Шарик

Шарик

Палыч выделялся среди остальных бичей настоящей искренней интеллигентностью. Вместе с тем, он пользовался таким же настоящим авторитетом. Именно авторитетом. Уважением такого рода, которое встречается в местах лишения свободы по отношению к людям, которых не хочется проверять на прочность. Он сидел, и что удивительно – по тяжелой мокрушной статье, зарубил топором товарища.

Как-то этот факт никак не вязался с его образом: Палыч сам по себе, факт – сам по себе. Он не жил в вагончиках со всеми, а поставил палатку в стороне, на пригорке, не опасаясь ни медведей, ни кого другого. Он тщательно охранял свою privacy. Так тщательно, как я впоследствии встречал только у людей с истинно западным воспитанием, которых, к примеру, могло покоробить слишком сильное рукопожатие или чересчур короткая физическая дистанция при разговоре.

Как-то вечером, когда большинство товарищей уже приканчивали вторую бутылку спирта, я подсел к Палычу, который задумчиво смотрел на закат. Ярко-красное солнце вот-вот собиралось скрыться за сопками.

– Палыч, ты никогда не был женат?

– Нет, – не жеманясь, отвечал он.

– А почему?

– Да не случилось как-то. Всю жизнь проходил на краболовах. А это такое дело – полгода в море, потом надо заземлиться – пьем, гуляем, пока деньги не кончатся, потом опять в море.

– И что, никогда никто тебе не нравился, никогда не хотелось влюбиться?

Палыч задумался.

– Мне было тогда лет 25. Мы сошли на берег в очередной раз, ребята пошли по шалавам и за выпивкой. Пришли в один барак, все куда-то разбрелись. Я один остался. Стою, в проходе темно, а через доски солнце пробивается. Вдруг вижу – девчонка идет по проходу и воздушный шарик впереди толкает, подпрыгивает и не дает ему упасть. Ей, наверно, лет 15 было. Солнце так и переливается у нее на волосах – волосы густые русые, глаза ярко-голубые и платье почти прозрачное, легкое. Я даже глазам не поверил – в этом бараке такое…

Она мне улыбнулась, а я так и не подошел. На мне роба была такая, знаешь, как бывает… В общем, постеснялся…

А тут ребята вернулись, потащили меня куда-то, там гулянка шла уже вовсю. Я есть ничего не мог и пить тоже. Все время этот шарик вспоминал и думал, что эта девчонка здесь делает. Потом открылась дверь, она вошла, села за стол со всеми. Ей стали наливать, и она пила наравне со всеми, а потом мой товарищ, бабник большой был и, знаешь, гнилой такой, он ее сразу приметил и все время вокруг нее терся, а она сидела с безразличным выражением лица. Потом они ушли вместе куда-то. Он вернулся под утро довольный, потный, стал рассказывать, как он ее и куда, и какая она горячая и красивая, и как она ему давала…

Я пьяный был. Бил я его долго, разбил всю морду в кровь зачем-то. Помню только, что уносили его. Блин, убить же мог. Все от того, что заземлиться не успел.

Да… А шарик этот… Я всю жизнь его вспоминаю. Вот такое же солнце было. На закате…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.