Владимир Иванович Штейнгель (1783-1862)

Владимир Иванович Штейнгель (1783-1862)

Владимир Иванович Штейнгель

Владимир Иванович Штейнгель принадлежал к старшему поколению декабристов, у которых ко времени вступления в тайное общество за плечами был большой жизненный опыт. Он, как и С. Г. Волкопский, С. П. Трубецкой, Г. С. Батеньков, Ф. Н. Глинка и многие другие декабристы, участвовал в изгнании наполеоновских войск из России и мог с гордостью сказать: "Мы дети 1812 года".

Близко знавшие Штейнгеля ценили его как "человека истинно просвещенного, честного, благородного, друга человечества, поборника правды, и в несчастную пору своей жизни (каторга и ссылка) не угасившего прекрасных свойств своей души"1. М. А. Бестужев писал в своих воспоминаниях: "Поведение его перед тайным судом было не только безукоризненно, но и высоко оригинально по резкости ответов. Он и Торсон,: может, более всех подсудимых высказали самодержавному владыке самые горькие истины. На вопросный пункт "Что побудило Вас вступить в тайное общество?" он поместил между множеством причин такой отвратительно верный портрет нравственности того человека, который принимал скипетр для управления 60 миллионами, что члены суда упрашивали его переписать ответы, давая ему знать, что их будет читать сам государь.

1 (Моск. ведомости. 1862. № 218. С. 1745.)

"Тем лучше,- отвечал он,- пусть он посмотрится в это зеркало. А я,- прибавил, повторяя слова Пилата,- еже написах, написах""1. За свою правдивость и несгибаемость он, по словам М. А. Бестужева, заплатил "лишними двумя-тремя годами каторжной работы".

1 (Воспоминания Бестужевых. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. С. 335.)

Сказанное подтверждают и материалы следственного комитета: "С какого времени и откуда Вы заимствовали свободный образ мыслей, т. е. от сообщества ли или внушений других (лиц), или от чтения книг или сочинений в рукописях и каких именно? Кто способствовал укоренению в вас сих мыслей?"

По словам Штейнгеля, чтобы ответить на этот вопрос совершенно удовлетворительным образом, ему пришлось бы написать обширную диссертацию на тему ",,0 влиянии на образ мыслей того времени, которое протекало от последних дней Екатерины Великой до кончины Александра Первого", но это значило бы представить комитету такие вещи, которые мудрым мужам, оный составляющим, должны быть гораздо известнее, чем мне..."1

1 (Восстание декабристов, М.: Наука, 1984. Т. 14. С. 172.)

Первым, кто оказал влияние на свободный образ мыслей Штейнгеля, был камчатский генерал П. И. Кошелев, с которым он еще в детстве был дружен. Вторым был назван действительный камергер Н. П. Резанов, возглавлявший русское посольство в Японии.

Затем декабрист упомянул "весьма почтенного генерала" Бегичева, под начальством которого он служил в петербургском ополчении в Отечественную войну 1812 г. и который с большим доверием и лаской относился к нему, "как то и письма свидетельствовать могут"1.

1 (Восстание декабристов. М.: Наука, 1984. Т. 14. С. 176-177.)

Таким образом, Штейнгель не без сарказма дает понять членам следственного комитета, что зерна свободомыслия заронили в его душу герои, патриоты, наконец, высшие сановники, готовые жертвовать своей жизнью во благо своего Отечества.

На вопрос о том, чтение каких книг оказало влия-пие на развитие свободолюбивых идей, Штейнгель с гордостью отвечал: "Двадцать семь лет я упражнялся и упражняюсь в беспрестанном чтении: я читал Княжнина "Вадима", даже печатный экземпляр Радищева "Поездка в Москву", сочинения Фонвизина, Вольтера, Руссо, Гельвеция, Попе, Парни, Грекура, Пиго-Леброна и прочих". Далее декабрист отмечал, что он изучил множество произведений "потаенной" литературы, в том числе сочинения Пушкина и Грибоедова, но, чтобы не поставить под удар великих поэтов России, он подчеркивал, что эти "мелочи игривого ума" не оказали на него никакого влияния и даже впечатления, кроме "минутной забавы".

"Я,- продолжал декабрист,- увлекался более теми сочинениями, в которых представлялись ясно и смело истины, неведение коих было многих зол для человечества причиною. По совести сказать должен, что ничто не озарило ума моего, как прилежное чтение истории с размышлением и соображением. Одни сто лет от Петра Великого до Александра I сколько содержат в себе поучительных событий к утверждению в том, что называется свободомыслием! Заключаю ответ мой удостоверением комитета, что никто особенно не способствовал укоренению сих мыслей, но единственно чтение, размышление, опыт и логическое соображение вещей. К несчастью, по свойству сердца моего и души я не лицемер"1.

1 (Восстание декабристов. М.: Наука, 1984. Т. 14. С. 177.)

И, уже подписав свои показания, Штейнгель затем сделал добавление, что он упражнялся немало и в чтении естественноисторической литературы, изучал памятники литературы Древней Руси, и в особенности древние произведения Новгорода Великого.

Интерес к естественным наукам привил ему отец, Иоганн Штейнгель. Он получил образование в Лейпциг-ском университете. "Сверх познаний в правах, история и словесности он знал отлично металлургию, химию и физику. Металлургия и химия имели впоследствии великое влияние на обстоятельства жизни его"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля // Мемуары декабристов. Северное общество/Сост., общ. ред., вступ. ст. и коммент, В. А. Федорова. М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 149.)

Иоганну Штейнгелю было немногим более 20 лет, когда он покинул Пруссию. В 1771 г. был принят на службу в Астраханский карабинерный полк, в котором с отличием и храбростью сражался в 1772-1774 гг. против турок. Затем он служил в Пермской губернии. В 1781 г., находясь в Екатеринбурге, он встретил купеческую дочь В. М. Разумову и вскоре тайно с пей обвенчался. 13 апреля 1783 г. у них родился сын Владимир.

Еще грудным младенцем он совершил свое первое путешествие по Сибири, из Обвы, где его отец служил капитан-исправником, до Иркутска, а в начале мая следующего года его увезли дальше на восток, поскольку отец был назначен капитан-исправником Нижнекамчатского округа. Декабрист вспоминал впоследствии: "По Охотской дороге, по коей надобно было проехать 1014 верст, меня везла матушка около себя в берестяном коробе, обыкновенно там тунтаем именуемом, который в таком случае привязывался с боку к седлу, и на нем делается сверху лучка для прикрытия покрывалом от оводов и мошек, коих там бездна. Всем-то экипаже отец ваш, милые мои дети, по первому году от рождения путешествовал по одной из самых труднейших дорог, какие есть в свете"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля // Мемуары декабристов. Северное общество/Сост., общ. ред., вступ. ст. и коммент, В. А. Федорова. М.: Изд-во МГУ, 1981. С. 155.)

Почти три месяца продолжался переезд до Охотска по летнику, проходившему через топи, горы, леса. Затем на утлом суденышке все семейство переправилось сначала в Большерецк, затем в Петропавловск, основанный Второй камчатской экспедицией Витуса Беринга.

Владимир Штейнгель ребенком запомнил приход в Петропавловскую гавань кораблей знаменитого французского путешественника Жана Лаперуза, который через год вместе со всеми своими спутниками погиб у Соломоновых островов, и встречу с участниками Северо-Восточной экспедиции И. И. Биллингса, в частности с вице-адмиралом Г. А. Сарычевым. Но, пожалуй, самое яркое впечатление на мальчика произвело многолетнее и тесное общение с первопроходцами - простыми русскими людьми. Впоследствии он опубликовал "Заметки старика", в основном посвященные начальному периоду деятельности русских промышленников на севере Тихого океана, которые на утлых шитиках ходили на Командоры, Алеутские и даже Сандвичевы острова.

Эти плавания Штейнгель расценивал как целую эпоху в познании и освоении островов северной части Тихого океана и северо-западных берегов Америки, на которые русские ступили первыми и первые их картировали. "За всем тем,- писал Штейнгель,- смелые предприимчивые промышленники на таких судах и с такими кормчими, говоря словами Ломоносова, более дерзостью, нежели счастьем, предводимые, вступали в обладание океана и ярых ветров. Оставляя за собою туманное море Охотское, они пробирались по грядам островов Курильских и Алеутских и производили промыслы"1.

1 (Сев. пчела. 1861. № 71. С. 81.)

Зимой 1790 г. семья Штейнгелей переехала в Тагильскую крепость. "Тут в ожидании лета отдали меня учиться читать часослов и псалтырь к безграмотному дьячку, который казался мне тогда великим мудрецом,- вспоминал Штейнгель.- И между тем я резвился с простыми казачьими и камчадальскими ребятишками, перенимая их наречия и навыки"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 160.)

Летом 1790 г. на судне Г. И. Шелихова, одного из будущих основателей Российско-Американской компании, семья Штейнгелей отправилась с берегов Камчатки в Охотск, Плавание продолжалось очень долго. Вышли запасы продуктов. Почти по осталось воды. Путешественники терпели голод и жажду. Не доходя 20 миль до Охотска, судно попало в полосу мертвого штиля. Тогда Иоганн Штейнгель со всей семьей высадился на дикий берег и отправился пешком в Охотск, но вскоре речка Мариканка преградила путь. Долго искали брод и, не найдя его, смертельно усталые заночевали на ее берегу. Утром, на рассвете, они были разбужены громкими голосами. "Радость была неописанная", когда путешественники узнали, что Шелихов прислал байдару с запасом булок, сахара и чая. Путешественники в тот же день добрались до конечной цели своего похода.

В Охотске наняли лошадей, изготовили вьюки для дальней дороги и в солнечный погожий день отправились в Якутск в сопровождении двух якутов и одного казака. Путешествовали без особых приключений. Только однажды лошадь, на которой ехал Володя, увязла передними ногами в тине и сбросила с себя незадачливого седока. "Она,- вспоминал Штейнгель,- задела мне копытом рот, не тронув, впрочем, зубов. Однако от удара рот мой сильно опух и покривился на левую сторону, и я с неделю был криворотым. Ни от чего я так не плакал потом, как от воображения, что навсегда таким останусь. Можно представить, в каком положении было сердце матери и отца, пока они видели меня в грязи подле ног бьющейся лошади. Проворству казака и якутов единственно я обязан спасением"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 163.)

По дороге из Якутска на запад Владимир Штейнгель переболел оспой. В Иркутске начал учиться. За неимением средств на домашнее образование будущий декабрист почти целый год занимался в губернской школе. Следует заметить, что семья Штейнгелей постоянно бедствовала, невзгоды и неудачи все время преследовали отца.

В конце концов родители решили определить сына в закрытое учебное заведение. Мальчик тяжело переживал разлуку и только позже смог оценить, что сделали для него мать и отец, отправив учиться в Петербург. Сначала хотели было устроить Володю в "артиллерийский корпус, но в том не успели", затем остановились па Морском кадетском корпусе в Кронштадте, хотя ребенок не испытывал большого желания стать морским офицером. Дело в том, что, когда проезжали через Москву, кто-то рассказал о приволье кадет сухопутного корпуса и "воспламенил юную мою голову в пользу сего корпуса". Штейнгель признавался: "Мне страшно хотелось быть армейским".

Итак, 14 августа 1792 г. Штейнгель стал воспитанником Морского кадетского корпуса. "Содержание кадет,- вспоминал декабрист,- было самое бедное. Многие были оборваны и босы. Учителя все кой-какие бедняки и частию пьяницы... В ученье не было никакой методы... О словесности и других изящных науках вообще не помышляли. Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 174.)

Правда, Штейнгелю с учителями и наставниками повезло. Они обратили внимание на выдающиеся способности кадета в точных науках и всячески поощряли его увлечение навигацией, астрономией, математикой. 9 мая 1795 г. ему было присвоено звание гардемарина. Еще более повезло с товарищами. "На учебную скамейку сел рядом с Беллинсгаузеном",- писал впоследствии Штейнгель1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 156.)

В 1796 г. Морской кадетский корпус перевели из Кронштадта в Петербург. Впоследствии в показаниях следственному комитету Штейнгель писал, что исповедуемые "им либеральные идеи не имели корней ни в казенном образовании, ни в 11-летней службе во флоте в такое еще время, когда соблюдалась самая строжайшая субординация даже в частном обращении"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 181.)

О последних двух годах учения в Морском корпусе у Штейнгеля, который сидел рядом с будущим первооткрывателем Антарктиды Ф. Ф. Беллинсгаузеном, остались самые светлые воспоминания. С особым усердием он занимался высшей математикой и изучал теорию кораблевождения. "Преподавателем,- вспоминал декабрист,- был незабвенный кротостию и добротою Платон Яковлевич Гамалея, у которого самый строгий выговор заключался в словах: "Экой ты, братец, печатной". Я у него был первым по классу и после старших унтер-офицеров первым вышел и по выпуску"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 181.)

Гамалея воспитал целую плеяду моряков, которые связали свою судьбу с движением декабристов. По словам Штейнгеля, выдающийся ученый Гамалея неусыпными трудами своими в образовании воспитанников Морского кадетского корпуса и своими сочинениями оказал русскому флоту незабвенные услуги. "Рвение его в сих благонамеренных подвигах было столь велико, что он, преждевременно потеряв свое здоровье, принужден был удалиться в уединение, но он и в оном не мог уже возвратить потерянных сил своих. Вскоре смерть похитила его ко всеобщему сожалению всех тех, коим известны были его добродетели, его ум и его глубокие по части высшей математики познания... Русский флот в позднейшие времена с благодарностью и удивлением будет произносить его имя. Сколько же почитать должны память его те, которые, подобно мне, имели счастье пользоваться изустными его наставлениями"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт полного исследования начал и правил хронологического и месяцесловного счисления старого и нового стиля. СПб., 1819. С. 8-9.)

Окончив в 1799 г. Морской корпус, Штейнгель плавал мичманом на судах Балтийского флота, посетил Голландию и Англию. Все свободное время он отдавал самообразованию, а спустя много лет на вопрос членов следственного комитета отвечал так: "Первоначальный предмет мой был - науки, до мореплавания относящиеся, ни о каких других предметах, даже о русской словесности, я не имел понятия, но с самой юности чувствовал жадность к приобретению познаний и потому читал все, что только ни попадалось"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 176.)

В 1803 г. Россия отправила первую экспедицию вокруг света на кораблях "Надежда" и "Нева", которыми командовали опытнейшие моряки Иван Федорович Крузенштерн и Юрий Федорович Лисянский. На "Надежде", которая уже побывала на Камчатке и в Нагасаки, где велись переговоры об установлении дипломатических и торговых отношений между Россией и Японией, находился близкий товарищ Штейнгеля по кадетскому корпусу Ф. Ф. Беллинсгаузен.

"В 1805 году,- вспоминал Штейнгель,- мне был вверен новый транспорт "Охотск" и предписано доставить в Петропавловскую гавань провизию для корвета "Надежда", долженствующего возвратиться из Японии. Вместе с тем посылались и депеши к капитану Крузенштерну со вручением ему первого ордена Св. Анны 2-й степени. В этот раз я был самым радостным вестником, как об этом упомянуто и в путешествии Крузенштерна..."1

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 183.)

В "Записках старика" декабрист снова возвращается к встрече с участниками Первой русской кругосветной экспедиции: "Меня приняли с отверзтыми объятиями как самого приятного вестника. Сверх того, я нашел тут, как говорится, однокашника по учению и гардемаринству Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена, впоследствии знаменитого мореплавателя к Южному полярному кругу и адмирала"1. А в письме своему другу М. А. Бестужеву Штейнгель писал 29 января 1859 г.: "Да, вообрази, в бумагах у детей нашлось письмо ко мне от Крузенштерна в 1811 году, в котором хвалит мои мысли о Камчатке и благодарит за них, уведомляя, что участь местных жителей будет облегчена. Я это принял как аттестат с того света"2.

1 (Сев. пчела. 1861. № 71. С. 282.)

2 (Штейнгель В. И. Записки, письма. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1985. С. 432.)

На возвратном пути из Петропавловска в Охотск судно Штейнгеля попало в жестокий шторм, который длился долгих 17 суток. "Охотск" благополучно миновал первый Курильский пролив. Охотское море встретило моряков неистовым северо-западным ветром со снегом. Штейнгель решил искать убежище в реке Воровской, в которую казенные суда никогда не заходили. Штейнгель, благополучно пройдя через бар реки, остался на зимовку вблизи небольшого острожка, состоявшего из 12 изб. С наступлением зимы Штейнгель отправил доверенные ему депеши Крузенштерна в Охотск. В навигацию следующего года Штейнгель возвратился в Охотск.

На несколько лет он задержался в Иркутске, где представил гражданскому губернатору Н. И. Трескину обстоятельную записку о Камчатке. "Доставленные мною сведения,-вспоминал Штейнгель,- понравились и доставили мне свободный доступ в кабинет его превосходительства. В губернии, и еще Сибирской, это имеет свое значение... Несмотря на мое мичманское ничтожество, мне удалось, однако же, привесть Иркутское адмиралтейство и команду в совершенно новый вид... Это обратило на меня общее внимание"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 188.)

Затем Штейнгель обследовал все Забайкалье, не подозревая, что через два десятилетия оно станет местом его заточения. Он побывал в Приморском крае, результатом знакомства с которым явился один из важных географических проектов. "Мысль об Амуре,- писал Штейнгель М. А. Бестужеву 10 мая 1849 г.,- занимала меня с 1809 года, когда я в первый раз увидел Ингоду и Шилку. В 14-м году я говорил с Николаем Семеновичем Мордвиновым, и он не противоречил мнению моему о возможности предварительной экспедиции на Амур... для описи его, и особенно устья"1.

1 (Штейнгель В. И. Записки, письма. с. 273.)

Он побывал на Амуре. В Кяхте в доме директора местной таможни действительного статского советника Вонифатьева Штейнгель встретился со своей будущей женой. Предложение Владимира Ивановича было принято, однако тесть поставил одно условие: зять должен оставить морскую службу. Штейнгель отправился в Петербург и в 1810 г. получил в чине капитан-лейтенанта отставку "за болезнью". Сибирский генерал-губернатор И. Б. Пестель (отец декабриста П. И. Пестеля) определил Штейнгеля своим чиновником по особым поручениям и отправил в Сибирь за невестой.

"В конце 1811 года,- вспоминал Штейнгель,- великолепная комета, наводившая тревожное ожидание на все умы, светила на северо-западе. Безотчетные страхи оправдались войной ужасною"1. Как только весть о вторжении наполеоновских войск в Россию дошла до Петербурга, Штейнгель оставил службу в Министерстве внутренних дел и "явился в ряды защитников Отечества". В чине штаб-офицера он в составе 4-й дружины петербургского ополчения участвовал в Отечественной войне 1812 г. и в заграничном походе, о чем впоследствии рассказал в книге "Записки о С.-Петербургском.ополчении". За боевые подвиги под Полоцком и Чашниками на реке Березине награжден орденом Св. Анны 2-й степени и двумя орденами Св. Владимира 4-й степени с бантом.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 189.)

Штейнгель участвовал и в так называемой битве пародов. 22 октября 1813 г. он писал Ф. В. Мошкову: "Спешу Вас поздравить с победою у Лейпцига, которою, кажется, несомненно судьба Европы решена и свобода ее достоверна. Слава... непобедимым россам"1.

1 (Штейнгель В. И. Записки, письма. С. 183.)

По возвращении из заграничного похода в Россию Штейнгеля назначили адъютантом и правителем военных и гражданских дел канцелярии московского главнокомандующего и генерал-губернатора А. П. Тормасова. Много сил и времени будущий декабрист отдавал составлению плана застройки сожженной Москвы и правил вспоможения разоренным жителям. Эти документы без значительных изменений были утверждены русским правительством, и Штейнгель сразу же взялся за их исполнение. К восстановлению Москвы он привлек выдающихся архитекторов Ф. К. Соколова, О. И. Бове, А. А. Бетанкура. "Москва,- писал Штейнгель,- быстро возникала из пепла и украшалась лучше прежнего. Кремль возобновился во всем величии... Иван Великий снова закрасовался своей главою, к колоколу его прибавили 500 пудов. Никольская башня, на которой так чудесно сохранился образ святителя и чудотворца Николая, возобновлена с некоторою переделкою"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 195.)

"Деятельность Штейнгеля в Москве продолжалась только четыре года,- писала газета "Московские ведомости" 25 сентября 1862 г.- Она была помехой ворам, грабителям и казнокрадам"1. У него появились недоброжелатели. Среди последних был обер-полицмейстер Москвы. Видя, что главнокомандующий Москвой им недоволен, Штейнгель подал в отставку. Его очернили перед высшими чиновниками. По указанию Александра I его не принимали на государственную службу.

1 (Моск. ведомости. 1862. 25 сент., № 209.)

"Я не остался без дела,- вспоминал Штейнгель,- занялся сочинением "Опыта о времясчислении", написал "Рассуждения о наказаниях"". Последняя записка свидетельствовала о глубоком возмущении будущего декабриста существовавшими в России телесными наказаниями. Она была направлена Штейнгелем председателю Тайного комитета А. А. Аракчееву, который сделал на ней пометку "читал", но не принял никаких доводов автора записки. Телесные наказания были сохранены, и благодушное намерение царского правительства "не только обратилось в ничто, но даже не помешало совершенно противному проявлению впоследствии"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 196.)

В 1819 г. в Петербурге был издан "Опыт полного исследования начал и правил хронологического и ме-сяцесловного счисления старого и нового стиля". По мнению советских ученых, этот капитальный труд Штейнгеля не утратил своего значения в наши дни и "во многом отвечает современным требованиям"1.

1 (Майстров Л. Е. Новаторский труд В. И. Штейнгеля по счислению и астрономии // Декабристы и русская культура. Л.: Наука, 1976. С. 348.)

Исследование включает три книги: 1. О времясчислении по солнцу; 2. О лунном времясчислении; 3. О счислениях пасхальных вообще. Книга состоит из 29 глав и небольшого предисловия, в котором автор рассматривает состояние разработки исследуемой проблемы как в Европе, так и в России. Примечательно, что Штейнгель начинает свой рассказ с оценки успехов просвещения в России. Это была излюбленная тема многих будущих декабристов, она нашла отражение в целом ряде их сочинений и в программных документах, включая устав Ученой республики.

"Успехи просвещения в любезном Отечестве нашем,- отмечал В. И. Штейнгель в начале своей книги,- своею быстротою изумляют иностранцев современников. Любовь к наукам весьма приметно распространяется; охота к чтению усиливается; влечение к приобретению познаний делается всеобщею страстью"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 1.)

Штейнгель подчеркивал, что развитие торговых и политических связей требует перехода от старого к новому стилю, принятому в странах Европы и Америки. Исследователь поведал, как были введены юлианский и григорианский календари и как возникла разница в исчислении времени по старому и новому стилю, что, по его мнению, представляло интерес для публики, "любящей науки и просвещение".

Автор подчеркивал важное значение для разработки отдельных вопросов рассматриваемой проблемы "классического единственного на нашем языке в сем роде творения покойного Платона Яковлевича Гамалеи" по мореходной астрономии, навигации кораблевождения. Гамалея первым обратил внимание на необходимость полного хронологического месяцеслов-ного счисления старого и нового стиля.

Взявшись за решение этой сложной научной проблемы, Штейнгель старался сделать свое повествование доступным не только специалистам, но и широкому кругу читателей. "Чувствуя сам сухость избранного мною предмета,- писал Штейнгель,- я старался, сколько возможно, объяснения о разных установлениях и правилах времясчисления и Пасхами сделать завлекательными и, даже смею сказать, нескучными. Не упустив ни малейшего обстоятельства без ясного и точного истолкования, я не оставил ничего на догадку читателей, зная по опыту, что в подобных сочинениях неясность и краткость весьма затрудняют внимание читателей и бывают побуждением к невольному закрытию книги"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. XI-XII.)

Рассматривая историю календаря, Штейнгель отмечал, что времясчисление всегда было, как и ныне, двояким - "лунным и солнечным", причем у различных народов оно имеет свои особенности. Историю времясчисления Штейнгель разделил на три периода: первый - от "непроницаемого мрака" первобытности до юлианского летосчисления; второй - от юлианского календаря до введения григорианского стиля; третий - от реформ папы Григория XIII до нашего времени.

Рассмотрев историю времясчисления, Штейнгель ваключил, что "природа была кормилицею и вместе с тем первою во всем наставницею". Древний период безмятежности и тишины он именовал золотым веком. Первобытный человек относился к солнцу и луне как к божествам. Времясчисление, по мнению Штейнгеля, как раз и возникло из наблюдений человека над светилами, отсюда родились представления о сутках, неделях, месяцах, временах года, летнем и зимнем солнцестоянии. ""Луна народилась",- писал декабрист,- есть выражение столь же древнее, как и сам род человеческий"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 11.)

По словам Штейнгеля, первые наблюдения над солнцем привели древних к выводу, что год состоит из 365 дней. Утверждения некоторых западных естествоиспытателей, что это произошло во время построения Афин, он находит сомнительными, считая, что ученые Египта и Китая к подобному выводу пришли значительно раньше. "Весьма долго,- продолжал декабрист,- умы человеческие пребывали в совершенном младенчестве. В известные уже истории времена полагали еще землю плоскою и беспредельною"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 11.)

Штейнгель подробно останавливался на "небесных знаменьях", которые могли предвещать великие беды. Наглядным тому подтверждением могло служить появление в 1811 г. кометы Галлея - предвестницы нашествия наполеоновских войск на Русскую землю.

В изложении Штейнгелем представлений древних, по мнению советских ученых, много наивного, идеалистического, вместе с тем начиная со времен Древней Греции исторический обзор "приобретает научную достоверность"1.

1 (Майстров Л. Е. Новаторский труд... С. 343.)

Весьма интересно замечание Штейнгеля о том, что накопление наблюдений за небесными светилами позволило древним финикиянам пуститься в море. Декабрист отмечал, что успехи в астрономии влияли на развитие мореплавания, а успехи в морских походах содействовали дальнейшему развитию знаний о небесных светилах и установлению законов движения звезд.

С введением Юлием Цезарем нового календаря каждые "три года к четвертому стали прибавлять лишние сутки, считая в таком случае год в 366 дней". Любопытно, что, даже рассматривая времясчисление, Штейнгель его историю непременно связывал с общим развитием науки и просвещения. При этом он подчеркивал, что тиранство властителей Рима тормозило прогресс, в то время как демократия способствовала развитию наук и литературы. В частности, именно в так называемый золотой век Рима Птолемей, занимаясь созерцанием небес, "изъяснил первый систему мира".

А в конце XV столетия явился великий Коперник, который, углубившись в познание движения небесных светил, опроверг совершенно систему Птолемея и в творении своем об обращении тел небесных объяснил истинную систему мира и тем самым возбудил ненависть богословов западной церкви.

Далее Штейнгель подробно остановился на том, как был исправлен юлианский календарь и установлен новый, получивший название "григорианский". Приверженцем системы Коперника стал знаменитый Галилей, который, как писал Штейнгель, "как бы нарочно к посрамлению перед потомством гонителей открытием Юпитеровых спутников сделал для мореплавания и географии навеки незабвенную услугу. Он, изобретя телескоп, столько прилепился посредством сего орудия к созерцанию небес, что наконец лишился совершенно зрения. Относительно сего великого мужа можно сказать, что и астрономия может похвалиться своим страдальцем"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 34.)

Переходя к истокам древней отечественной астрономии, Штейнгель рассмотрел основные языческие праздники славян (Купала, Ярило и др.). Исследователь отмечал, что это дает основание предполагать, что торжества весны, лета, осени, зимы были установлены с учетом астрономических знаний древних славян и "что предки наши на видимое годовое движение солнца обращали также особенное внимание"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 37.)

В отличие от Западной Европы на Руси было принято летосчисление от сотворения мира, начало каждого года церковь отмечала 1 сентября, а население - 1 марта. Надо сказать, что существование двух дат начала года осложнило перевод греческого стиля на юлианский календарь. Только Петр I ввел празднование Нового года с 1 января 1700 г., "считая летосчисление от рождества Христова, а не от сотворения мира", правда, по юлианскому календарю.

Штейпгель подчеркивал, что в первой четверти XIX в., когда Россия победой над наполеоновскими армиями вознеслась на вершину славы и величия и делала исполинские шаги в области просвещения, настало время принять новый стиль (григорианский календарь). Постановку этой задачи советские ученые считают особой заслугой декабриста. ""Опыт" Штейн-" геля,- отмечает Л. Е. Майстров,- построенный в первую очередь на базе достижений астрономии, охватывает и материал истории, как общей, так и церковной. Последняя в истории календаря играла особую роль, поскольку была связана с определением дат религиозных праздников, культовой службой и т. п. ...Многие вопросы в книге Штейнгеля освещены с такой полнотой и ясностью, что их толкование и сейчас может войти в обиход историков и помочь в решении ряда проблем"1.

1 (Майстров Л. Е. Новаторский труд... С. 341.)

Значительная часть книги посвящена времясчислению по солнцу. Автора занимали вопросы о гражданских сутках, об истинном суточном движении и уравнении суточного времени, о счислении времени неделями. Особенно подробно Штейнгель рассматривал способ определять день недели на каждое число данного месяца. Он приводил образец древнего римского календаря, сравнив его с календарем Юлия Цезаря и Августа, после того как они произвели перемены "во днях месяцев". "Во время Августа Кесаря,- отмечал Штейнгель,- ласкательствующий Рим счел уже обязанностью по примеру Юлия посвятить его имени один из месяцев. А как казалось неприличным, чтоб месяц Августов уступал в чем-либо месяцу Юлиеву, то сделали оный также в 31 день, отняв еще один день от февральских календ"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 37.)

С необычайной тщательностью Штейнгель рассмотрел вопрос о солнечном, гражданском и астрономическом годе. Большое место уделено в книге введению григорианского, или нового, стиля, а также вопросу, по словам исследователей основательно забытому в наше время, а именно об установлении "Индиктионов римских и христианских и об индиктах", которые, по словам Штейнгеля, составили "особый род летосчисления".

Вторая часть монографии посвящена лунному времясчислению. Штейнгель дает в книге представление о Луне, которая, по его словам, "есть ближний родственник Земли, связана с нею неразрывными узами притяжения, всегда с нею неразлучна, сопровождает ее в годовом пути, как привязанный челнок следует за бегущим по морю кораблем; судьба ее соединена с судьбою земли, и, если сия ие колеблется в основании своем, Луна исчезнет"1.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 126.)

Штейнгель писал, что Луна шарообразна, имеет множество гор, состоит из вещества вулканического, плотного. Подобно Земле, поверхность ее темна, что доказывается солнечными затмениями, и не имеет собственного света, однако отражает последний от Солнца. Штейнгель рассматривал новолуние, полнолуние, Луну в последней четверти и считал, что лунный свет в 300 раз слабее солнечного. Вместе с тем, по мнению Штейнгеля, Луна одарена притягательной силой, имеет на атмосферу и океан "непосредственное и беспрестанное влияние". "О,- восклицал Штейнгель,- если б разогнули мы историю мореплавателей, то, может быть, с изумлением увидели бы, сколько благодетельное сие светило, блеснув вовремя своим светом, спасло людей от погибели"1. Ссылаясь на мнение физиков, Штейнгель утверждал, что Луна не имеет своей атмосферы и, естественно, ничто живое не обитает на ней.

1 (Штейнгель В. И. Опыт... С. 155.)

В книге уделено внимание соотношению лунных и гражданских лет, эпактам григорианского календаря, таблицы которых во множестве приводятся в исследовании декабриста. Там же помещена таблица эпакт для определения новолуний. Рассмотрен также вопрос об астрономическом способе находить всякое число месяца и года и, кроме того, день полнолуний и новолуний в каждом месяце.

Третья часть книги посвящена "счислениям пасхальным вообще". Для многих исторических исследований, по словам Л. Е. Майстрова, расчеты пасхи и пояснения к ним имеют большое значение: "С пасхой связаны подвижные христианские праздники, а определение их наступлений иногда играет важную роль для историков"1. Принимая участие в создании тысячелетней летописи необычайных явлений природы (с 736 по 1914 г.), мы неоднократно обращались к труду Штейнгеля для определения точных хронологических дат "природных происшествий", случавшихся и в России, и Западной Европе, и на Ближнем Востоке.

1 (Майстров Л. Е. Новаторский труд... С. 347.)

Заслугой Штейнгеля является пересмотр некоторых " исторических и церковных дат на основе сложных астрономических расчетов.

Все это свидетельствует о том, что несправедливо забытое капитальное исследование, каким является "Опыт" Штейнгеля, должно занять заслуженное место в истории русской науки1.

1 (Майстров Л. Е. Новаторский труд... С. 348.)

Однако научная работа не принесла ему славы и материального обеспечения. Попытки Штейнгеля поступить на государственную службу не увенчались успехом. Им был недоволен не только Аракчеев, но и сам царь. К счастью, нашлись добрые люди. Некоторое время он управлял частным винокуренным заводом в Тульской губернии. Потом был приглашен астраханским губернатором Поповым в качестве неофициального помощника и правителя дел. "В течение восьми месяцев,- вспоминал Штейнгель,- я занимался делами у губернатора, написал представления: об управлении калмыками, о рыболовной экспедиции, о тюленьей ловле"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 157.)

Убедившись, что казенное место в Астрахани получить не удастся, Штейнгель возвратился в Москву. Он намеревался посвятить себя воспитанию юношества и открыть пансион при Московском университете. В брошюре "Частное заведение для образования юношества" Штейнгель изложил программу пансиона, обучение в котором должно было продолжаться 6 лет. Но и этому не суждено было осуществиться. В это время от поставщика армии В. В. Варгина он получил предложение заняться его делами на очень выгодных условиях. Обремененный большим семейством, Штейнгель дал согласие. "Я,- писал он затем следственному комитету,- как и всякий человек, знал себе цену, чувствовал своп способности, чувствовал, что мог бы быть полезен для Отечества и для службы в особенности; но я видел себя униженным, заброшенным без всякой существенной вины..."

Узнав о торговле людьми, Штейнгель послал Александру I записку "О легкой возможности уничтожить существующий в России торг людьми". Он осуждал царя "от всей просвещенной Европы за постыдную перепродажу людей", которая не может "по всей справедливости почитаться законною"1. Далее он предлагал целый ряд мер по пресечению этого зла, и, главное, по словам декабриста, "имя человека в России избавится от конечного посрамления". Записка была оставлена без внимания.

1 (Штейнгель Владимир. О легкой возможности уничтожить существующий в России торг людьми // Декабристы: Поэзия, драматургия, проза, публицистика, лит. критика/Сост. В. Орлов. М.; Л.: Гослитиздат, 1951. Ч. 2. С. 483.)

"Я писал в 1823 году,- отмечал Штейнгель в тюремном дневнике 1 октября 1833 г. в Петровском заводе,- о возможности уничтожить в нашем Отечестве гнусную продажу людей, не негров - россиян. Я мог ошибаться в средствах, кои мне казались легкими, безобидными для владельцев, справедливыми во всех отношениях. Другие это бы исправили, развили бы идею до возможности исполнения... Я писал, говорю, к самому царю, сколько мог убедительно, за вопиющее человечество и за честь России, но моя бумага с надписанием монаршим: "читал" - поступила в канцелярию графа Аракчеева, как в Лету. Кто знает о ней и будет ли когда-либо кто знать?"1

1 (Штейнгель В. И. Отрывок из тюремного дневника // Сибирь. 1926. № 2. С. 11.)

Записка Штейнгеля, однако, сохранилась. Она была обнаружена в делах императорской канцелярии и в конце прошлого века увидела свет. Потом неоднократно приводилась в советских изданиях.

Летом 1823 г. Штейнгель приехал в Петербург. Здесь в книжной лавке Оленина он впервые встретился с Кондратием Федоровичем Рылеевым. Оказалось, что Рылеев давно ищет возможности познакомиться с ним.

"После первых взаимных приветствий,- вспоминал Штейнгель,- я сказал ему, что мне было интересно узнать Вас, это не должно Вас удивлять, но, чем я мог Вас интересовать, отгадать не могу. "Очень просто, я пишу Войнаровского, сцена близ Якутска, а как Вы были там, то мне хотелось попросить Вас послушать то место поэмы и сказать, пет ли погрешностей против местности".

Я отвечал с удовольствием, и тотчас же Рылеев пригласил к себе на вечер и совершенно обворожил меня собою, так что мы расстались друзьями"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 205.)

В 1824 г. Штейнгель снова приехал в Петербург и остановился у И. В. Прокофьева, директора Российско-Американской компании, правителем дел которой оказался Рылеев. Штейнгель и Рылеев в этот приезд еще более сблизились. Рылеев рассказал Штейнгелю о существовании тайного общества и предложил стать его членом. Рылеев передал со Штейнгелем письмо Ивану Ивановичу Пущину, который ввел Штейнгеля в курс дела, подчеркнув при этом, что одной из целей общества являются действия "против злоупотребления и невежества". Одновременно он познакомил Штейнгеля с проектом конституции, составленным Северным обществом (точнее, Н. М. Муравьевым).

Вступить в тайное общество Штейнгеля побудило знакомство с многими сторонами жизни России, что позволило ему "приглядеться ко всему, что мешает благосостоянию народному". Декабрист писал в своих показаниях: "Не быв от природы холодным эгоистом в не считая любовь к Отечеству простым идеалом, пригодным на случай надобности, я раздражался и скорбел сердцем от всего, что видел и слышал, а потому сознаюсь перед комитетом, перед царем, перед целым светом, как пред богом, что не мог не прилепиться мыслью к изящности такого правления, которое бы обеспечивало личную безопасность и достояние равно последнего гражданина, как и сильного вельможи, а с тем вместе само в себе заключало бы гарантию незыблемости государственных постановлений"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 156.)

По просьбе Рылеева Штейнгель стал писать "Манифест к русскому народу". Главная его мысль заключалась в следующем: когда "великие князья не хотят быть отцами народа, то осталось ему самому избрать себе правление"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 156.)

Через шесть дней после разгрома восстания на Сенатской площади Штейнгель уехал из Петербурга в Москву, где 2 января 1826 г. был арестован и доставлен в Зимний дворец па допрос к царю. "Штейнгель, и ты тут? - сказал Николай I.- "Я только был знаком с Рылеевым",- отвечал я.- "Как ты родня графу Штейнгелю?" - "Племянник его, и ни мыслями, пи чувствами не участвовал в революционных замыслах, и мог ли участвовать, имея кучу детей!" - "Дети ничего не значат,- прервал государь,- твои дети будут мои дети. Так ты знал о их замыслах?" - "Знал, государь, от Рылеева".- "Знал и не сказал - не стыдно ли?" - "Государь, я не мог и мысли допустить дать кому-нибудь назвать меня подлецом!" - "А теперь как тебя назовут?" - спросил государь саркастически гневным тоном. Я нерешительно взглянул в глаза государя и потупил взор.

"Ну, прошу не прогневаться, ты видишь, и мое положение незавидно",- сказал государь с ощутительною угрозою в голосе и повелел отвести в крепость.

Одно воспоминание об этой минуте через столько лет приводит в трепет. "Твои дети будут мои дети" и это "прошу не прогневаться" казались мне смертпым приговором"1.

1 (Записки В. И. Штейнгеля. С. 211.)

Мысль о смерти, по словам Штейнгеля, возродила дерзновение. Он потребовал бумагу и написал два смелых письма о царствовании Александра I. Штейнгель писал, что его правление было "пагубно, а под конец тягостно для всех состояний, даже до последнего изнеможения"1. Штейнгель указывал на непоследовательность действий правительства, первоначально объявившего о подготовке конституционных реформ, по уже вскоре отступившего от своего плана. Лишь нашествие Наполеона объединило всех перед единой целью - защитой Отечества.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 182.)

Победа в Отечественной войне и наступление вожделенного мира, по словам декабриста, обещали эпоху внутреннего благоустройства, но "ожидание не сбылось. Роздано несколько миллионов Москве, Смоленску и частью некоторым уездным городам сих губерний, но сим пособием воспользовались не столько совершенно разорившиеся, сколько имущие, ибо оно раздавалось в виде ссуды под залог недвижимости. Если Москва отрясла так скоро пепл с главы своей и вознеслась в новом великолепии, то не столько помогла тому сия помощь, сколько состояние внутренней коммерции и промышленности"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 183.)

Штейнгель тщательно проанализировал меры и тарифы, принятые после 1812 г., и убедился, что они противоречили государственным иптересам России. Это повлекло "исчезновение знатных сумм серебра и золота", принесенных ранее внешней торговлей, и в конце концов парализовало отечественную коммерцию. Он называл ужасными действия правительства, которое размножило питейные дома и всячески поощряло народ пропивать "потовым трудом наживаемые деньги". Взыскание недоимок привело казенных крестьян в страшное разорение, ибо у них отбирали домашний скот, лошадей и жилища. В то время как жители Белорусской, Псковской, Тверской, Вологодской и Ярославской губерний в течение ряда лет не могли собрать даже семян то из-за засух, а то по причине проливных дождей, в малонаселенных Тамбовской, Пензенской и Симбирской губерниях хлеб был необыкновенно дешев. "О, государь! - продолжал декабрист,- Извольте послать доверенную особу инкогнито, в виде частного человека, и Вы откроете, может быть, гораздо горест-пое состояние народа, нежели каковым я его представляю"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 184.)

В письме Штейнгеля из крепости содержится оценка не только политической и экономической жизни страны, но и состояния военно-морского флота: "Во все министерство маркиза де Траверсе... корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании. И теперь более четырех или пяти кораблей нельзя выслать в море, ибо мачты для сего переставляют с одного корабля на другой. Прочие, хотя число их немалое, не имеют вооружения. И так переводится последний лес, тратятся деньги, а флота нет. Но в царствование блаженной памяти родителя Вашего, в 1797 году, выходило 27 кораблей, всем снабженных, а в 1801 году против англичан готовилось 45 вымпелов! Можно сказать, что прекраснейшее и любезнейшее творение Великого Петра маркиз де Траверсе уничтожил совершенно"1.

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 185.)

Штейнгель писал, что настанет день, когда солдаты обратят свои штыки против русского правительства. Он называл 25-летний срок их службы бесчеловечным. Правители России не прислушиваются к народному мнению, не входят в его нужды и лишь требуют повиновения. В итоге правительство потеряло уважение народа и "возбудило единодушное, общее желание перемен в порядке вещей"1. И далее: "Преследовать теперь за свободомыслие - не то ли же будет значить, что бить слепого, у которого трудною операциею сняты катаракты и которому показан свет..."2

1 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 187.)

2 (Восстание декабристов. Т. 14. С. 189.)

Штейнгель подчеркивал, что истребить корни свободомыслия можно, лишь истребив целое поколение людей, которые родились и получили образование в первой четверти XIX в., сколь бы многих граждан "по сему преследованию" ни лишили свободы, все еще останется "гораздо множайшее число людей, разделяющих те же идеи и чувствования". Декабрист был уверен, что и в собственном окружении царя были люди, разделявшие взгляды декабристов. Последующие события показали правоту Штейигеля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.