СЛУЖБА М. П. ЛАЗАРЕВА НА БАЛТИЙСКОМ И ЧЕРНОМОРСКОМ ФЛОТАХ (1826–1851 гг.)

СЛУЖБА М. П. ЛАЗАРЕВА НА БАЛТИЙСКОМ И ЧЕРНОМОРСКОМ ФЛОТАХ (1826–1851 гг.)

Из рапорта М. П. Лазарева А. В. Моллеру о переходе кораблей «Азов», «Иезекииль» и шлюпа «Смирный» из Архангельска в Кронштадт

19 сентября 1826 г.

После учиненного в Архангельске 4 августа вверенному мне отряду депутатского смотра, на другой день снялись мы с якоря и, по причине частых штилей и тихих переменных ветров, оставили Белое море не ранее как 12 числа. В продолжение семидневного сего плавания ничего особенного не случилось, кроме что, к удивлению всех на корабле «Азов», в бывший бом-брамсельный ветер переломился грот-марсарей, который по осмотре оказался со множеством гнилых сучьев. 14 числа при южном ветре обошли Нордкап и после весьма бурного плавания, продолжавшегося 17 дней, большей частью при противных ветрах, прибыли на вид мыса Дернеуса 31 числа, который проходили, как равно и мыс Скаген, при сильном шторме от WSW.

Крепкий и неблагоприятствовавший нам ветер сей, а вместе с тем и пасмурная с дождем погода принудила меня 1 сентября для избежания опасности, могущей случиться в тесностях Каттегата, с вверенным мне отрядом войти в Винго-зунд; где едва только успели обезопасить суда на якорях, как ветер, перейдя к SW, в силе своей еще более увеличился и продолжал дуть при пасмурной с дождем погоде до 6 числа. В сей день получил я от главного командира Гетенборгского порта адмирала фон Шанца весьма учтивое приветствие, в котором он через присланного офицера предлагал свои услуги вспомоществовать нам во всем том, в чем только военные суда е. и. в. будут иметь надобность, но как мы ни в чем не нуждались, ибо и пресной воды оставалось еще весьма значущее количество, то я и отвечал адмиралу за его к нам внимание одной благодарностью.

6 сентября около 9 часов утра ветер сделался благополучный от ONO. Немедленно снялись с якоря и того же числа к 11 часам ночи по причине сильного из Зунда течения стали на якорь в 6 милях от Кронборга. Тихий ветер и сильное течение продержали нас здесь 30 часов. После чего при сделавшемся NW ветре прошли Гельсинер и в некотором расстоянии от Копенгагена опять принуждены были за маловетрием и нерешимостью лоцманов остановиться на якорь. 12-го числа, наконец, при ровном ветре от WNW оставили мы Копенгагенский рейд и после семидневного плавания прибыл сего числа с вверенным мне отрядом на Кронштадтский рейд благополучно. О чем в. пр-ву… сим честь имею донести.

Капитан 1 ранга Лазарев 2-й

Письмо командующего эскадрой Балтийского флота адмирала Р. В. Кроуна А. В. Моллеру о примерной опрятности и чистоте прибывшего из Архангельска в Кронштадт корабля «Азов»

21 сентября 1826 г.

Милостивый государь, Антон Васильевич!

С удовольствием уведомляю вас, что прибывший на Кронштадтский рейд корабль «Азов» примерной опрятностью и чистотой обращает на себя внимание.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть.

В. пр-ва покорный слуга Роман Кроун

Из письма П. С. Нахимова М. Ф. Рейнеке о службе на корабле «Азов» под командованием М. П. Лазарева и о переходе отряда из Архангельска в Кронштадт

25 января 1827 г. г. Кронштадт

…Кампания наша началась довольно неприятно; мы вытерпели на море жестокий шторм от NW, так что нижние реи были спущены, к счастью, когда уж было погружено все; «Иезекииль» не поднял своих гребных судов и за то слишком дорого заплатил, потерял 3 человека и шлюпку…

Под парусами ничего не случилось примечательного, кроме того, что мы потеряли грот-марса-рей, и презабавно – в бом-брамсельный ветер, без волнения, днем; никто не знает истинной причины: я полагаю, что кто-нибудь прежде подымал марса-фал, надломил. Выхожу я с седьмого до первого на вахту сменить Шемана, спрашиваю, что сдачи. Он говорит, что шлюп отстает и он, по приказанию капитана, взял первый риф. Марса-фал был не очень туго поднят, я спрашиваю: больше ничего? В это время сломился грот-марса-рей, «А вот вам еще сдача!» – отвечает он. Но это послужило в пользу нашей дурной команде. Ветер вдруг начал свежать и скоро вогнал во все рифы, так что развело порядочное волнение. Однако ж мы довольно скоро исправили свое повреждение.

В Шкагераке[202] прихватил нас крепкий NW, мы зашли в Винго, и я оттуда успел съездить в Гетеборг; поступил [там] не хуже, чем в Лондоне, то есть, – издержал много денег. Не знаю, жалеть ли об них? Мне кажется, каждый морской офицер обязан поступать таким образом. Пробывши долгое время в море в беспрестанной деятельности, можно ли, ступивши на берег, отказать себе в чем-нибудь, что доставляет удовольствие? В Копенгагене за противным ветром простояли три дня. В Кронштадт пришли 19 сентября; застали эскадру на рейде и, простоявши с ней до 4 октября, втянулись в гавань, где у нас был государь. Корабль ему очень понравился. Он велел все строящиеся корабли отделывать по примеру «Азова». Вообще кампания наша кончилась очень приятно, не было никаких неудовольствий, и офицеры между собой были очень согласны. Надо послушать, любезный Миша, как все относятся об капитане[203], как все его любят! Право, такого капитана русский флот не имел, и ты на будущий год без всяких отговорок изволь переходить к нам в экипаж, и тогда с удовольствием моим ничто не в состоянии будет сравниться!.. Прощай[204].

Из рапорта Л. П. Гейдена Николаю I о некоторых подробностях Наваринского сражения

13 ноября 1827 г. Остров Мальта

…Корабль же «Азов»… тогда как сам окружен был неприятелем, много помог английскому адмиралу, который сражался с 80-пушечным кораблем, имевшим флаг Мухарем-бея, ибо когда сей последний по причине перебитого у него шпринга повернулся к «Азову» кормой, то 14 орудий немедленно были на сей предмет отделены с левой стороны и действовали около получаса с таким успехом, что разбили ему, так сказать, всю корму, и когда в констапельской и каюте оного сделался пожар и народ употреблял все усилия, чтобы погасить оный, то сильный же картечный огонь с «Азова» уничтожил сие намерение их, через что неприятельский корабль вскоре обнялся пламенем и, наконец, взорван был на воздух. Между тем, один из английских бригов, который много в сражении потерпел и потерял все якоря, был поспешно взят на бакштов капитаном Хрущевым, командиром фрегата «Константин» и через то сохранен был в продолжение целой ночи от всякого вреда, могущего с ним последовать…

К чести капитана Лазарева я должен всеподданнейше присовокупить, что строгая дисциплина, ежедневные учения по пушкам и порядок, в коем служители всегда содержались, были причиной и чему я совершенно обязан, что корабль «Азов» действовал с толиким успехом в поражении и истреблении неприятеля. Он сильным своим огнем потопил 2 огромных фрегата и корвет, сбил 80-пушечный корабль, который бросило на мель и на последок был взорван, истребил двухдечный фрегат, на коем главнокомандующий турецкого флота Тахир-паша имел свой флаг и который на другой день сгорел, имев по признанию самого паши из 600 человек своей команды до 500 убитых и раненых.

По достовернейшим сведениям оказалось, что из 60 военных судов, турецкий и египетский флот составлявших, остался только 1 фрегат и до 15 мелких судов, но и те в таком положении, что едва ли могут служить им с пользой и когда-либо идти в море. Оставшиеся сии суда легко было также истребить, не более как в 2 часа времени, но оставлены неприятелю из одного доказательства, что действие с нашей стороны было не наступательное, но оборонительное.

В продолжение кровопролитного сего сражения взорвало между судами соединенных эскадр 13 неприятельских больших судов и на другой день еще 18 разной величины; вообще потеря на турецко-египетском флоте должна быть чрезвычайна, и можно полагать, что погибло всего от 6 до 7 тыс. человек.

Корвет «Гремящий» в самом сражении не участвовал, будучи отряжен мною крейсировать при входе Наварина для наблюдения со стороны моря.

Контр-адмирал гр. Гейден

Приказ А. В. Моллера о производстве М. П. Лазарева в контр-адмиралы за отличие в Наваринском сражении

10 декабря 1827 г.

Производится начальник штаба командующего эскадрою и командир корабля «Азова» капитан 1 ранга Лазарев 2 за отличие, оказанное во время сражения при Наварине союзных российской, английской и французской эскадр противу турецко-египетского флота, в контр-адмиралы.

Начальник Морского штаба – Моллер 2

Резолюция Николая I: «Согласен».

Из письма М. П. Лазарева А. А. Шестакову о переходе его эскадры из Средиземного моря в Кронштадт

22 августа 1830 г. Корабль «Азов»

Письмо твое, любезный друг Алексей Антипович, получил и пока благодарю тебя за новое твое приветствие. Анну я имею и признаюсь тебе, что сверх всякого ожидания. Из Средиземного моря прийти ведь не великая мудрость. Разве, может быть, за то, что излишне упорствовал в исполнении полученного мною повеления, т. е. прибыть в Кронштадт к 1 мая непременно, и через то принужден был подвергнуть эскадру чрезвычайной опасности во льдах. Довольно странно, что лед сплотился большими глыбами от самого Дагерорта[205]вплоть до Готланда, и мы принуждены были пробиваться сквозь оный в бывшую тогда мрачную погоду при свежем ветре 50 миль с величайшими затруднениями; пройдя же Дагерорт, более льда в Финском заливе не видали.

Последствием сего было то, что каждый из кораблей потерял около 200 листов меди, а некоторые повредили и настоящую обшивку; я, впрочем, по совести, себя не виню. Когда что приказано, то ведь всякому хочется исполнить, несмотря на то, что главного-то хозяина они не спросили: как он расположит к тому времени льдами и ветрами? Противных ветров нам было много, и переход наш от Мальты до Кронштадта продолжался 59 дней, никуда не заходя, что также было согласно с повелением. Пример сей может, однако ж, лечь тяжело на будущих командиров эскадр, особенно ныне, ибо дела наши обслуживают не морские, а армейские и, можно сказать, совершенно не знающие сего дела…

Ты желаешь знать о свидании моем с государем, то я скажу тебе, что при первом посещении корабля «Азова» он принял меня чрезвычайно благосклонно и обласкал необыкновенным образом. Пробыл более часу. Осматривал с подробностью весь корабль, в каюте же рассматривал чертежи внутреннего расположения разных судов, пушек, станков, разные модели и пр. пр. (ты ведь знаешь, что я до этого охотник, а потому большой собиратель), словом сказать, что все хвалил и всем хвалил, только, к сожалению, должен сказать тебе, что все сии улучшения будут при теперешнем положении для нас бесполезны, несмотря на великое желание царя довести флот до возможного совершенства. Эгоизм у иных столь сильно действует, что никакое предложение, если только не ими самими выдумано, не приемлется, сколь бы, впрочем, полезно оно ни было, и потому, заметив, что делаемые иногда предложения принимают как будто нехотя и притом не уважаются, то я думаю себе: черт бы их взял, налупиться на неприятности не для чего и лучше, кажется, придержаться старой пословицы: «Всякий Еремей про себя разумей», или по крайней мере до случаю…

М. Лазарев

Из приказа начальника Главного морского штаба вице-адмирала А. С. Меншикова о назначении М. П. Лазарева начальником штаба Черноморского флота и портов

№ 115 17 февраля 1832 г.

Е. и. в. в присутствии своем в С.-Петербурге февраля 17-го дня 1832 года соизволил отдать следующий приказ:

…Назначаются: Командир 1 бригады 2 флотской дивизии контр-адмирал Лазарев 1-й[206] начальником штаба Черноморского флота и портов…

Начальник Главного морского штаба кн. Меншиков

Письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову о состоянии Черноморского флота и Севастопольского порта

11 сентября 1832 г. Николаев

Любезный друг Алексей Антипович! Письмо твое хотя я получил недели две тому назад, но не отвечал по причине многих хлопот. Оставя укромный и преисполненный дружбы домик твой, не помню, сколько дней я ехал до Николаева, но знаю то, что, пробыв один день в Киеве, прибыл сюда 9 июля, а через 10 дней по приглашению адмирала Грейга сопутствовал ему на яхте «Резвая» (по имени, но не по качествам) к абхазским берегам – и я очень рад, что мне случилось места сии видеть. Были в Поти, Недут-кале, Сухум-кале, Бомборы, Пицунде, Гагре, Геленджике и Суджук-кале. Вот, брат, бережок, виден за 80 миль и верх покрыт вечным снегом, а внутренние горы видны за 300 верст расстояния! Но это расстояние уже самое дальнее и притом в лучший ясный день.

Гарнизоны наши в местах сих сожаления достойны, а особенно в Поти и Гаграх, где люди, так сказать, гниют, ибо кругом болота и нет казарм. Строевого лесу по всему берегу очень много, и, конечно, судя по климату и гористому местоположению, должен быть свойства самого крепкого, но, как кажется, никто не обращает на сие внимания. Оставя абхазские берега, прошли в Севастополь, где я остался на 10 дней, а адмирал на своей яхте отправился на другой же день обратно в Николаев. Ну, любезный дружок, что за порт Севастополь! Чудный! Кажется, что благодатная природа излила на него все свои щедроты и даровала все, что только нужно для лучшего порта в мире, но зато рука человеческая не очень заботилась, чтобы дарами сими воспользоваться, а, напротив того, казалось, что будто старалась испортить его: не имея дока и до сего времени для разломки кораблей, ломали оные только до воды, а днища, одно за другим, тонули и засаривали тем лучшее место гавани!!

Адмиралтейство беднейшее, состоящее более из мазанок, магазины тоже, казарм только две, в которых можно жить, а остальные без полов и потолков, денег не дают на сие ни копейки, и что делать – не знаем. Крайне желательно, чтобы приехал сюда государь, он, верно, столь прелестный порт не оставил бы в таком запущении, да притом же Севастополь есть один только порт в целом Черном море. Корабли и фрегаты сверх ожидания моего показались особенно хороши, т. е. наружность оных; но внутри все худо, расположение дурное, рангоут сделан дурно, паруса тоже, а вооружены еще хуже, гребные суда никуда не годятся; словом сказать, есть хорошее, но очень много и дурного. Желал бы иметь руки развязанными, тогда, может быть, понемногу поправились бы, но покамест ничего не предвижу. Будучи на яхте и ходивши по шканцам по нескольку часов в день сряду, с адмиралом много переговорил я, но толку ничего еще не вышло, и как будто все забывается.

Грейгу все наскучило, и он ко всему сделался равнодушным. Ссора его с кн. Меншиковым есть величайшее зло для Черноморского флота, ибо ни одно из его представлений не уважается, а ежели и докладывается государю, то в таком виде, что он поневоле или медлит, или вовсе не соглашается. Вот третий уже год, что флот здесь не ходил в море, и бог знает, от каких причин!

Команды здесь совершенно перевелись, в нынешнем году для укомплектования оных поступило 6000 рекрут, да еще поступит 2000 поляков, сверх коих еще недоставать будет 2400 человек, то можешь вообразить себе, каков будет здесь народ, долженствующий укомплектовать Черноморский флот! Я думаю написать князю письмо, хотя партикулярное, но в таком виде, чтоб он показал государю, не будет ли нам от него легче, а иначе я ничего лучшего не придумаю.

Грейг говорит, что он ни об чем более представлять не намерен, и ежели хотят, чтобы послан был корабль или фрегат в море, то пусть предпишут, а в противном случае пусть стоят и гниют в порте. Мне поневоле приходит в голову мысль злая – начинаю думать: не нарочно ли Грейг намерен запустить флот донельзя и потом место сие оставить, чтобы после видели разность между тем временем, когда командовал он, и временем, в котором будет управлять его преемник. Может быть, что я думаю, и несправедливо, но что-то так мне верится.

В Севастополе видел я Павловича и Елисавету Михайловну[207] и, конечно, приставал у них – они оба скучают и очень хотят возвратиться, да не знают, как бы это сделать. Живут по-прежнему дружно, подобно голубкам, и я рад был, что Авинов как ни был до сего скучен, но под конец начал свистать! Вспомнили мы о тебе и о многих наших товарищах и не видели, так сказать, как десятидневное время пролетело. Здесь я вступил в свою должность с 1 сентября, покамест она не что иное есть, как канцелярская, и не знаю, что бог даст вперед. Предвижу много преград, а бесполезным быть не хочется. О Роденьке твоем[208] я адмиралу говорил, и он мне сказал, что очень хорошо помнит, что представлял о нем уже два раза и вскоре представит в третий раз, а я не забуду напомнить. С Юлиею[209] я обошелся попросту, без затей, и надеюсь, что у нас ссоры не будет, ежели она не вздумает только вмешаться как-нибудь в мою должность, – тогда уж не я буду виноват и прошу не прогневаться. Вот все, что могу сказать тебе о здешнем крае. Станюкович служил здесь с большей пользой, нежели кто-либо, ибо имел под начальством своим военное судно в продолжение нескольких лет, на котором ежегодно ходили в море гардемарины, он образовал из них многих хороших офицеров; вот польза истинная!

Если б из нас волонтеров осталось на флоте поболее, то вопреки всех злых преград флот неминуемо бы возвысился, потому что недостает главного, т. е. истинного познания в seamanship[210]. Прощай, будь здоров и весел, поцелуй за меня ручку у сердечного друга своего и не забывай душою преданного

М. Лазарева

Письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову о полученном им предписании подготовить Черноморский флот к походу в Босфор

26 ноября 1832 г. Николаев

Других любишь попрекать, что не пишут, а сам так долго не отвечал, что теперь не имею нисколько времени дать знать тебе ни о деревне, ни требуемых тобой сведений.

По секрету: 22-го сего месяца получено секретное повеление немедленно изготовить весь Черноморский флот к походу, т. е. вооружить, несмотря на холодное зимнее время, и снабдить провизией, которой только на два месяца в магазинах и более взять негде. Грейг в тот же день дал мне знать по секрету же, назначил меня командующим флота. Голова идет кругом! Сколь бы то приятно было при хорошем устройстве, так теперь предвидится много неприятного, и боюсь, чтобы не исполнилось по пословице (что повадился кувшин по воду ходить!). Недавно в Севастополе было 13° морозу. В командах большая часть рекруты, из коих 6000 поступило в нынешнем году, большею частью чуваши, черемисы… а кроме того еще 2000 поляков.

На многих кораблях более 30 человек нет старых людей. Придется учить тогда, когда надобно действовать – и кого учить? Народ самый дрянной и хилый. Притом же, учить в мороз, ты сам знаешь, какие можно иметь успехи. Магазины пусты, словом сказать, все против меня вооружается, а ответственность предвижу немалую. Нечего делать, не все красненькие деньки! Подкрепляю себя тою только надеждой, что при теперешних обстоятельствах всякий бы другой немногим бы лучше сделал. Завтра еду в Севастополь и начну там возиться, как черт в болоте! Причины, побудившие вооружить флот, неизвестны, но догадка есть, что для помощи бедному султану! Ибрагим занял Конию, которая отстоит от Константинополя не более как на 8 дней маршу. Флот наш должен оживить изнуренный Царьград как войною, так и мятежами, чумою и холерою!

Вот тебе новости, любезный и старинный друг мой Алексей Антипович, и верно для тебя столько же, как и для меня, неожиданные. Письмо твое я получил вчера, значит, оно было 22 дня в дороге! Не знаю, успею ли послать тебе документы деревни моей, а хотелось бы продать хоть за самую дешевую цену. Мужики совершенно там избаловались, и притом их крепко обирают, а вступиться за них некому. Писал несколько раз к губернатору и ни одного ответа не имею.

Заключу письмо мое тем же, что и ты, т. е. хотел бы и более с тобою побеседовать, да некогда. Почтеннейшей супруге твоей и сестрице мое искреннее почтение, прошу поцеловать от меня ручку и поблагодарить за дружеское ко мне расположение. Прощай, ежели обстоятельства переменятся, то буду писать, ежели же пойду, то тоже из Севастополя дам знать. Только прошу тебя все, мною здесь сказанное как старому приятелю, содержать в совершенной тайне до того времени, как оно само собою сделается известным.

Преданный М. Лазарев

P. S. Василий Шестаков завтра будет представлен к переводу в линейные артиллеристы во второй раз.

Предписание А. С. Меншикова А. С. Грейгу о немедленном отправлении эскадры М. П. Лазарева в Босфор и о дополнительной инструкции для него

3 января 1833 г.

По полученным из Константинополя от д. с. с. Бутенева и генерал-лейтенанта Муравьева донесениям от 16/28 декабря 1832 г., верховный визирь, отправившийся в недавнем времени навстречу войскам египетского паши, претерпел совершенное поражение у Конии и сам находится в плену у Ибрагима-паши.

Хотя при отправлении сих депешей Порта еще не просила содействия нашей эскадры, но полагать должно, что до получения сего отношения моего в. в. пр-во имели уже требование о сем г. д. с. с. Бутенева; но если вы, милостивый государь, оного еще не получили, то государю императору угодно, чтобы в. в. пр-во предписали по высочайшей воле контр-адмиралу Лазареву:

1. Без промедления времени идти к Константинопольскому проливу.

2. Не входя в пролив, обослаться[211] с д. с. с. Бутеневым относительно дальнейших действий.

3. Так как быть может, что ко времени прибытия контр-адмирала Лазарева к Босфору азиатский берег будет уже занят египетскими войсками, то поступить с должной осторожностью относительно сношения с Константинополем, стараясь расспросами и всеми средствами, которые ему представятся, узнать о положении дел в столице.

4. Иметь в виду, что без требования Порты или без извещения нашего посланника в неприязненные против египетских войск действия входить ему не следует.

5. Ежели бы Порта отказалась от нашего содействия или бы последовала перемена в правлении сего государства, то продолжать крейсировать, приходя почасту на вид Константинопольского пролива, в ожидании дальнейших повелений.

С сим отношением посылается к в. в. пр-ву по высочайшему повелению нарочный фельдъегерь, с возвращением коего не угодно ли вам, милостивый государь, будет о распоряжениях, какие вы вследствие сего изволите сделать, почтить меня уведомлением для доклада е. и. в.

Письмо М. П. Лазарева А. С. Меншикову о злоупотреблениях и казнокрадстве интендантских чиновников Черноморского флота

[14 января 1833 г.]

За желание успехов в любви прелестной Юлии я благодарен, но признаться должен, что по неловкости своей вовсе в том не успеваю. Доказательством сему служит то, что на другой же день отъезда моего из Николаева она, собрав совет, состоявший из Давыдки Иванова, Критского, Вавилова, Богдановича, Метаксы, Рафаловича и Серебряного, бранила меня без всякой пощады: говорила, что я вовсе морского дела не знаю, требую того, чего совсем не нужно, и с удивлением восклицала: «Куда он поместит все это? Он наших кораблей не знает, он ничего не смыслит», и проч. и проч.

Прелести ее достались в удел другому; они принадлежат Критскому, который в отсутствии… по нескольку часов проводит у ней в спальне. Она тогда притворяется больной, ложится в постель, и Критский снова на постели же рассказывает ей разные сладострастные сказочки! (Я говорю со слов тех, которые нечаянно их в таком положении заставали.) И как же им не любить друг друга? Все их доходы зависят от неразрывной дружбы между собой. Критский в сентябре месяце, выпросив пароход, ходил в Одессу и, положив в тамошний банк 100 000, хотел подать в отставку, но министр двора здешнего Серебряный и прелестница наша уговорили его переждать, рассчитывая, что по окончании всех подрядов он должен получить 65 000. И так как Критский громко везде говорил, что он оставляет службу, то Серебряный столь же громко уверял, что это неправда, что он не так глуп, чтобы отказаться от 65 000, и что он готов прозакладывать в том не только деньги, но даже бороду свою! Что ж, наконец, вышло? Министр, к стыду своему, столь много славившийся верными своими заключениями и расчетами, ошибся. Хотя Критский в отставку не вышел, но получил пятью тысячами менее, нежели как сказано было, т. е. досталось на его долю только 60 000!!! Вот вам тайны двора нашего, которые я надеюсь, что в. с-ть, прочитав и посмеявшись, бросите в камин.

А хорошо бы, если бы государю вздумалось (подобно тому как в Кронштадте) прислать сюда генерала Горголи или равного ему в способностях, который взял бы к допросу министра Серебряного и некоторых других; многие бы тайны сделались известными!

Рапорт М. П. Лазарева А. С. Меншикову о прибытии эскадры в Босфор

10 февраля 1833 г. Корабль «Память Евстафия» в Буюкдере

Люгер «Широкий» по семидневном плавании от Константинополя 1 февраля прибыл в Севастополь с депешами на имя г. главного командира Черноморского флота и портов от российского посланника в Константинополе д. с. с. г. Бутенева; вместе с коими доставил и письмо на мое имя, которым г. посланник известил, что мятежники египетского паши приближаются к столице оттоманской, что от скорого прибытия нашего флота зависит участь Константинополя, и, наконец, объявляет убедительную просьбу султана, чтоб ежели не вся эскадра, то по крайней мере часть оной поспешила прибытием. Основываясь на содержании вышеупомянутого письма г. Бутенева и имея предписание адмирала Грейга от 26 января, в коем сказано, что для выиграния времени он уже сделал сношение с нашим посланником в Константинополе, дабы в случае могущей быть надобности в эскадре г. Бутенев обратился с требованием прямо ко мне, и тогда я, не ожидая уже дальнейших повелений, старался бы исполнить оное; я в присутствии командира Севастопольского порта вице-адмирала Патаниоти открыл депеши, на имя адмирала Грейга доставленные, и нашел в оных изъявление той же просьбы от имени султана касательно эскадры и, сверх того, десантного войска от 3 до 5 тысяч человек.

Приняв в соображение, что войск для такового назначения в Севастополе не было и что, если б и воспоследовало на то повеление, то они легко бы могли поместиться на остальной части флота, я решился, не теряя времени, с рассветом следующего же дня с эскадрою, мне вверенною, состоящею из кораблей «Память Евстафия», «Чесма», «Императрица Екатерина II» и «Анапа», фрегатов «Эривань», «Варна» и «Архипелаг», корвета «Сизополь» и брига «Пегас», сняться с якоря и отправиться в Константинополь.

Южные ветры были причиною, что эскадра приблизилась к устью Босфора не ранее, как 8-го числа сего месяца; тогда командиры двух из крепостей прислали чиновников просить меня, чтоб эскадра в пролив не входила до получения разрешения на то от султана; но я, имея в виду изъясненную в письме ко мне и в отношении к адмиралу Грейгу необходимую в эскадре надобность, не мог с достоверностью положиться на слова сих чиновников, тем более что им таковое требование эскадры могло быть вовсе неизвестно; а потому, отвергнув их требование, я вошел с эскадрою в пролив и остановился в Буюкдере.

Едва успел я увидеться с посланником нашим и генерал-лейтенантом Муравьевым, как прибыли в Буюкдере военный советник султана и командующий Босфором Ахмет-паша, и с ним вместе правитель канцелярии рейс-эфенди изъявить от имени султана полную признательность за милостивое и великодушное внимание государя императора, а вместе с тем объявили, что как переговоры г. генерал-лейтенанта Муравьева кончены в пользу Порты Оттоманской, и военные действия со стороны возмутившегося паши вследствие означенных сношений прекращены, и что с Мегметом-Али уже заключаются окончательные условия, то турецкое правительство, не уклоняясь от предложенной помощи государем императором, напротив того, с благодарностью принимает оную; но, опасаясь, чтоб египетский паша, узнав о прибытии вспомогательного российского флота, не прекратил мирных переговоров, убедительнейше просит, чтобы я с вверенной мне эскадрою на некоторое время удалился в Сизополь и, находясь там в совершенной готовности, поспешил бы на помощь по первому извещению; а потому вследствие такого объявления я с общего согласия как с г. посланником, так и с генерал-лейтенантом Муравьевым решился просьбу султана уважить, и эскадра теперь находится в готовности при первом благополучном ветре отправиться в Сизополь с тем, чтоб в случае надобности она могла тотчас прибыть обратно к Константинополю, о чем в. с-ти сим почтеннейше честь имею донести.

Контр-адмирал Лазарев 1

Из письма М. П. Лазарева А. С. Грейгу о заключении мира между султаном и египетским пашой, о плохом снабжении эскадры и о предоставлении эскадре возможности крейсерства в Черном море

29 апреля 1833 г. Буюкдере

Мой дорогой адмирал!

Ваше письмо от 20 апреля я имел удовольствие получить вчера через г. Батьянова, который прибыл сюда на одном из зафрахтованных судов с сухарями для войск. Граф Орлов 23-го сего месяца через 13 дней пути прибыл сюда из Петербурга. По-видимому, мир подписан между султаном и Мегметом-Али; мир, правда, очень позорный! Порта отдает египетскому паше, кроме всей Сирии, включая пашалыки Дамаска и Алеппо, Адану и Тарсус и ущелье горы Таурус, так что он может вновь вступить в Анатолию снова, когда только пожелает, для чего другого пути нет. Кроме того, знаем здесь, что Мегмет-Али настоял иметь право сохранить сильную армию, какую он считает нужной, и строить военные суда, сколько он пожелает. Султан, по-видимому, потерял весь свой престиж этим договором с таким честолюбивым старым плутом, как Мегмет-Али, и не будет радоваться блаженству долгого мира, и я нисколько не буду удивлен, если мы прибудем вновь для его поддержки в будущем году…

По вчерашним известиям, Ибрагим начал свое отступление на юг, но некоторые говорят, что он отказывается двинуться из мест, им занятых, до тех пор, пока наш флот и войска будут находиться в Босфоре (этому последнему известию я не верю). Гр. Орлов немедленно по прибытии своем объявил, что имеет повеление императора не оставлять Босфора, пока последний египетский солдат не перейдет через горы Таурус, и что наши войска будут посажены на суда флота и на зафрахтованные суда только тогда, когда он точно будет знать, что все египетские солдаты ушли. Тогда только все поплывут назад в Россию…

Эскадра Стожевского никогда не имела достаточно провизии, как желал он, чтобы хватило на три месяца, ибо Критский, как он всегда поступает, сделал из всего большую историю. После раздела провизии, как мы могли, вы можете усмотреть из прилагаемого списка, мы имеем не больше как напоследок, на две недели с небольшим, за исключением сухарей, за которые мы очень много обязаны туркам, получив их из их магазинов свыше 7 тыс. пуд. Я прилагаю здесь также список количества провизии на судах эскадры Стожевского, когда он прибыл в Босфор, из которого вы можете усмотреть, что он не только не мог дать нам лишней, за исключением малого количества крупы и гороху, но я вынужден был снабдить его разной провизией с двух первых отрядов, что доказывает, что Критский полнейший говорун. Что касается топлива, то мы можем получить, его здесь сколько угодно, поэтому посылать его на транспортах излишне, однако оно не особенно дешево, сажень обыкновенная и обходится около 25 руб…

Не будет ли возможным быть в крейсерстве в Черном море, когда мы все оставим Турцию и высадим войска, что может быть через неделю, и это было бы гораздо лучше для нас, чем стоять в карантине и ничего не делать. Я очень обязан в. пр-ву за ваше сердечное и искреннее поздравление о моем производстве…

Путятин и Корнилов усиленно работают в Дарданеллах, а погода, как говорят, теперь хладная и дождливая, что делает их пребывание очень некомфортабельным. После их прибытия, я не сомневаюсь, мы будем иметь лучшее представление об Дарданеллах, чем до сих пор имели. Они оба очень деятельные и сведущие офицеры…

М. Лазарев

Рапорт М. П. Лазарева А. С. Меншикову о переходе вверенной ему эскадры из Буюкдере на Феодосийский рейд

3 июля 1833 г. Корабль «Пам[ять] Евстафия» на Феодосийском рейде

По посажении 27-го числа июня десантного войска на флот. на другой день, лишь задул легкий попутный ветер, я согласно приказанию чрезвычайного в Константинополе посла генерал-адъютанта гр. Орлова с вверенною мне всею эскадрою снялся с якоря с Буюкдерского рейда и направил курс в Черное море; подходя к Буюк-Аиману, ветер переменился в NО, но, как я с некоторыми кораблями был впереди, то успел выйти в море, а остальные по сильному противному течению в самом выходе пролива стали на якорь; рассчитывая, что е. с-ву желательно было в точности исполнить священную волю государя императора, состоящую в том, что российский флот по переходе Ибрагима-паши через горы Таурус тотчас оставит Константинопольский пролив, и, зная при том, что в нынешнее летнее время часто дуют в Босфоре периодические северные ветры, кои могли бы удержать флот в оном долгое время, я почел за лучшее оставшимся кораблям сигналом назначить рандеву Феодосию и предоставить контр-адмиралам Кумани и Стожевскому при первом попутном ветре оставить пролив и соединиться со мною; сам же с кораблями «Память Евстафия», «Императрица Екатерина II», «Адрианополь» и «Иоанн Златоуст», фрегатами «Штандарт», «Варна» и «Эривань» и корветом «Сизополь» пустился в назначенный мне путь и по четырехдневном плавании 2 июля благополучно бросил якорь на Феодосийском рейде.

Сего числа утром прибыли и соединились со мною на Феодосийском рейде корабль «Анапа», фрегат «Тенедос» и бриг «Улисс», а пополудни вошли корабль «Императрица Мария» и фрегат «Архипелаг»; по донесениям же контр-адмирала Кумани все остальные суда, как военные, так и зафрахтованные, оставили Босфор в одно с ними время, а потому я и ожидаю прибытия их в весьма скором времени, т. е. ежели не сегодня еще вечером, то завтра утром непременно. Артиллерия с принадлежностями и часть войск высажены уже на берег, но остальные по недостатку здесь воды остались согласно желанию генерал-лейтенанта Муравьева на кораблях. При сем за особенное удовольствие поставляю себе уведомить в. с-ть, что как офицеры, так и нижние чины, сухопутные и морские, пользуются совершенным здоровьем и преисполнены той же бодрости, как находились они в Босфоре.

О состоянии же судов эскадры и десантных войск, на оных находящихся, строевой рапорт у сего приложить честь имею.

Вице-адмирал Лазарев 1

Письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову о своем возвращении в Феодосию из Босфора и о предстоящем практическом плавании эскадры

7 июля 1833 г. Феодосия

Все кончилось, любезный друг Алексей Антипович, Ибрагим за горами, а мы, как флот, так и все войска, в Феодосии.

Какое скверное место Феодосия, голое, бесплодное и не имеет воды. Некогда водами своими и фонтанами славилась, но ныне все запущено. Не говоря, что на флот мы не получаем ни одной бочки, но, как довольствоваться будут на берегу войска, прямо не знаю. Рейд, однако ж, прекраснейший, флот стоит на глубине 11 саж. и иловатом грунте. Сегодня у нас дует шторм от NW, брам-стеньги спущены, реи обрасоплены, и всякое сообщение с берегом прекратилось. Завтра, ежели стихнет, то остальной провиант для войск сгрузим, и тогда в море на 42 дня. Босфор оставили мы 28 июня, а некоторые 29-го, с большею частью судов я прибыл сюда 1 июля, а другие 2-го, 3-го и 5-го; теперь мы все здесь собрались, и военные и зафрахтованные купеческие суда, выключая корабля «Чесма», на котором гр. Орлов отправился из Босфора в Одессу 1-го сего месяца и которого я ожидаю в весьма скором времени. По предложению моему нам предоставлено выдержать карантин в море, что составит 42 дня, и весьма полезно. На якоре мы попрактиковались довольно, а про море знаем мало. Команды начали работать порядочно, т. е. на якоре, крепят паруса со взятием у марселей по два рифа в 2 3/4 минуты, что прежде делали в 17?.

Худо нам было при начале, т. е. когда пошли из Севастополя 2 февраля! Теперь совсем другое.

Артиллерией действуют также порядочно, но все это примерно, выйдем в море, постреляем, а касательно маневров, то я надеюсь, что по окончании кампании из бегучего такелажа немного останется такого, который бы обер-интендант наш употребил на другое судно. Вот язва[212] в Черноморском нашем флоте, а ежели теперь гр. Орлов его не столкнет, тогда я не знаю, что и делать! Про все мерзости его рассказывать тебе долго, да и не для чего, после узнаешь. Странная, однако ж, моя участь: чем больше хлопот и желания довести нашу часть до совершенства, тем более встречаю злонамеренных людей, тому препятствующих, и когда это кончится?

Письмо твое от 1 апреля, переданное ко мне чрез Авинова, я получил еще в Босфоре и виноват, что долго не отвечал. Ты многое угадал, теперь я действительно vice и кавалер Луны, что ли? Странно, что по заключении мира султана с египетским своим мятежником ему вздумалось всем нам выдать медали, офицерам золотые, а нижним чинам серебряные. Генералам же золотые, осыпанные бриллиантами, на красивых лентах, и в то же время государь приказал выбить такие же медали для турок, бывших в соединении с нашими в Босфоре. В моей один камушек порядочный, и ценят ее до 12 000 руб., но мне что-то не верится: на одной стороне вензель султана и год по-турецки, а на другой Луна со звездою и год написан обыкновенными цифрами (1833).

Медаль, о которой тебе хотелось знать, выбита при мне на монетном дворе, имеет то же изображение, чеканка дурная, но зато золота много, – не дураки ли турки, выбили медали, в которых весу по 46 червонцев! Да нам от этого не хуже, неравно понадобятся деньги, то и побоку. Тебе не верится, что иногда чужими руками жар загребают, то знай же теперь, что за скорое вооружение эскадры, отправившейся под начальством к[онтр]-адм[ирала] Лазарева в столь суровое время года, командиру Севастопольского порта жалуется аренда по чину, сиречь 4000 руб. серебром на 12 лет, а кто при том был действующим лицом, сам знаешь. А кто всему мешал и препятствовал, я знаю, и именно этот же самый командир порта грек Патаниоти и обер-интендант грек же Критский! Да черт возьми все, пусть их наслаждаются, только вперед бы не мешали! Мне денег много не нужно, два или три блюда за столом да рюмочку хорошего винца, вот и все мои прихоти. Великолепный обед, данный мне Тагир-пашою, который просишь описать, состоял просто из смеси европейских блюд с турецкими, которых насчитал 112! Стол убран был французскою бронзою, фарфором и цветами, накрыт был на европейский манер, и странно было видеть неловкое обращение турок с ножами и вилками!

Пить же научились порядочно и шампанское тянут лучше нашего. Великолепных сих обедов был не один, но главнейший был дан сераскиром и еще раз Тагиром же пашой по приказанию султана на трехдечном корабле «Махмут». Тагир старый мой знакомый (наваринский), он имел флаг свой на двухдечном фрегате и разбит был с «Азова» в числе некоторых других.

Авинов на «Гангуте» также его потчевал. Прощай, будь здоров. Друг твой

М. Лазарев

Указ Николая I сенату о назначении М. П. Лазарева временно исполняющим обязанности главного командира Черноморского флота и портов

2 августа 1833 г.

Главному командиру Черноморского флота и портов, адмиралу Грейгу всемилостивейше повелеваем быть членом Государственного совета, а главное управление Черноморским флотом и портами, впредь до назначения главного командира, возложить на начальника штаба Черноморского флота и портов генерал-адъютанта вице-адмирала Лазарева.

Николай

Приказ М. П. Лазарева о вступлении его в должность главного командира Черноморского флота

№ 78 8 октября 1833 г. Николаев

На основании высочайшей государя императора воли, объявленной мне бывшим главным командиром Черноморского флота и портов адмиралом Грейгом, вступив сего числа в главное управление Черноморским флотом и портами, я о том по Черноморскому ведомству объявляю.

Исправляющий должность главного командира Черноморского флота и портов

генерал-адъютант вице-адмирал Лазарев 1

Рапорт исполняющего должность главного командира Черноморского флота и портов вице-адмирала М. П. Лазарева начальнику Главного морского штаба адмиралу А. С. Меншикову об устройстве монументов и набережной в г. Николаеве

18 ноября 1833 г.

С разрешения бывшего главного командира Черноморского флота и портов адмирала Грейга предположено соорудить хозяйственными средствами:

а) в Николаеве и Севастополе 2 монумента для всемилостивейше дарованных городам сим по 9 пушек из числа орудий, приобретенных в крепостях, покоренных российскому оружию во время последней с турками войны, и

б) особо в Николаеве набережные по обе стороны мортонова эллинга: с одной стороны – до северной адмиралтейской калитки, а с другой – сажен на 100 к средине адмиралтейства.

Так как для производства таковых работ исчислено гранита всего до 785 штук, то для добывания оного в окрестностях Вознесенска на основании предложения г. адмирала, в 1832 г. обер-интенданту данного, командировано было туда из 15 рабочего экипажа 30 человек нижних чинов при одном унтер-офицере, к коим впоследствии для успешнейшего производства работ сих добавлено еще 20 человек адмиралтейских поселян.

Ныне обер-интендант, донося мне, что по 20-е число октября приготовлено уже гранита 112 штук, испрашивает разрешения, повелено ли будет продолжать добывание камня сего для означенных работ по случаю имеющейся в виду высочайшей государя императора воли, дабы некоторые из устройств переведены были из Николаева в Севастополь, так чтобы сей последний порт находился к Николаеву в таком точно отношении, как Кронштадт к С.-Петербургу, и чтобы до решительного по сему предмету постановления были сообразно с сим остановлены вновь предполагаемые в Николаеве построения по цивильной и гидравлической частям.

Признавая со своей стороны полезным устроение здесь набережной около эллинга мортонова, как служащей к предохранению сей части реки от засорения, равно не находя препятствия к сооружению здесь, согласно предположениям адмирала Грейга, монумента из пушек, е. и. в. городу Николаеву дарованных, я, впрочем, долгом почитаю представить о сем на разрешение в. с-ти, имея честь покорнейше просить о последующем по сему почтить меня вашим предписанием.

Генерал-адъютант вице-адмирал Лазарев 1

Рапорт М. П. Лазарева А. С. Меншикову о необходимости реконструкции Графской (Екатерининской) пристани в Севастополе

18 декабря 1833 г.

Ваша светлость во время бытности в Севастополе без сомнения изволили заметить, что так называемая там Графская пристань требует распространения и улучшения.

Озабочиваясь приведением сего в исполнение потому наиболее, что означенная пристань есть единственное место, куда с северной стороны и судов, на рейде стоящих, пристают все гребные суда и где даже производят погрузку и выгрузку разных тяжестей и экипажей, отчего пристань сия требует беспрерывных исправлений и не может быть содержима всегда в должном порядке, я для отвращения сего на будущее время и дабы предохранить ее от дальнейшего засорения (ибо катера и теперь к оной приставать не могут) признавал бы полезным увеличить оную, провести от нее на несколько сажен к северу набережную, устроить особенный каменный трап для приставания вольных судов, спуск для въезда и выезда экипажей при переправе их в Севастополь или обратно и, наконец, вместо пришедшей в совершенную ветхость новую при сей пристани [построить] караулку, как в. с-ть изволите усмотреть из представляемых у сего плана и рисунка означенному месту, инженером Уптоном по поручению моему составленных[213].

Каковое предположение мое я и приемлю честь предать на благоусмотрение и разрешение в. с-ти[214].

Генерал-адъютант вице-адмирал Лазарев 1

Рапорт М. П. Лазарева А. С. Меншикову о необходимости построить новое здание Севастопольской морской библиотеки и о передаче для этого призовых денег

25 июля 1834 г.

Ваша светлость изволите быть известны, что в Севастопольском порте существует библиотека для занятий офицеров корпуса Черноморского флота чтением в часы досуга и что целью такого учреждения было желание начальства отвратить господствовавшую между многими молодыми офицерами праздность, нередко ввергавшую их в такие проступки, кои даже лишали их чести.

Заведение сие, восприявшее начало свое с 1823 г., по настоящее время, можно сказать, обогащено лучшими переводами и сочинениями отечественной и даже частью иностранной словесности, кроме многих других предметов, к наукам относящихся, и служит источником приятных и полезных для молодых людей занятий, отвлекающих их от порочной праздности.

Севастопольская библиотека помещалась прежде сего в одном старом казенном доме, а ныне по совершенной уже его ветхости остается решительно без всякого помещения и сложена на некоторое время единственно для хранения в одном из домов, где расположены другие казенные заведения. Таковое положение библиотеки сей, стоящей уже многих тысяч рублей, представляет неизбежную надобность в безотлагательной постройке для нее особого приличного здания, и хотя я с удовольствием вижу готовность гг. офицеров сделать на сей предмет новые пожертвования из их жалованья, но, по ближайшему соображению, капитал, от сего составиться могущий, далеко не достигает суммы, требующейся на возведение такого рода строения, которое бы соответствовало своему назначению и вместе с тем служило украшением городу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.