Разрозненные заметки

Разрозненные заметки

Репродукция акварелей Дюнуайе де Сегонзака,[34] иллюстрирующих в издании полного собрания сочинений Сент-Экзюпери текст «Письма заложнику», сопровождается такой надписью: «Кафе возле Флёрвиля… где Сент-Экзюпери написал “Письмо заложнику”».

Совершенно очевидно, что такое указание неверно. Достаточно прочитать первые строчки «Письма заложнику», чтобы понять: оно было написано в Америке.

Во Флёрвиле Сент-Экзюпери провел всего несколько часов. Если бы надпись соответствовала действительности, то получилось бы, что «Письмо заложнику» он написал между полуднем и примерно тремя часами дня.

Для большей точности установим «времяпрепровождение», расписание Сент-Экзюпери в тот день 1938 года. Сент-Экзюпери, моя жена, мой сын и я покинули Сент-Амур, селение Юры?, на стареньком «Бугатти». Флёрвиль находится в пятидесяти километрах от Сент-Амура. Туда мы добрались где-то около полудня или часа дня. Там и состоялся завтрак, о котором упоминается в «Письме заложнику». Потом мы отправились в Лион, где моя жена и сын сели в поезд, следующий до Сент-Амура. Я же поехал вместе с Сент-Экзюпери к его другу Шарлю Салесу, жившему в сельском доме возле Тараскона.

Сент-Экзюпери никогда больше не возвращался во Флёрвиль. Или, если предположить невероятное, он приезжал туда тайно. А это нелепо.

Прошло пятнадцать лет. Я не считал нужным вносить хронологическую поправку. Тем более что сам текст «Письма заложнику» сделал это. Но сегодня я все же испытываю потребность уточнить факты. Думаю, что читатели великого писателя имеют право на правду, пусть и в мелочах.

1 августа 1954 года

Получил «Жизнь Сент-Экзюпери»,[35] сборник фотографий с короткими комментариями. Семейные фотографии и моментальные снимки. Порой подписи, несмотря на свою краткость, затмевают изображение, оборачиваясь преувеличенно мелодраматической сентиментальностью. Например, госпожа де Сент-Экзюпери, читающая письмо сына. Это своего рода тщательно выстроенная мизансцена, позднейшая подтасовка. Госпожа де Сент-Экзюпери никогда не фотографировалась с письмом сына в руках. Хотя некоторые фотографии – в частности, Тонио в детстве – очень трогательны. Но, даже став взрослым, Тонио не утратил свои детские черты.

Я, наверное, несправедлив. Возможно, меня коробит фотографическая бесцеремонность, к которой еще не совсем привыкли люди моего поколения.

2 августа

«Председатель и члены комитета Ассоциации писателей – участников боевых действий – имеют честь пригласить Вас на службу, которая состоится 31 июля 1954 года в 10 часов в церкви Сен-Луи-дез-Инвалид в память Антуана де Сент-Экзюпери, и на последующее затем торжественное построение, посвященное 10-й годовщине его гибели на поле брани».

Он наверняка осудил бы любой вульгарный антиклерикализм. И тем не менее он написал: «Если бы у меня была вера». Мне кажется, это означает, что у него ее не было.

Я испытываю противоречивые чувства. Мне не нравится этот религиозный и военный церемониалы. Но имею ли я право отказаться участвовать в этих торжествах?

Запись сделана в Сент-Амуре в том самом доме, куда в 1940 году он приезжал провести со мной три дня и где я видел его в последний раз. Особенно мне запомнился один разговор о де Голле. Мы не во всем были согласны. Но не стали продолжать дискуссию. Я вдруг испугался воздействия своих аргументов. «Возможно, – сказал он, – мне лучше было бы отправиться в Лондон». Я догадывался, что следовало понимать под его словами «отправиться в Лондон». Я почувствовал, что если и дальше буду отстаивать свою точку зрения, он присоединится к де Голлю.

Мысленно я представил себе, как его преследуют вражеские истребители, и он падает в море на борту горящего самолета. Испугавшись, я сменил тему.

Поразмыслив критически, я понял, что по прошествии четырнадцати лет мои воспоминания недостоверны. Решения Сент-Экса не зависели напрямую от моих слов. Думаю, мои воспоминания выкристаллизовались, и время преобразило в логичный, последовательный диалог мимолетный обмен мыслями, приблизительные оценки, неуверенные поиски максимальной истины.

Сент-Экс и де Голль. Я часто слышал разговоры о том, что они неизбежно должны были поладить. Как относиться к этим предположениям?

Сент-Экзюпери… жизнь…/Галлимар. На мысе Джуби (1926?)

«Обожаю это ремесло, – писал он матери, – Вы не можете представить себе этого покоя, этого одиночества на высоте 4000 метров, только мотор шумит».

Покой, который он ищет всю свою жизнь, но так никогда и не обретет.

Примерно в то же время он писал матери: «Я начал роман… написал уже сотню страниц, но запутался в композиции, я упираюсь в абстрактное. У меня поразительная склонность к абстрактному. Возможно, это связано с моим вечным одиночеством».

(Наверняка это просто ошибка в транскрипции, однако, сравнивая эти две цитаты, я замечаю, что в первом приведенном тексте Сент-Экс обращается к матери на «Вы», а во втором говорит ей «ты». На самом деле он никогда не обращался к матери на «ты».)

«Поразительная склонность к абстрактному…»

Думаю, он ошибается в этом отношении.

То, что в данном случае он называет абстрактным, отражает его презрение к ненужным мелочам и отсутствию глубины, его пристрастие к безупречной форме и прозрачной ясности.

Скрупулезная точность в деталях. Режиссер, снимавший «Южный почтовый», показывает молодую «хозяйку поместья», которая испугалась, повстречав на дороге группу крестьян. «Это нелепо… – сказал мне Сент-Экзюпери. – Девушка могла быть напугана встречей с рабочими… Она никогда их не видела. А вот встречей с крестьянами – нет. В детстве она часто играла на фермах». Однако, чувствуя, что его аргументы не поймут, а также из деликатности и учтивости он не стал возражать, и съемки продолжились.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.