли, автоматических межпланетных станций в сторону Луны, Венеры, Марса, беспилотных и пилотируемых кораблей, околоземных автоматических станций для решения различных научных, военно-прикладных и народно-хозяйственных задач. Не была доведена до конца разработка сверхтяжёлого носителя Н-1, предназначенного для осуществления экспедиции на Луну.

Запуск первой боевой ракеты с атомным зарядом, первой межконтинентальной баллистической ракеты, первого искусственного спутника Земли, первого пилотируемого корабля, решение задачи первого выхода человека в открытое космическое пространство, первый полёт космического аппарата вблизи Луны, первый облёт Луны с фотографированием её обратной стороны, первое попадание в Луну, первая мягкая посадка аппарата на поверхность Луны (через три недели после смерти Королёва), первый запуск космического аппарата в сторону Венеры, достижение поверхности Венеры[11], первые полёты космических аппаратов в сторону Марса - вот неполный перечень приоритетных задач мирового уровня, которые были решены под руководством С. П. Королёва за сравнительно короткий отрезок времени.

Чтобы представить себе темп, в котором работало наше Конструкторское бюро, позволю себе перечислить в хронологическом порядке пуски, проведённые только за последний год жизни Королёва, 1965-й:

- 8 марта - запуск корабля "Восход" с двумя космонавтами на борту и с выходом одного из них в открытое космическое пространство;

- 23 апреля - выведение на высокоэллиптическую орбиту вокруг Земли спутника связи "Молния-1";

- 9 мая - запуск автоматической станции "Луна-5", достигшей поверхности Луны в районе "Моря Облаков";

- 8 июня - выведение в сторону Луны автоматической станции "Луна-6", прошедшей на расстоянии 160 тыс. километров от её поверхности (неудача);

- 18 июля - фотографирование с помощью автоматической станции "Зонд-3" обратной стороны Луны, остававшейся неизвестной после первого фотографирования;

- 4 октября - запуск автоматической станции "Луна-7", достигшей её поверхности западнее кратера "Кеплер", в районе "Океана Бурь";

- 14 октября - выведение на высокоэллиптическую орбиту вокруг Земли спутника связи "Молния-1";

- 12 ноября - запуск автоматической межпланетной станции "Венера-2", прошедшей на расстоянии 24 тыс. километров от поверхности планеты 27 февраля 1966 года (неудача);

- 16 ноября - запуск автоматической межпланетной станции "Венера-3", достигшей поверхности планеты 27 февраля 1966 года;

- 3 декабря - запуск автоматической станции "Луна-8" с целью отработки мягкой посадки. Станция достигла поверхности Луны, но мягкая посадка не состоялась - станция разбилась.

Это был последний пуск из космической программы при жизни Королёва.

31 января, через три недели после его смерти, была выведена на траекторию полёта к Луне автоматическая станция "Луна-9", совершившая 3 февраля впервые мягкую посадку на поверхность нашей спутницы и передавшая 4 и 5 февраля первые изображения лунного ландшафта в районе "Океана Бурь", западнее кратеров "Рейнер" и "Марий".

Восстанавливая в памяти события тех лет, я поражаюсь, как выдерживали все мы такое огромное напряжение. Временами всё это даже представляется чем-то неправдоподобным. Ведь за каждым пуском - огромная работа проектантов, конструкторов, теоретиков различных направлений, технологов, испытателей и т. д. и т. п. Один объект не похож на другой, каждый индивидуален со множеством особенностей. А для людей моей специальности, баллистиков, пуск почти каждого из перечисленных объектов означал подготовку материалов и на каждую из возможных дат старта с учётом множества ограничений на траекторию и условия полёта. Светотеневая обстановка на поверхности Земли и Луны, видимость на траектории определенных звезд на небосклоне для проведения ориентации, взаимное положение Солнца, Земли, Луны, навигационных звёзд и космического аппарата в полёте, выбор наиболее энергетически выгодных траекторий, создание приемлемых условий для всевозможных наблюдений и ряд других моментов, которые необходимо было соблюсти для каждого конкретного пуска.

Одновременно параллельно полным ходом шли работы по новым разработкам, среди которых особое место занимал сверхтяжёлый носитель со сложнейшей конфигурацией выводимого им на орбиту так называемого полезного груза, предназначенного для высадки человека на Луну и возвращения экипажа на Землю. Хочу несколько слов посвятить этой программе, чтобы читатель мог себе представить из рассказа об основных этапах подобного полёта, хотя бы очень приближённо все трудности, стоявшие на пути. Это представляется очень важным по нескольким причинам. Во-первых, в эту программу было вложено слишком много сил и надежд. Во-вторых, из всего того, что нам приходилось делать, она была самой сложной и захватывающей. В-третьих, работа над ней проходила в условиях жёсткой конкуренции с американцами, провозгласившими задачу высадки экспедиции на Луну задачей национального престижа. И, наконец, в-четвёртых, для Сергея Павловича её выполнение как бы венчало самую яркую и насыщенную часть его творческой биографии. Могу целиком согласиться с теми, кто считал, что и сам Сергей Павлович, учитывая своё не блестящее состояние здоровья, относился к успешному завершению этой программы, как к своей лебединой песне. Но ему не суждено было спеть её. Мы начисто проиграли это состязание американцам по всем статьям.

Итак, что же представляла из себя программа лунной экспедиции, если попробовать рассказать о ней в общедоступных терминах?

Представим себе, что с помощью упомянутого сверхмощного трёхступенчатого носителя Н-1 на орбиту Земли выведен полезный груз массой около 100 тонн. Рассмотрим, из чего это груз состоит и какие функции выполняют отдельные его части, блоки?

После выведения на орбиту Земли и отделения его от ракеты-носителя первой задачей является разгон в сторону Луны - для этого существует разгонный блок "Г", с помощью которого скорость всего комплекса доводится с 8 километров в секунду до 11 километров в секунду. Дальше этот блок не нужен, и он отделяется. По пути к Луне производится перестроение отсеков, то есть отстыковка Лунного корабля (ЛК) со взлётно-посадочной платформой (ВПП) от нижней (задней) части комплекса, облёт, сближение и пристыковка к верхней (передней) части всего комплекса. Всё это производиться при движении в сторону Луны со скоростью в 11 километров в секунду. Для достижения нужной точности траектории в полёте производятся измерения, по результатам которых проводится одна или две коррекции с помощью корректирующе-тормозной двигательной установки - так называемого блока "Д". При подлёте к Луне с её же помощью осуществляется двухкратное торможение в разных точках траектории, чтобы выйти на околокруговую орбиту вокруг Луны (так называемую селеноцентрическую орбиту). Далее, после уточнения параметров полученной орбиты и предварительного выбора места посадки, ЛК с ВПП отделяется от лунного орбитального корабля (ЛОК), производит торможение для схода с лунной орбиты и направляется к поверхности Луны. Перед самым подлётом скорость гасится практически до нуля, и после окончательного визуального выбора с малой высоты точки посадки производится мягкая посадка. За всеми этими операциями наблюдает ЛОК, оставшийся с пилотом на лунной орбите. С прилунившегося ЛК космонавт выходит на лунную поверхность и проводит намеченную программу исследований, по завершении которых возвращается в ЛК и стартует в нём к лунной орбите, на которой его ожидает ЛОК. Взлётно-посадочная платформа остаётся на Луне. На лунной орбите происходит сближение и стыковка ЛОКа и ЛК, космонавт с ЛК переходит в ЛОК, ЛК расстыковывается и остаётся на лунной орбите, а ЛОК разгоняется к Земле. По пути к земле производится уточнение параметров орбиты и проводятся необходимые коррекции, без которых обойтись нельзя, так как очень узка трубка траекторий, или "коридор" у Земли, в которую надо войти (около двух километров в поперечнике). Любой промах подобен смерти: если пройти чуть ниже - чудовищные перегрузки и сгорание в атмосфере, чуть выше - прощай, Земля - объект уйдёт на невозвращаемую гиперболическую орбиту. Перед входом в атмосферу ни двигатели, ни сам ЛОК уже не нужны - они отбрасываются, и к Земле устремляется только спускаемый аппарат с космонавтами и добытым на Луне материалом. Точки приземления нет, есть только точка приводнения в океане - там ожидают космонавтов спасательные корабли.

Так выглядела планируемая экспедиция в самом коротком и популярном изложении. Серьёзных принципиальных отличий между американской и нашей программами не было за исключением того, что у нас должны были отправиться два космонавта, а у них три, на поверхность Луны у нас должен был опуститься один космонавт, у них - двое. Наши назывались космонавтами, а американские - астронавтами.

Как я уже говорил, это соревнование мы проиграли вчистую, а вот результатами американских коллег можно только восхищаться. После целого ряда подготовительных полётов около Земли, а затем и вокруг Луны, в которых отрабатывались все основные этапы предстоящей экспедиции, было проведено семь пусков по полной программе. На одном из них пришлось досрочно вернуться на Землю, не выполнив всей запланированной программы, но успех, достигнутый на остальных шести полётах, не мог оставить равнодушным ни одного человека, мало-мальски понимающего в этой технике. Даже сейчас, когда я вспоминаю эту эпопею в космической технике, дух захватывает оттого, что был живым свидетелем тех полётов. Слова "живой свидетель" несут вполне определённую смысловую нагрузку, хотя, казалось бы, все люди, которым в 1969 году было больше 13-15 лет, могут сказать то же самое. Однако все жители Советского Союза были лишены возможности наблюдать прямые репортажи при полёте американских носителей "Сатурн-5" с лунным космическим комплексом "Аполлон" с мест событий, тогда как весь остальной мир воспринимал происходящее в сиюминутном режиме. К счастью, подобная неумная пропагандистская мишура, призванная утрировать свои успехи и преуменьшать или замалчивать достижения других, постепенно сходит со сцены информационного театра. Ограниченному кругу лиц было разрешено, находясь в Центре управления полётами, наблюдать за происходящими событиями наравне со всеми остальными жителями планеты. Вполне возможно, что именно благодаря услышанному и увиденному, можно сказать, воочию в те исторические дни, так живо сохранились в памяти многие детали и переживания, связанные с теми полётами. Как специалист считаю, что из всего совершённого человеком в двадцатом веке в области ракетно-космической техники эти шесть экспедиций достойны быть названными самыми выдающимся достижением нашей цивилизации. Это достижение я ставлю выше долговременных орбитальных станций типа "Мир", выше американской челночной системы "Шаттл", выше нашей системы "Энергия - Буран", совершившей всего два беспилотных полёта.

Не разделяя человечество на американцев и русских, арабов и евреев, негров и белых, можно целиком присоединиться к первым словам первого человека, ступившего ногой на поверхность Луны, астронавта Нила Армстронга: "Этот маленький шаг человека на Луне является огромным шагом для всего человечества!" Это произошло 21 июля 1969 года в районе Луны с очень символичным названием "Море Спокойствия".

Как нетрудно подсчитать, к этому моменту Сергея Павловича не было с нами уже три с половиной года. Можно задаться вопросом: как бы сложилась судьба нашей программы, если бы так нелепо не оборвалась жизнь нашего главного конструктора? Могли бы мы опередить американцев в этой самой престижной ракетно-космической гонке? Хотя рассуждения в сослагательном наклонении чаще всего содержат в себе оттенок изрядной сомнительности, в данном случае я бы взялся утверждать со стопроцентной гарантией, что это бы ничего не изменило. Уже в 1965-66 годах было ясно, что первенство в лунной гонке нами упущено, и никакими привычными для нас авралами и энтузиазмом дело исправить нельзя. Мне кажется, что угнетённое состояние, в котором постоянно находился Сергей Павлович в течение последних лет своей жизни из-за сложившегося положения дел с лунной программой, способствовало быстрому прогрессированию ряда болезней, и это окончательно подточило его здоровье.

Что же осталось после него, в память о нём, кроме блистательных достижений при жизни в ракетно-космической технике, которой он посвятил себя целиком, без остатка? Чем отмечены его заслуги, что сделано, чтобы его имя не было предано через некоторое время забвению?

Самым близким для него было предприятие, с которым оказалась связанной самая насыщенная часть его жизни. Здесь мы найдём мемориальную доску у входа в корпус, где находился кабинет Сергея Павловича, демонстрационный зал и музей, рассказывающие о его делах и о сотрудниках, внесших наибольший вклад в развитие отрасли. У самого входа на предприятие - памятник-бюст Королёву, а чуть позади - вертикально установленный макет в натуральную величину ракеты-носителя, выведшего на орбиту первого космонавта Земли Юрия Гагарина. Недалеко от проходной завода, на доме, где несколько лет жил Сергей Павлович - мемориальная доска. В самом начале центрального проспекта города на прекрасном постаменте установлен бронзовый памятник во весь рост, в котором до мельчайших подробностей мы узнаем и выражение озабоченного лица, и характерный наклон головы, и целеустремлённый шаг. Наш город после долгих дебатов, наконец, в 1996 году переименован из Калининграда в Королёв. На въезде в город с Ярославского шоссе установлена белоснежная ракета Р-2, к сожалению, далеко не лучший образец из того, что здесь было создано, но зато одна из первых ракет, сильно напоминающая немецкую ФАУ-2. Авиационный институт в городе Самара носит имя академика Королёва, в ряде вузов учреждены стипендии его имени. Памятники Королёву установлены в его родном городе Житомире, в Калуге и, конечно, в Москве, на аллее героев космоса у ВДНХ, рядом с обелиском в честь запуска первого искусственного спутника Земли. В этих же городах, а также на космодроме Байконур созданы мемориальные музеи. Всем известна улица академика Королёва в Москве, на которой расположен телецентр.

В 1966 году Академия Наук СССР учредила Золотую медаль им. С. П. Королёва за выдающиеся работы в области ракетно-космической техники. Именем главного конструктора названы два научно-исследовательских судна, один из высокогорных пиков на Памире и перевал на Тянь-Шане. Наконец, его имя присвоено одному из талоссоидов на Луне.

Из своего КБ Королёв вышел в последний раз 5-го января, а 14-го его уже не стало. Эти десять дней обратились для него в вечность.

Эпоха Королёва завершилась, но у людей, лично знавших его, глубокие следы в сердце и в памяти сохранятся до конца жизни. Мы все склоняем головы перед светлой памятью нашего учителя, наставника, руководителя.