Памятное лето

Памятное лето

Никому ничего не говоря, я притащил со свалки несколько старых водопроводных труб, стал их подгонять друг к другу, свинчивать, прилаживать. Двух длинных труб как раз хватило от середины клумбы до сарая. Это меня очень обрадовало. Потом с помощью муфт мне удалось к обоим концам этих труб присоединить перпендикулярно две другие — одну длинную, другую короткую. Длинную трубу я вывел на крышу сарая, а короткую в центр клумбы. Чтобы моя затея не была разгадана, я спрятал трубу, идущую к клумбе, в траву и торчащий конец прикрыл цветами и ветками.

Вскоре там же на свалке мне посчастливилось отыскать мятый заржавленный бак. Вместе с ребятами мы взгромоздили его на крышу, а кран скрепили проволокой с трубой и прочно промазали замазкой.

— Ну, ребята, таскайте воду! — распорядился я.

Скоро бак до краев был наполнен водой. Я торжественно открыл кран, и все застыли, пораженные неожиданным зрелищем. Из трубы высокой тонкой струей била вода.

— Это не то, — закричал я. — Надо, чтоб вода разбрызгивалась. Идите сейчас домой и приходите вечером, все будет готово.

Ребята нехотя разошлись. Дедушкина кузня со всем инструментом теперь была в моем распоряжении. Я заперся там и стал мастерить из жести высокий конус. Этот конус я надел на трубу, возвышающуюся над клумбой, и положил в него гутаперчевый мячик.

Вечером, когда пришел отец, я позвал его во двор, где уже собрались соседские ребятишки, и открыл кран у бака.

Над клумбой взвился пышный бисерный столб воды.

Все были изумлены. Мальчики от удивления открыли рты, а мой маленький братишка начал громко кричать и бить в ладоши.

Отец остался очень доволен моим фонтаном. Он осмотрел его устройство и в награду дал мне двугривенный на пряники.

Я был так взволнован успехом своего изделия, похвалами и наградой отца, что, не зная куда деться, убежал в кузню, залез на верстак, где была моя постель, и тут же уснул.

Проснувшись, я твердо решил не покупать пряников. Лучше купить на эти деньги бабки. О, их дали бы много, пожалуй, ни у одного мальчишки столько не было! Но, подумав, я отказался и от этого, а пошел в книжную лавку и купил несколько книжечек по механике.

В одной из них рассказывалось о русском изобретателе Ползунове, о том, как он, бедный солдатский сын, изобрел первую в мире паровую машину.

Я спросил отца, правда ли это.

— Это правда! — сказал отец. — Но к изобретению Ползунова власти отнеслись, как к забаве, и не подумали его применить для дела.

Отец знал о Ползунове больше, чем вычитал я. Он рассказал о том, что Ползунов был не только способным изобретателем, но и сильным, мужественным человеком. Он перенес много лишений и невзгод, прежде чем осуществил свое изобретение.

— А почему Ползунову мешали работать? — спросил я.

— Очень тяжело простому мастеровому выйти на широкую дорогу. Сделает он что-нибудь ценное — в лучшем случае у него купят это за гроши богатеи, да и выдадут за свое. А потом огромные деньги наживут. Помнишь, что дед про Москвина рассказывал. Его ружье будто бы купил один немец, работавший у нас, и продал французам за громадные деньги, а те еще больше нажили, продав его под видом иноземного нашему же государю. Вот как бывает.

— И с Ползуновым вроде этого получилось, — продолжал отец, — паровую машину он первый изобрел, а все считают изобретателем ее англичанина Уатта. Потому что цари и их слуги не верят в таланты простых людей, а верят иноземцам. А те больше бахвалятся, чем делают. Есть и у нас на заводе такие люди. Видел я, как они работают, — одни слезы!

— Что ж, так и не нужно ничего изобретать простому человеку? — спросил я.

— Не всегда же так будет, — ответил отец. — Ты пока учись. А там, может быть, другие времена придут.