Глава первая КОРОТКОЕ ДЕТСТВО

Глава первая КОРОТКОЕ ДЕТСТВО

10 декабря 1918 года в семье Екатерины и Владимира Тарасовых в Москве родился мальчик, которого родители назвали Анатолием. Он мог бы стать третьим ребенком в семье, но двое первых прожили совсем немного и умерли в младенчестве.

Владимир Тарасов был ломовым извозчиком, здоровье имел отменное. Екатерина Харитоновна превосходно шила. Происхождения она была простого, но отличалась утонченным вкусом и умением «всё сделать красиво». Среди ее постоянных клиенток некоторое время была известная актриса немого кино Вера Холодная. Согласно легенде Екатерина Тарасова сшила для Холодной, исполнявшей роль Ланиной в фильме Петра Чардынина «У камина», два-три платья.

Екатерина Харитоновна прожила долго и умерла в 1975 году. Ее кончина стала большим потрясением для Анатолия Владимировича. Он всегда гордился матерью, называл ее «Харитонной». По свидетельству супруги Тарасова Нины Григорьевны, мать была единственным человеком, способным повлиять на него: «Очень с ним строго держалась, могла приструнить. И характер у нее был, дай Боже, — властная женщина».

Об отце, одно время после революции занимавшемся бухгалтерским делом, известно мало. «Семейная история, — пишет друг Анатолия Владимировича выдающийся офтальмолог Владимир Акопян, — оставляет без ясного ответа вопрос о судьбе отца». В конце 20-х годов он «ушел по этапу» и уже никогда больше не возвращался. Внук Анатолия Владимировича Алексей Тарасов тоже не имеет о прадеде никакой информации: «Факт лишь, что они с прабабушкой внезапно разошлись, разошлись со страстями, и он был, очевидно, из жизни вычеркнут».

Произошло это, судя по всему, в 1927 году. К тому времени у Анатолия появился младший брат Юрий, родившийся 8 июня 1923 года. Екатерине Харитоновне выпала трудная доля: воспитание двух мальчишек. Она, прежде занимавшаяся в основном домашними делами, пошла работать на фабрику «Красная оборона»: надо было кормить семью, ставить Толю и Юру на ноги.

Детство у братьев Тарасовых, как и у многих их сверстников, было трудным. «Помню, — рассказывал Анатолий Владимирович, — когда выезжали по Савеловской дороге, обязательно брали с собой лукошко. Собирали грибы, ягоды, ландыши… Все это продавали, а вырученные деньги до копеечки отдавали маме».

Отправлялись братья в лес и за птицами. Ловили синиц, чижей, чечеток; в районе станции Лианозово — снегирей; в Марьиной роще — грачей; неподалеку от дома, на окраинной полянке Петровского парка, — снегирей и дроздов. Ловили птиц на специальных «точках». «Точка» представляла собой небольшое место, на котором ребята размещали приманок — обычно самку снегиря. Рядом, под сетью, рассыпали рябину или семена ясеня. Как только птицы слетались на «точку», мальчишки накрывали их сетью. Когда удавалось поймать много птиц, часть из них продавали на птичьем базаре возле Белорусского вокзала.

Одно время Толя и Юра принялись разводить кроликов. Сарая во дворе не было, живность держали в чулане. Запах, понятно, приятным назвать было нельзя, но соседи, зная, насколько трудно живут Тарасовы, не роптали. Кролики помогали: мясо мама готовила, а шкурки ребята продавали.

Екатерина Харитоновна, мастерица на все руки, готовила отменно. Кулинарный талант Анатолия Владимировича и его дочерей — Галины и Татьяны — от мамы. Патриотично и, нет сомнений, искренно упомянув в одном из интервью «школу и пионерию», Тарасов подчеркнул, что больше всего своим воспитанием обязан маме: «Она научила меня самому необходимому в жизни. Даже готовить. Стряпала она очень вкусно. Часто “из топора”. Да и вообще мама у нас с Юрой была мастерицей готовить из ничего».

Не было денег на покупку одежды. Екатерина Харитоновна кроила, штопала, перелицовывала, перешивала из старенького. Получалось — на загляденье. Благодаря маминым стараниям Толя и Юра всегда были одеты чистенько и аккуратно. Екатерина Харитоновна и потом всегда что-то собирала из кусочков, «одевала», вспоминала старшая дочь Анатолия Владимировича Галина, добавляя: «Кстати, первые Танины платья для фигурного катания шила тоже она».

Тарасов рассказывал, что в детстве не мечтал стать известным спортсменом или тем более профессиональным тренером. Спортсмены тогда не были столь популярными людьми, как в послевоенные годы, не говоря уже о днях сегодняшних. Жили Тарасовы на 2-й улице Бебеля, в районе нынешнего стадиона «Динамо». Петровский парк был тогда красивым лесом с большим прудом, и люди приходили сюда погулять и полюбоваться скользившими по глади водоема лебедями. По Масловке ходил трамвай, и маленький Толя Тарасов мечтал стать кондуктором. «Мне нравилась профессия мамы, — вспоминал Анатолий Владимирович. — Она работала швеей-мотористкой на фабрике “Красная оборона”». Ни отец Толи, ни мама никакого отношения к спорту не имели, и Тарасов, став уже тренером, задавался вопросом: от кого же он «унаследовал гены, хранящие предрасположенность к спорту».

Спорт был страстным увлечением братьев. Особенно — футбол и русский хоккей, то есть хоккей с мячом. В футбол мальчишки играли до занятий в школе, на переменах, иногда и после уроков. Место для игры, правда, было неудобное. Школа располагалась в тесном Петровско-Разумовском проезде, рядом находилась небольшая церковь, и прихожане неодобрительно поглядывали на резвившихся с мячом мальчуганов.

Тарасов говорил, что и на склоне лет помнил свою первую учительницу, Веру Ивановну — «ее аккуратно причесанные светлые и пышные волосы, блузку с жабо, черную юбку». С учениками она была в меру строга, но строгость эта «не была самоцелью — просто наша учительница стремилась к тому, чтобы и в те нелегкие времена мы стали людьми образованными и честными». Вера Ивановна на всю жизнь привила Тарасову вкус к литературе, любовь к Пушкину, Чехову, Горькому, Маяковскому.

К спорту учительница не имела никакого отношения, но Тарасов был убежден в том, что она оказала влияние и на его спортивную жизнь. Перерывы между уроками дети проводили на воздухе. Летом — футбол, зимой — хоккей с мячом. Многие без коньков — о коньках, да еще с ботинками, в те годы можно было только мечтать. Вера Ивановна присматривала за ребятами со стороны. Однажды она сказала Толе: «Играешь ты с азартом — это хорошо. Но азарт застит тебе глаза — это уже плохо. Ведь и в игре, наверное, в первую очередь думать нужно…» «И все годы в спорте, — говорил Тарасов, — я совет своей учительницы старался не забывать».

На одном хоккейном тренерском семинаре в середине 60-х годов разгорелся спор о том, сколько тренировок в день следует проводить во время подготовительного периода — две или три? «Мы, — с улыбкой поведал коллегам Тарасов, — будучи мальчишками, лет сорок назад сделали “открытие”, играя в футбол или — зимой — в хоккей с утра до вечера: только три».

О многоразовых тренировках в своих командах Тарасов говорил, что они «родом из детства», из 20-30-х годов, когда зимой на больших переменах они обязательно играли в хоккей, а после школы бежали на общественный каток или, быстро прикрутив коньки к валенкам, скользили по обледенелым мостовым. «Подсчитать бы, — прикидывал Тарасов, — сколько же мы проводили на льду времени! Наверное, не менее шести-семи часов в день. Во всяком случае, на катках, на замерзших прудах катались допоздна. Сами не уходили. Нас прогоняли дворники или уводили за руку потерявшие терпение родители».

Рассказывал Тарасов и о безотказном способе знакомства с девушками на катке. Кто-нибудь из ребят, будто бы случайно, толкал девушку, и, когда та уже думала, что падение неизбежно, «один из нас тут же подхватывал ее, увозил в сторону и сажал на скамейку. Кто из девчат в такой ситуации отказывался завязать знакомство со своим спасителем?».

У ребят была тогда своя команда. Ей дали название по имени улицы — «2-я улица Бебеля». Толя Тарасов играл нападающим. Постоянным состав держать не удавалось. «Иногда, — вспоминал Анатолий Владимирович, — нас было только трое — два брата Власовы и я — ветераны и костяк команды, а иногда и одиннадцать. Все определялось условиями матча и количеством уроков, заданных на завтра».

В 1928 году в Москве проводили первую Всесоюзную спартакиаду. На нее пригласили рабочие команды из-за рубежа. Футболисты играли на двух стадионах — том, который впоследствии стали называть стадионом Юных пионеров («Сюпке», как тогда говорили; именно там начинала заниматься потом фигурным катанием Таня Тарасова), или «Динамо». Щуплые мальчишки с легкостью «просачивались» между прутьями металлической ограды.

Однажды Толя заранее пробрался на «пионерский» стадион на матч советской команды с датчанами. Интерес к игре был огромный. Рано утром, только светало, он спрятался под трибуной и промучился там весь день. «Голод терзал меня, — рассказывал он спустя десятилетия, — а бутерброд взять я не сообразил. Цель моя была уже близка — вот-вот, по моим расчетам, должна была начаться игра. И тут я совершил непоправимую ошибку. Услышав голоса, я подумал, что трибуны уже заполнены, и поспешил выскочить из укрытия, чтобы занять место. Но голоса принадлежали милиционерам, совершавшим обход трибун. Они выдворили меня со стадиона. Слезы не помогли. Это было несправедливо. Все-таки им следовало понять чувства мальчишки». Обиду ту Тарасов запомнил на всю жизнь. И при первой же возможности проводил на матчи с участием ЦСКА детей и подростков.

Тарасов всегда говорил, что в детстве ему повезло. Например, в двенадцатилетнем возрасте он записался в детско-юношескую школу московского «Динамо». И очутился «в раю»: и настоящий тренер, и продуманность и увлекательность тренировок, и — главное — настоящая форма! «Это казалось сказкой, хрупкой мечтой, сном. Может быть, поэтому я до сих пор, — писал Тарасов в 1974 году, — храню динамовские футболку и гетры. Нам их предоставляли на вечное пользование. Тренеры, руководители школы были предельно внимательны к нам. Они ходили в школы, в которых мы учились, знали, где и как мы живем, искренне интересовались всеми нашими делами и житьем-бытьем. Конечно, тогда я не понимал, что взрослые беспокоятся о том, чтобы стали мальчишки не только хорошими футболистами и хоккеистами, но и хорошими, настоящими людьми».

В динамовской школе ребятам время от времени выдавали талоны на питание. На три рубля. («Знаешь, что это такое? — вопрошал Тарасов журналиста Геннадия Орлова, бравшего у тренера интервью для прозвучавшего в начале 90-х телефильма «Хоккей Анатолия Тарасова». — Это двадцать бутербродов можно было принести маме!») Иногда Толя отоваривал талоны не бутербродами, а пирожными — наполеоном или эклерами — и угощал маму.

Как знать, быть может, воспоминания о том периоде своего детства натолкнули Анатолия Владимировича в 1964 году на мысль о создании беспрецедентного для всего мирового спорта турнира детских хоккейных команд под названием «Золотая шайба».

В 1936 году «юным динамовцем» стал и Юрий Тарасов, которого привел в секцию брат. Примерно в те же дни в общество «Юный динамовец» приняли Борю Кулагина. Ребята познакомились и подружились. И оставались близкими друзьями до трагической гибели Юрия Тарасова, летевшего с командой ВВС на хоккейный матч в том самом самолете, который разбился под Свердловском.

Юрия и Бориса в состав хоккейной (с мячом) команды поставили рядом: Тарасова определили левым полусредним, Кулагина — центральным нападающим. Таким дружным дуэтом они прошли все динамовские команды: детские двух возрастов, юношескую, а зимой 1940/41 года играли и за молодежный состав. «Анатолий Тарасов, — вспоминал Борис Кулагин, — был старше нас на шесть лет и выступал в то время во второй мужской команде, тоже преодолев все ступени динамовского клуба. Он благосклонно опекал нас, помогал, учил, но всегда с такой страстью, с такой жесткой требовательностью, что замечаний его, разборов нашей игры мы всегда ждали с трепетом».

Братья, внешне похожие, характером отличались. Юрий был мягче, приветливее, добрее. Борис Кулагин говорил потом: «Наша верная детская дружба душевно обогащала нас». Однажды во время знаменитого матча команды мастеров «Динамо» с футболистами Басконии они подавали мячи участникам встречи.

«Анатолий в свои семнадцать лет, когда я увидел его впервые, уже держался самостоятельно, — вспоминал Борис Павлович, — в суждениях был независим и категоричен, решительно высказывал их не только нам, мальчишкам, но и взрослым, опытным игрокам, и, честное слово, его и тогда слушать было фантастически интересно».

Зимой и летом по пятницам Юра и Борис после уроков мчались на «Динамо», где раз в неделю заседал тренерский совет, определявший составы всех клубных команд на очередной матч чемпионата Москвы по хоккею или футболу. Потом вывешивались списки. Мальчишки лихорадочно искали свои фамилии в самом низу, находили, успокаивались и начинали не спеша просматривать все составы и на самом верху «с благоговением» читали: Якушин, Трофимов, Коротков, Поставнин, Чернышев. И, рядом с ними, имя старшего брата: Тарасов…

Но всё это, конечно, произошло не сразу. Одно время футболом и хоккеем с динамовскими мальчишками занимался Александр Квасников, основной вратарь футбольной команды мастеров «Динамо». Потом с ними стал работать Александр Ремин. Тарасов играл сначала за команду мальчиков. Сыграв воскресным утром матч, оставался на стадионе на весь день — смотрел с приятелями игры команд других возрастов.

Анатолий стал капитаном команды мальчиков. Ребята сами, без тренеров выбрали его. О таком понятии, как «лидерские качества», никто из них не ведал — но ребята сразу почуяли в нем вожака, который не подведет и на которого можно положиться.

В те времена спартакиады школьников для всей страны еще не проводились. Устраивали пробные соревнования. Тарасов попал в сборную школьников Москвы по хоккею с мячом — вместе с динамовцами и ребятами из «Буревестника». Играли на том самом стадионе Юных пионеров. Жила московская команда в старенькой гостинице возле Киевского вокзала. Там же ребят и кормили три раза в день. Настоящие сборы! Они чувствовали себя истинными спортсменами, «горели энтузиазмом». Мальчишки с гордостью щеголяли в новенькой форме — красной с белой полосой на груди и эмблемой Москвы. К турнирным матчам относились как к главному событию в жизни. Готовы были тренироваться круглые сутки — с короткими перерывами на еду и отдых. Тренеры сдерживали их порыв. Однажды команда даже отказалась поехать на концерт, запланированный организаторами для всех участников. «Трата времени, — вспоминал Тарасов, — казалась нам неразумной».

Тарасов очень хорошо запомнил первые в его жизни крупные соревнования: «Это была первая сборная, к которой я имел непосредственное отношение. И потому еще все происходившее на СЮПе врезалось в память, что мы выиграли и я тогда впервые понял, что это такое — счастье победы».

В юношеские годы он не пропускал не только ни одного футбольного или хоккейного матча, но и старался бывать на тренировках команд, приезжавших заниматься на стадион Юных пионеров. Особенно нравилось ему наблюдать за занятиями «Пищевика», из которого вырос потом «Спартак».

Толе и в голову не приходило тогда вести записи увиденного. Его феноменальная память, однако, зафиксировала работу братьев Старостиных (особенно он восхищался Андреем, с которым затем не раз встречался на футбольных и хоккейных площадках и на тренерских перекрестках), игру «профессора футбола» Петра Исакова, удары по воротам Павла Канунникова… «Не мне одному, — вспоминал он, — хотелось увидеть его фантастический удар, молва о котором пришла к нам, мальчишкам, в виде легенды — мы настойчиво уверяли друг друга, что с правой ноги бить ему запрещали, так как он мог сломать штангу ворот или даже убить человека». Футбольная молва в 20-е годы прошлого века приписывала немыслимой силы удар и ленинградскому форварду Михаилу Бутусову.

Став известным тренером, Анатолий Владимирович рассказывал, что в детстве был влюблен и в динамовца Василия Павлова, которого называли тогда «королем голов». Импонировал Тарасову Михаил Якушин — «своей оригинальностью, неповторимостью, стремлением к постоянному творчеству, к поиску». «Михаил Иосифович, — писал Тарасов, — никогда, кажется мне, не тренировался и не играл сегодня так, как вчера».

«Никто не заставлял их работать так истово, самозабвенно, с такой страстностью и преданностью спорту, — оценивал впоследствии Тарасов увиденное. — Имея несколько часов свободного времени, они целиком посвящали свой отдых любимому увлечению. Была какая-то внутренняя организованность и на тренировках, и в отношении спортсменов в команде, был строгий, даже суровый, однако никем не навязанный порядок. Спортом занимались лишь фанатики, которым не нужны были душеспасительные беседы или выговоры».

Быть может, именно тогда, в юношеские годы, у Тарасова и отложилось навсегда в сознании: неповторимость, разнообразие, самозабвенность, страстность, преданность, организованность, порядок — всё это должно быть поставлено во главу угла тренерской деятельности. Спустя годы он говорил своим подопечным: «Как бы вам тяжело ни было, всё делайте весело, с улыбкой». Борис Михайлов, выдающийся капитан ЦСКА и сборной СССР, не кривит душой, когда признаётся, что шел на тарасовские тренировки, выдержать которые, казалось, было невозможно, как на праздник: «Я не знал, чем сегодня мы будем заниматься, чем завтра. Ежедневно Тарасов придумывал что-то новое. Не подлежавшими изменениям оставались только требовательность Тарасова, высокий уровень самоотдачи, строжайшая дисциплина при выполнении каждого упражнения».

С ранних лет для Толи возникла настоятельная необходимость помогать маме. В возрасте четырнадцати лет, окончив семь классов обычной школы, он поступил в фабрично-заводское училище имени Калинина завода № 32. Оно располагалось на 1-й Миусской улице. В ФЗУ, как говорится в свидетельстве за номером 49, «тов. Тарасов А. В. окончил полный курс производственного и теоретического обучения». Постановлением квалификационной комиссии от 25 ноября 1934 года, то есть за полмесяца до шестнадцатилетия, ему была присвоена квалификация 3-го разряда по специальности слесаря. Под этим документом первой стоит подпись начальника школы Малеча. 12 месяцев учебы, и Толю направили учеником слесаря на авиационный завод. В книге «Путь к себе» Тарасов заметил об этом периоде своей жизни, что ему повезло. Прежде всего тем, что он попал под наставничество прекрасного педагога, «человека строгого и к себе, и к людям, рабочего высокой квалификации» Василия Игнатьевича Агеева. Тарасов считал, и считал не без оснований, что многим обязан ему. Мастер исподволь приучал подопечных к жесткой дисциплине, не терпел разгильдяйства, на собственном примере показывал, как следует относиться к работе, как следует трудиться и как следует жить в коллективе. «С помощью Агеева, под его опекой я стал настоящим рабочим, — убежден Тарасов. — Мои дела пошли в гору. Мне присвоили третий рабочий разряд (в ФЗУ он получил третий ученический), потом — четвертый, пятый, хотя в ту пору мне не было и восемнадцати лет».

Тарасов любил возиться с инструментами. Ножовка, напильник, молоток, зубило, отвертка всегда были под рукой. До конца жизни он неплохо мастерил своими руками. Очень любил чертить и чертил с поразительной точностью.

Особенно тяжелой становилась работа на заводе в третьей декаде месяца, «авральной», как ее называли, когда приходилось оставаться допоздна. На заработки Тарасов не жаловался. Жить стало полегче. В день получки Анатолий всегда покупал на обед шесть винегретов («бесподобной вкусноты!» — вспоминал он), в обычные дни позволял себе парочку. О разносолах даже не думал. Зарплату отдавал Екатерине Харитоновне. Себе оставлял копейки — на кино. «Фильм “Путевка в жизнь”, — можно обнаружить в записях Тарасова, — пересмотрел раз десять. И всегда с интересом».

Появилась возможность и продолжить учебу. Вариантов для этого было много. Его друг Володя Кочетков уговаривал пойти учиться на электрика. Любовь к спорту — Тарасов и во время учебы в ФЗУ, и во время работы на авиазаводе продолжал играть в футбол и хоккей — пересилила. В августе 1937 года восемнадцатилетний Анатолий Тарасов поступил в Высшую школу тренеров Центрального института физической культуры. Выбор этот в жизни Тарасова стал судьбоносным.

Поначалу, даже обучаясь в ВШТ, Тарасов и не думал о том, чтобы всерьез учить других, приняв на себя тренерские обязанности. Ему просто хотелось расширить познания в футболе и хоккее, стать, как он говорил, «достойным партнером или соперником» своих кумиров.

В институте были неплохие футбольная и хоккейная команды. В чемпионате Москвы они успешно играли против популярных клубов. Тарасов спустя годы признавался, что именно в институтских командах он «приобрел интерес к творческому построению матча и — что более важно — тренировки, научился контролировать и анализировать свои игровые решения, отношение к учебным занятиям, научился думать и искать, понимать спорт».

Сокурсники Тарасова перед каждым матчем и каждой тренировкой устраивали, как сейчас бы выразились, «мозговой штурм». Фонтанировали идеями, предлагали тактические варианты на игры и старались аргументированно защищать свои предложения, придумывали самые невероятные упражнения для занятий, в дискуссиях приходили к единому знаменателю, отсекая всё лишнее, и потом, на поле, старательно исполняли задуманное.

Учеба заставила Тарасова уйти с завода. Семье вновь стало сложно сводить концы с концами. «А я ведь, — вспоминал Тарасов, — должен был думать и о младшем брате». Друзья посоветовали ему в 1938 году совмещать учебу с тренерской работой и помогли найти место для приложения творческих сил — Загорскую рабочую футбольную команду. Именно с нее берет свое начало тренерская деятельность Анатолия Владимировича Тарасова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.