ВЕЧЕРЪ III

ВЕЧЕРЪ III

Недалеко есть переулок до того узкий, что я могу заглянуть в него мимоходом лишь на минуту, но мне довольно и этого беглого взгляда, чтобы рассмотреть, какие люди там ютятся. Сегодня я видел там женщину. Шестнадцать лет тому назад она была ребёнком и беззаботно играла в саду старого пасторского дома, за городом. Старые кусты роз, доживавшие свой век, росли вкривь и вкось, а свежие дикие побеги их перекидывались через дорожку и переплетались с ветвями яблонь. На кустах, однако, виднелись ещё кое-где розы. Они хоть и не отличались уже обычной красотой цариц цветов, всё-таки украшали кусты и разливали вокруг благоухание. Куда прекраснее была, по-моему, дочка пастора. Она притащила под кусты маленькую скамеечку и сидела тут, баюкая и целуя свою куклу с провалившимися щеками. Прошло десять лет, и я увидел девушку в великолепно убранной бальной зале. Она была невестой богатого купца. Я порадовался её счастью и часто потом следил за нею тихими вечерами. Увы! Мало кто думает о моём ясном, всевидящем оке! Прекрасная роза моя тоже росла вкривь и вкось, пускала дикие побеги, как розовые кусты в пасторском саду. И среди будничной жизни разыгрываются своего рода трагедии; вчера вечером я видел в узком переулке последнее действие одной из таких трагедий. Девушка лежала на постели при смерти, но злой хозяин, единственных! её покровитель, безжалостно отдёрнул занавески. «Вставай, принарядись, пугало ты этакое! — грубо крикнул он на неё. — Добывай деньги, или я вышвырну тебя на улицу! Ну, живо!» «Я умираю! Дайте мне отойти с миром!» — молила она. Но он поднял её силой, сам нарумянил её щёки, убрал голову цветами и, посадив её у открытого окна, близ ярко горящей свечки, ушёл. Я смотрел на неё. Она сидела неподвижно, уронив руки на колени. Ветер порывисто захлопнул окно; одно из стёкол вылетело, занавеска взвилась над головой девушки, но она не шевельнулась: ока умерла! Из открытого окна глядело немое нравоучение — моя роза из пасторского сада.

Роза была королевой его жизни...

На какой звезде была рождена первая роза? Чья любовь принесла её на нашу грустную, затерянную во тьме планету?

Розы, вы никогда не расскажете об этом... Я знаю — никогда. Почему на земле ещё нет Храма Розы, Музея Розы, огромного многотомного исследования: «Роза в жизни поэтов», или — «Андерсен в жизни роз», или — «Влияние роз на прогресс человечества»?

Давно пора назвать лучшую розу земли именем бессмертного творца сказок.

Миф — это древняя сказка. И только. В этом смысле и Гомер, и Шекспир были великими сказочниками. Имя Андерсена — среди них...

Жительница космоса, почему роза задержалась на земле... Сколько труда уходит, чтобы вырастить розу. Щёлк — и ножницы срезали её всего лишь за ослепительный миг. Вот она появилась на свет... От секунды к секунде крепнет стебель розы. Набирают силу шипы. Наполняются солнцем и луной лепестки. Пчёлы — владелицы ближнего неба — то и дело следят, как врачи, за её здоровьем...

Когда на земле совсем исчезнут войны — будет объявлен День роз. И они расцветут на всех могилах. Розы ведь помнят всё.

Розы — религия любви, посланницы внеземных цивилизаций. Их привет — в розах, а не в пирамидах, не в метеоритах, не в тунгусской загадке.

Розы и книги научили Андерсена презрительно относиться к пошлости, болезни человечества.

Женщина и розы были сёстрами для него...

Она, роза, — соглядатай космоса на земле, маленький микрофон, уходящий корнями в космос.

Отношение Ганса Христиана Андерсена к женщине — идеально; я не вижу, не знаю в истории более возвышенного отношения к женщине у человека, вышедшего из самых низов общества. Он поднял романтизм на такую недосягаемую для реализма высоту, что человечество уже никогда не сможет прожить без идеализма...

А задумывались ли вы, когда пришла к вам первая роза, распахнула свои лепестки и мир стал шире, глубже, выше...

Что наши встречи? Иногда встреча с умной розой бывает важнее встреч с умными людьми. Иногда всю жизнь не найти свою розу.

Роза даже некий символ имени Андерсена. Синоним творчества бедного поэта из Оденсе, затерявшегося на карте мира, как песчинка. Вот как воспринял сказочника ребёнок на скрещении девятнадцатого и двадцатого веков, ставший впоследствии писателем-романтиком Константином Паустовским.

«...Весёлый датский сказочник встретил меня на пороге нового века.

Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка вдруг выпала большая белая роза.

Сразу же вся комната наполнилась её серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья.

Случай с Андерсеном был именно тем явлением, которое старомодные писатели называли «сном наяву». Просто это мне, должно быть, привиделось».

К кому из отечественных писателей не приходил... Ганс Христиан Андерсен со своей белой розой? Лев Толстой, Блок, чья тётя написала о нём первую в России книгу в серии «Жизнь замечательных людей», которую издавал Пав ленков и которую повторили сейчас, Гаршин, Мамин-Сибиряк... Ах, какой длинный список, если продолжать его до последнего лепестка... Розы Андерсена осветили потёмки русской жизни... Только сказка делает быт — бытием. И помогает в этом Роза Андерсена.

А когда любишь, розы сами распахивают твоё окно, даже если идёт снег...

Только отворите окно — но не на улицу, а в космос, и позовите:

— Андерсен... — И он придёт и подарит великолепную розу. Ведь в садах сказки роз хватит на всех...

В его родном Оденсе были резчики по дереву, и они часто украшали фасады домов розами...

Что может быть белее белых андерсеновских роз? Только седина сказочника...

И Рим, чудный город, стал для него не столько второй родиной, сколько религией. Но ведь Рим — это город роз... Да и сама Италия — роза...

И в многочисленных своих стихотворениях Андерсен то и дело возвращался к розам:

Почка розы, ты чиста,

Будто девичьи уста!

Первой книгой, прославившей Андерсена, была выпущенная в 1828 году «Прогулка на остров Амагер...». Там было стихотворение «Розы и звёзды»:

Я знаю две звезды — лучистей звёзд небесных,

Две розы видел я — прекрасней роз земных.

Упала чистая слеза с тех звёзд прелестных.

Рассыпавшись росой на розах молодых.

И сердцем полюбил я их красу живую,

Она дороже мне и неба и земли...

Ужель напрасно я надеюсь и тоскую?

Ужели розы те и звёзды не мои!..

После чтения его сказок, стихов, пьес, романов, многих книг о путешествиях уже невозможно жить без роз...

РОЗА

Ты улыбнулась мне улыбкой светлой рая...

Мой сад блестит в росистых жемчугах,

И на тебе, жемчужиной сверкая,

Одна слеза дрожит на лепестках.

То плакал эльф о том, что вянут розы,

Что краток миг цветущей красоты...

Но ты цветёшь — и тихо зреют грёзы

В твоей душе... О чём мечтаешь ты?..

Ты вся — любовь, пусть люди ненавидят!

Как сердце гения, ты вся — одна краса.

А там, где смертные лишь бренный воздух видят,

Там гений, видит небеса!..

Только повнимательнее взгляните: там, за облаками, цветут розы! Видите? Видите?

***

Когда весна благоухала,

Сорвав одну из первых роз,

Ты в тёмный шёлк своих волос

Её с улыбкою вплетала.

Но лето красное пришло,

И ты с волненьем затаённым

Плела венок в саду зелёном,

Склоняя юное чело.

Пора осенняя настала,

И пестротой её цветов,

Как целым рядом орденов.

Ты грудь беспечно украшала.

Теперь — зима. Среди полей,

Цветы увяли безнадёжно,

И потому ты можешь неясно

Прижать меня к груди своей!

Он умел любить.

Как много говорят его стихи о розах, сквозь них, сквозь прозрачные лепестки видна его судьба...

Судьба старого холостяка... Он написал стихотворение «Старый холостяк» в 1833 году, когда ему было всего лишь двадцать восемь лет, он не был ещё сказочником, а драматургом, прозаиком, но уже умел понимать людей, даже совсем старых, мог видеть их судьбы через судьбы роз:

Зажигают на ёлке нарядной огни,

А за дверью заветною дети толпятся,

И смеются, и к скважине шумно теснятся...

О, как бьются сердца, как блаженны они!

Их отцы также счастливы нынче и юны...

Только я... О, зачем вас, уснувшие струны,

Пробуждать! Ведь на радость беспечную их

Я в замерзшие окна могу любоваться:

Подышу на стекло — и начнут расплываться

Ледяные узоры цветков ледяных.

О, безгрешное детство! О, юность святая?

О, надежд легкокрылых смеющийся рой!

Всюду радость — лишь я, о былом вспоминая,

Понимаю усталой своей головой:

Я один — в дни ль веселья, в годину ль ненастья?

Вечный сумрак в душевной моей глубине.

«Он не знал никогда бесконечного счастья

Разделённой любви...» — говорят обо мне.

Да, мне сладкие грёзы солгали, как сказки!

Я был беден и молод, а годы всё шли...

И увидел я розу — волшебные краски

Мне блеснули в глаза... И надежду зажгли.

Всё пред нею я жаждал излить, ослеплённый,

Всё, что звёздам шептал я в час ночи бессонной...

Но другой подошёл и сорвал мой цветок,

Мой любимый цветок, мой цветок благовонный...

Оттого-то, о дети, я так одинок,

Холостяк, сединой убелённый!..

Поэты — провидцы. Прозрения их, как правило, тяжки. Они часто пророки.

Андерсен предчувствовал, что будут подходить другие и рвать, и рвать, и рвать его цветы... И лучшую розу тоже — пришли и сорвали. Может быть, думаю я иногда, поэты и существуют для того, чтобы обрывали их розы.

Если бы розы не хотели, чтоб их сорвали, они бы вспомнили о своих шипах...

Розы любили его за наслаждение их красотой, дети любили его за сказки, но он оставался холостяком всю жизнь, и детский смех никогда не звучал в его доме, да и дома-то самого, по существу, не было у него...

Да и зачем сказочникам дома, их дом — вселенная...

Он умер на вилле своих друзей. Это была семья, приютившая его... Добрая, богатая, понимающая. Среди них было легче умирать...

Удел старого холостяка — вырезать из бумаги розы и вспоминать ароматы настоящих роз...

В последний год единственной его радостью были цветы... А роза — королева цветов...

Вилла «Ролигхед» стала его последним пристанищем на этой земле. Он так любовался цветами в последние месяцы своей жизни!

   — Цветы очень хорошо знают, что я их люблю, мне стоит только сунуть сучок в землю, и он тотчас пустит свои корни.

Он уже ослаб и не мог заниматься тем, что очень любил: составлением букетов для гостиной Мельхиора.

Однажды ему поднесли букет цветов:

   — Как они хороши! О, как земля прекрасна! Она так прекрасна, что мне хотелось бы подольше на ней пожить, насладиться всеми её прелестями, особенно теперь, когда солнце светит так ярко... Ах, если бы вернулось ко мне здоровье! Как вы думаете, тяжело умирать? Неужели Бог не помилует меня?

Желание жить, видеть розы, сочинять не покидало его и за месяц до смерти:

   — Я создам сказочный дворец в мавританском вкусе; в саду я поставлю бюсты великих писателей и Торвальдсена; окружённый ими, я буду сидеть и сочинять.

Сказав это, он укладывал свой дорожный чемодан: костюм, две сотни визитных карточек...

Он хотел построить свою виллу, развести свой сад, посадить свои розы...

По обыкновению, хозяйка виллы друзей приносила ему утром свежую розу... Он держал её в руках и любовался этим Божьим творением... Андерсен целовал цветок, точно дитя, тихо пожимал пальцы хозяйки:

— Благодарю, да благословит вас Бог. Вы так добры, так беспримерно добры ко мне.

В среду, утром 4 августа, он умер, не проснувшись, с розой в руке. Так умирают сказочники...

Роза у его постели осыпалась — ей тоже больше нечего было делать на этой земле...

Розы шли за ним в траурной процессии, и от страшного горя с них облетали лепестки...

Его хоронил весь Копенгаген, присутствовала королевская семья, послы... Но главные его читатели, дети, знают, что сказочники не умирают...

Он писал и для взрослых, и для детей, но впервые мы знакомимся с ним в детстве. В раннем возрасте его знают и читают едва ли не все, повзрослев, мы перечитываем его далеко не всегда...

Неживой Андерсен утопал в розах — последней дани Дании...

Его вечная весна — его сказки...

Давно пора в Москве поставить памятник Гансу Христиану Андерсену за заслуги перед человечеством и его лучшими представителями — детьми...

И пусть в руке его будет белая роза...

Он много путешествовал, три десятка раз выезжал за пределы Дании — травимый, одинокий, но в России побывать не смог... Он довольно хорошо знал русскую литературу, хранил автограф гениального Пушкина.

Россия немыслима уже без его сказок. Трудно найти писателя, не испытавшего его влияния. Из прошлого века до Андрея Платонова тянется его нить в русской литературе... Для меня он самый русский сказочник...

Когда я бродил в августе 1996 года по равнодушно-гостеприимным улицам Копенгагена, розы улыбались мне... Цветы, розы — в Дании повсюду... В одном дворе я видел, как мусорные ящики окружены розами — датчане любят и ценят красоту... Эти бесконечные цветы Дании — тёплые кусочки солнца... И даже в русском посольстве в Копенгагене царствуют розы. Они же президентствуют и рядом, в американском посольстве... Как хорошо, что у роз — один язык. Это они, розы, сделали возможным мир на планете — люди ошибочно думают, что это они сами разоружается: они делают это благодаря розам...

На одной из улочек я встретил Андерсена — в котелке, с улыбкой розы на устах. За ним бежали мальчишки и кричали:

   — Орангутанг! Орангутанг!! Орангутанг!!!

Шёл конец второго тысячелетия.

Да, он был похож на орангутанга... И — что???

И я вспомнил Антона Чехова: в Ялте на своём каменистом участке он сажал розы. Чехов любил Ганса Христиана Андерсена — и лучшее его издание — четырёхтомник в переводах А. и П. Ганзен Антон Павлович подарил Таганрогской библиотеке, городу своего детства. Этот четырёхтомник до сих пор лучшее за пределами Дании издание Ганса Христиана Андерсена. Я перечитываю его чаще других книг... В последнее время — чаще Чехова. Ибо — как это ни странно — в сказках Андерсена весь Чехов: и дядя Ваня и три сестры...

И за моим любимым Чеховым бежали злые ялтинские мальчишки и нагло кричали ему вслед:

   — Чешка! Чешка!!! Чешка!!!

Я отогнал мальчишек от Андерсена, и он подарил мне свою улыбку... Но я не мог сказать ни слова... Я растерялся. В подарок за молчание я получил розу.

Её тонким стволиком я и написал эту странную книгу...

— Здравствуйте, Ганс Христиан Андерсен! Я принёс вам розы...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.