Первая женская гимназия
Первая женская гимназия
В начале декабря семнадцатого года отец перевел меня из Первой мужской гимназии в Седьмую, на Страстной площади. Мое пребывание в ней было очень кратковременным. Занятия никак не налаживались, в классах было очень холодно, совсем не топили, и мы сидели за партами в гимназических шинелях. Гимназия эта была привилегированной, и в ней училось много детей старинных русских фамилий. Помню Олсуфьева и Бестужева.
Вышел декрет о совместном с девочками обучении, и зимой восемнадцатого года Седьмую гимназию соединили с Первой женской. Занятия будут проходить в помещении женской гимназии.
После дворца седьмой мужской это помещение показалось мне каким-то казенным и неуютным. На четырех этажах большие, просторные классы с очень высокими потолками, безжалостный свет в огромных окнах, очень широкие коридоры и большой рекреационный зал.
В первый день мальчиков пришло очень мало. Нововведение это казалось столь странным и опасным, что многие родители не пустили своих сыновей, считая все это временной и пустой большевистской затеей — надо только немного переждать, и все вернется на «круги своя».
Было очень холодно, и мама к воротнику моей шинели пришила скунсовую горжетку: целый узкий зверек с лапками и черными коготками, маленькой острой мордочкой, с красными губами и мелкими белыми зубками — и еще маленькие оранжевые блестящие глазки с черными зрачками. Я не дал отрезать скунсу мордочку и запрятал ее за воротник.
В школе не топили, вешалка была закрыта, и замерзший швейцар сказал, что раздеваться не надо.
В классе меня обступило множество девочек, все в форме. Белые кружевные воротнички и манжеты, белые передники, в косах ленты. Они окружили меня тесным кольцом, разглядывают меня и моего скунса, неудержимо хохочут. Я, наверное, являл зрелище комическое. Одна девочка, Волкова, как сейчас помню, сказала: «Что вы над ним смеетесь, он, видно, из бедных». Всего этого я выдержать не мог и, запрятав скунса в карман, убежал домой.
Жизнь в женской гимназии мало-помалу входит в свою колею. С каждым днем появляется все больше мальчиков.
Затеяли издание литературного журнала. Редактором стал мальчик немногим постарше нас, сын сменовеховца Бунака. Журнал назвали «Аврора». Аврора — богиня утренней зари. Обложку поручили нарисовать мне.
Бирюзовое море, огненно-красный шар восходящего солнца, который чуть касается горизонта. На скале в белом хитоне богиня в задумчивой позе. На этом издание журнала закончилось, больше никто ничего не делал. С обложкой ко мне пришла слава. Девочки наперебой подсовывают мне свои альбомы, в которых я без конца множу Аврору.
В программу включены уроки по пластике и рукоделию. Пластику преподает артист Большого театра Чудинов: длинный милый пожилой человек, в театре танцевал Дон Кихота. Пластика должна сообщать нам изящный силуэт, элегантность манер. Девочки учат нас бальным танцам.
Упражнения с мячом по окончании урока, в зале играем в футбол, нас с трудом загоняют в классы.
На рукоделии учимся пришивать пуговицы, исколол себе все пальцы.
Урок французского языка. Молодая француженка входит в класс. Она ни слова не говорит по-русски, мы ни слова по-французски. — «Бонжур, месье и мадемуазель, кэль эр э тиль а прэзан?» И дальше все в таком роде.
Вскоре в классе наступает мертвая тишина под красивое чтение француженки: «Эн маршан рэвэнэ дэ ля фуар…» Мальчики и девочки в полном покое заняты каждый своим делом: обмениваются марками, читают, под партой держа на коленях книги на русском языке. Я рисую в альбомах Аврору, богиню утренней зари.
В школу начинает поступать американская продовольственная помощь АРА. Организован буфет, в котором мы, школьники, дежурим по очереди. Нарезаем хлеб и сливочное масло. В часы дежурства можно есть вволю. Дежуря, я так наедался впрок американским маслом, что долгое время меня тошнило при одном его упоминании. Никакими силами меня больше нельзя было определить в дежурные.
Было очень холодно, в школе совсем не топили, и мы все чаще и чаще пропускали уроки.
С революцией ко мне пришла долгожданная свобода, никто меня не провожал в школу и никто не встречал. У меня с каждым днем было все больше свободного времени, я много гулял по заснеженной Москве, читал без разбора, рисовал. Дома нас с отчаянным упорством продолжали учить музыке.
Ходили слухи, что часть классов переведут в бывшую гимназию Раевской, в Каретном ряду, а в помещении нашей гимназии будет госпиталь.
Шла гражданская война.