ОТ’ЕЗД С ФАКТОРИИ. КОНЦОВКА

ОТ’ЕЗД С ФАКТОРИИ. КОНЦОВКА

19 сентября мы, наконец, дождались „Микояна“. Лихтер „Северопуть“ № 7 прибыл загруженный машинами и частями машин, доставленных из-за границы. Какие-то тяжелые ковши, рамы, части механизмов, наглухо упакованные в огромные ящики. На всем английские клейма и медные доски с обозначением фабрики и веса.

„Микоян“ возвращается из-за Полярного круга. На корме „обрастание“ осетрами.

Есть отдельные грузы в 18—19 тонн. Один кран на лихтере, одолевая эти крупные тяжести, расшатался в основании и нуждается в ремонте.

Поздно вечером штат нашей фактории начал перебираться — кто на „Микоян“, кто на „Северопуть“.

К лодкам пришлось итти по воде. Пока уселись, вымокли насквозь. Вода ледяная, ветер тоже холодный — ванна в высокой степени неприятная.

Но это уже последние полярные испытания.

На лихтере все места заняты, кубрики и каюты переполнены доотказу. Нас — последних пассажиров с Ямала — некуда поместить. И конечно, со стороны ответственных руководителей каравана никакой заботы о людях не проявлено. В этом отношении комсеверпутейцы побили все рекорды: небрежней их к рабочим и служащим не относится ни одна полярная организация. Такая репутация за Комсеверпутем установилась прочно и непререкаемо.

Однако у людей, раз’езжающихся по домам после года полярных испытаний, вызвать серьезное озлобление трудно — только вези и скорей. Не все ли равно? Одной неприятностью или одним мытарством больше или меньше, стоит ли останавливаться на таких пустяках, как отсутствие койки. Трюм, так трюм — только скорей вези.

Полярника не удивишь сквозняком холодного трюма. Проведенный по соседству с Карским морем год дал в смысле сквозняков такую закалку, что для некоторых и трюм — помещение хоть куда.

К сожалению, далеко не все благополучно возвращаются из-за Полярного круга. Например, на фактории Дровяного мыса лишь несколько дней назад потонули двое охотников. Люди молодые, отважные, они отплыли далеко от берега в маленьких туземных калганках и погибли. Вода Обской губы зловеще холодная. Спасаться здесь трудно. Тело мгновенно пронизывается мертвящей температурой воды. Мышцы сводит судорогой, сердце отказывается работать.

И не только в Обской губе, а в Енисее, уже почти приехав домой в Красноярск, погибли также двое служащих рыбо-зверобойного отряда. Отработали год в Гыдояме, доехали чуть ли не к самому дому — и потонули.

Рассказы об этих очередных несчастиях омрачили наше возвращение.

„Микояну“ приходится напрягать все силы: от Тазовской губы к каравану прибавился еще один лихтер и баржа. Затем на разных остановках еще две баржи. По пути вся эта громоздкая посуда грузилась то дровами, то бревнами, то товарами.

Почти весь караван идет с предельной загруженностью. „Микоян“ тащит, мощность его огромна, но любая сила имеет свои пределы. Теплоход, преодолевая встречное течение реки, делает по Оби еле-еле 6 километров в час.

На Иртыше нас встретила высланная на помощь „Пятилетка“. Она, как говорят, мало уступает по мощности „Микояну“. Половину буксируемого каравана передали ей и пошли ходче.

В этом году навигация затянулась. Мы были в пути от Ямала до Омска ровно месяц — день-в-день. И застали отличную теплую погоду. Греет солнце, в ватной одежде жарко ходить. Полярное зимовье с каждодневными ненастьями, бурями, с мертвящим дыханием вечных льдов — отодвинулось в область воспоминаний.

И скажу по совести, нет в этих воспоминаниях ни ужаса, ни трепета, ни ожесточенности. Случись вновь интересная работа, которая поманила бы, — я, ни минуты не задумываясь, опять поехал бы за 67-й градус северной широты. Но уже теперь, наученный опытом, я многое предусмотрел бы.

Целый ряд ошибок, испытаний и неприятностей, пережитых за Полярным кругом, могли быть устранены. Для этого надо лишь знать: в чем именно они заключаются. И вот если эта моя книжка поможет кому-либо из едущих на Крайний Север разобраться в тамошней обстановке, если она передаст хотя бы часть усвоенного нами опыта, я буду удовлетворен — значит, большую долю взятой на себя задачи я честно выполнил.