Во главе полка

Во главе полка

Как ни пугали меня ночными полетами, но и они давались мне с такой же легкостью, как дневные.

Евгений Михайлович Кравец, к тому времени ставший заместителем командира эскадрильи, постоянно хвастался перед летным составом, что в Мариновке на Су-9 он набирал высоту двадцать пять километров. Правда, когда я просил показать мне эту высоту, он отказывался, говоря, что не хочет рисковать в ожидании назначения его командиром эскадрильи. И вот теперь у меня появился шанс выполнить такой же полет, но только ночью. На сей раз я его «достал» этими двадцатью пятью тысячами, и он сдался.

Заблаговременно заняв готовность в кабине самолета, я, облаченный в высотное снаряжение, ждал своего учителя. Каково же было мое удивление, когда тот появился без ВКК (высотно-компенсирующий костюм) и без ГШ (гермошлем). На мой вопрос, а как же рекорд, он меня успокоил: нормально, мол, слетаю и так. И вот мы уже на сверхзвуке, на высоте пятнадцать километров. Евгений Наумович берет управление, разгоняет приборную скорость тысячу сто километров в час и задирает нос самолета на угол порядка тридцати градусов. Высота начинает энергично увеличиваться, но, по моим расчетам, если мы и выскочим на рекорд, то без скорости. На высоте восемнадцать километров Наумыч переворачивает самолет на спину с криком по СПУ:

– Ой! Меня начало надувать!

Мириады звезд оказываются у нас под ногами, и вот мы уже вместо тридцати градусов набора несемся к земле с таким же углом. После отключения форсажа мой инструктор возвращает самолет в нормальное положение, рассказывая мне сказку, как его неожиданно «надуло». Но я-то отлично сознаю, что «надувает» он меня: на нем и костюма-то нет, нечего и надувать. Делая вид, что не понимаю истинной причины резкого изменения режима полета, с восторгом отзываюсь о быстроте его реакции.

Оказалось, все рассказы Кравца о его рекордных полетах – блеф чистой воды. Так мне и не удалось побывать на Су-9 на высоте более двадцати километров. Но за девятнадцать лет полетов на самолете МиГ-25 я это упущение с лихвой компенсировал. Однако об этом потом.

Жарким летним месяцем полк летит в Кюрдамир. И опять нас, молодых, ставят ведущими пар и звеньев. Двадцать с лишним экипажей из астраханской жары летят в пекло Кюрдамира. Перелет туда спланирован днем, обратно – ночью. Я ведущим у легендарного Михаила Андреевича Переверзева. Зная его разного рода подколки к молодым пилотам, стараюсь не давать повода для замечаний.

На этот раз во главе полка пришлось лететь мне. Полет проходит без особых происшествий, вот только офицер боевого управления пункта наведения Махачкала стал вдруг давать нам несуразные команды. Сначала он никак не мог понять, что мы идем парой. Потом, окончательно запутавшись, начал спрямлять нам дорогу на Кюрдамир. Дело в том, что попутно мы должны были проверить боеготовность местных зенитно-ракетных и радиотехнических частей, и посему наш маршрут имел несколько изломов, которые, по всей видимости, до ПН не довели. Офицер наведения упорно пытался наставить нас на «путь истинный». Когда Переверзеву все это надоело, он, не стесняясь в выражениях, пообещал серьезно разобраться с наведенцем.

Выходим на десяти тысячах на привод Кюрдамира. Помня, что за нами следует целый полк, я, предварительно дав команду на роспуск, затянул обороты и, с креном семьдесят и углом снижения тридцать градусов поставив самолет в крутую спираль, через пару минут был уже на третьем развороте на высоте девятьсот метров в посадочной конфигурации. Приземлившись, как обычно, сдвинул откидную часть фонаря. Лучше бы я этого не делал. Меня тут же ошпарило так, будто в сауне поддали жару. Не знаю, какая была температура в тени, но на солнышке – градусов шестьдесят, не меньше.

После заруливания подошел к Переверзеву получить замечания. Хитро и изучающе глядя на меня, будто первый раз видит, мой ведомый задал вопрос:

– А мы что, истребители?

Я ничего не понимаю.

– Еле за тобой удержался до третьего разворота! – пояснил Миша.

– Так я же дал команду «Роспуск»! – догадавшись, о чем речь, оправдываюсь я.

– А я ее не расслышал, – вредничает ведомый.

Самолеты один за другим плюхаются на горячую бетонку аэродрома.

Не знаю, чем бы закончился наш диалог, но в это время, на счастье мне и на неудачу себе, выкатился за пределы ВПП Валера Криницын. Переверзев бросил меня и помчался оценивать обстановку для приема оставшихся экипажей, поделив ответственность и риск с руководителем полетов. После посадки полка, когда напряжение спало, он занялся разборкой с основным «виновником торжества» Криницыным. Бедолагу отстранили от полетов, оставив и летчика, и самолет на жаркой кюрдамирской земле. Больше обо мне Миша по поводу «роспуска» не вспомнил.

Назад мы полетели ночью в такой же последовательности. Но на десятиминутном интервале. И опять Махачкала, решив реабилитироваться, стала невпопад давать команды Переверзеву, решив, что мы идем парой. Миша упорно молчал, слушая команды незадачливого штурмана наведения, но когда тот его «достал», матом предложил выйти на улицу и посмотреть, какое на дворе время суток, и уточнить, какие идиоты ночью летают парой. Махачкала озадаченно задумалась и надолго замолчала.

Мне поручили сообщить жене Валеры Криницын, что он остался в Кюрдамире. Та открыла дверь, будто караулила под ней. Не видя мужа, она в истерике запричитала:

– Погиб! Так и знала, так и знала!

Я, обычно корректный с женщинами, на этот раз рявкнул:

– Тихо, дура! Соседей разбудишь! Ничего с твоим Валерой не случилось. Жив он и здоров, остался в Кюрдамире из-за неисправности самолета. Завтра прилетит транспортником.

Эмоциональная женщина, обливаясь слезами, бросилась меня целовать.

Я извинился за грубость и удалился в раздумье, что можно ведь сойти с ума, каждый раз, с таким настроением ожидая мужа из полетов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.