15. ПЕРВЫЕ ШАГИ КРОНПРИНЦА

15. ПЕРВЫЕ ШАГИ КРОНПРИНЦА

Стремление к новому есть первая потребность человеческого воображения.

Стендаль

"Князя Пунтекурво" — так стали звать кронпринца шведские крестьяне — за пределами королевского замка воспринимали настороженно и не так восторженно, как в королевской семье. Поэт П.-Д.-А. Аттербум восклицал с возмущением: "Позор, что иностранец, какой-то француз восходит на древний трон Швеции. Какие чувства он может питать к нашему народу; нашему языку, к нашим обычаям?" На древнем шведском троне уже давно сидели не чистокровные шведы, а немцы, но к немцам давно привыкли и считали их за "своих", а вот французов до сих пор не было. Впрочем, и к французу скоро привыкнут, потому что он оказался нисколько не хуже, а во многих отношениях даже лучше "чистокровных" королей Швеции. Этому способствовали неординарность личности Карла Юхана, его блестящие способности, французский шарм и обходительность, а главное — работоспособность и компетентность в государственных делах. "Мой меч и мои дела — вот мои предки; усыновление меня самым добродетельным из королей и свободное волеизъявление народа, избравшего меня, — вот моё право. С опорой на любовь и доверие этого народа… я смогу придать шведскому имени новый блеск и успешно защитить интересы Швеции", — писал он в январе 1815 года. В своём законном праве и в своих способностях он никогда не сомневался.

Править страной Карл Юхан стал с первых дней появления в Швеции. В стране был вакуум власти — ведь нельзя же было считать старенького, хиленького и безобидного старичка Карла XIII настоящим правителем летевшей в пропасть страны, и деятельный энергичный наполеоновский маршал, соскучившийся по настоящему делу, естественно заполнил этот вакуум. Да и сам Карл XIII с удовольствием освобождал для него поле действия. Известно изречение Карла Юхана в этот период: "Мир — единственная почётная цель для любого мудрого и просвещённого правительства". Если на первых порах своего правления этому принципу по объективным причинам было трудно следовать, то в последующий период он стал основой всей его политики — и внутренней, и внешней.

Перед наследным принцем стояли три большие задачи, над решением которых он будет работать всю свою оставшуюся жизнь: внешнеполитическая (создание предпосылок для независимой шведской политики), внутриполитическая (создание авторитарного и эффективного правления) и финансовое оздоровление. Попав в незнакомую среду, Карл Юхан на первых порах должен был опираться на то правительство, которое было создано Карлом XIII, и пользоваться информацией, которую оно ему предоставляло. Сильно мешало незнание шведского языка, и к кронпринцу приставили учителя — энтузиаста беллетристики, публициста и библиотекаря Пера Адама Валльмарка. Результаты оказались плачевными: то ли плох был учитель, то ли ленив, неспособен или сильно был занят ученик, но дело с изучением шведского языка шло из рук вон плохо. Единственная попытка Карла Юхана выступить как-то на сессии риксдага с речью на местном языке вызвала смех в зале, и больше он говорить на шведском языке не пытался. Со временем он научился кое-что понимать из разговора шведов, но скрывал это от окружения.

Ведущей фигурой в правительстве был, несомненно, министр иностранных дел Ларе фон Энгестрём: профессиональный дипломат, франкоман, с большим опытом государственной работы, он фактически выполнял функции премьер-министра. Но правой рукой Карла Юхана на внешнеполитическом фронте стал гофканцлер Густав Веттерстедт, прекрасно владевший французским языком, великолепно составлявший документы и хорошо знавший европейские реалии. Со временем он всё больше вытеснял Энгестрёма из дипломатической сферы и становился для кронпринца просто незаменимым. Весьма способным на финансовом поприще был статс-секретарь X. Ерта, но он не сработался с Карлом Юханом, как нам известно, считавшим себя в этой области тоже большим специалистом, и скоро вышел из правительства.

Своеобразной — сильной и талантливой — фигурой был Богуслав фон Платен. Он считался специалистом по норвежским вопросам и обладал необыкновенной трудоспособностью, но потом перестал интересоваться политическими делами и полностью сосредоточился на строительстве Ёта-канала.

Своего двора кронпринц по соображениям экономии не заводил и для представительских целей пользовался услугами двора Карла XIII и королевы Хедвиг Шарлотты, что не могло не понравиться экономным шведам. Опираться он мог тогда лишь на образованную часть общества — дворян, аристократов, военных, но большинство их было среди "густавианцев", к которым он относился с естественным недоверием. Они были здесь свои, а он — чужак. У них был свой король — Густав IV Адольф, выжидавший своего часа в Швейцарии и имевший законного наследника, своего сына принца Густава. К тому же известие о выборе князя Понте-Корво наследным принцем Швеции в ряде европейских столиц встретили не так уж и доброжелательно, и с этим приходилось считаться.

Впрочем, опасения Бернадота за свою жизнь и династию были несколько преувеличены. Как-то он спросил проработавшего в Швеции много лет испанского посла Морено о том, как ему защититься от подстерегавших его в стране опасностей. Посол ответил:

— Нет ничего проще, сир. Носите галоши. Это самый безопасный способ сохранить жизнь в Швеции.

Некоторое время спустя Карл Юхан был вынужден познакомиться с "густавианцами". Контакты с некоторыми из них оказались плодотворными, у них с принцем возникли взаимные симпатии, как, к примеру, это произошло с представителями старинного рода Брахе. В особенности близка к кронпринцу и вообще к Бернадотам стала графская семья Лёвеньельмов: граф Карл, внебрачный сын Карла XIII, стал ведущим дипломатом и принимал участие в Венском конгрессе 1814–1815 годов, а его сводный брат Густав — шведским послом в Париже и находился в дипломатической "обойме" Швеции при четырёх Бернадотах.

Меньше повезло барону Густаву Моритцу Армфельту (1757–1814), фавориту свергнутого Густава IV Адольфа. Барон был убеждённым "густавианцем", но, познакомившись в 1810 году с Карлом Юханом, сменил взгляды и намеревался честно служить новому королю. Его "подсидели" враги, нашептавшие Карлу Юхану и Карлу XIII, что Армфельт притворяется и что он по-прежнему является приверженцем высланного короля. В конце марта 1811 года барон был выслан из Швеции. Он прибыл в Петербург, вошёл в доверие к русским властям, принял присягу на верность Александру I, оказал ему существенную помощь в устройстве нового Великого княжества Финляндского и даже успел приложить руку к отставке реформатора М.М. Сперанского.

"Осколком" густавианского режима был и шведский посол в Петербурге Курт фон Стедингк (1746–1837), генерал, участник Шведско-русской войны 1788–1790 годов, посол Швеции при Екатерине II, а потом и при Павле I и Александре I. Отличительной чертой К. Стедингка было то, что он всегда говорил правду. В 1808 году он предупреждал короля Густава IV Адольфа о нецелесообразности войны с Россией, но тот не послушал его, и теперь он выполнял тяжёлую миссию после потери Финляндии представлять Швецию в стране победителей.

Когда свергнутого Густава IV Адольфа пригласили в Петербург, Карл Юхан дал указание Стедингку не допустить этого. Посол ответил, что царь Александр I волен в своих желаниях приглашать к себе кого угодно, тем более Густава IV Адольфа, своего шурина (напомним, что царь и король-эмигрант были женаты на родных сёстрах). Карл Юхан таким ответом возмутился и отозвал Стедингка домой. В Стокгольме Стедингк сумел объясниться с кронпринцем, он проинформировал его о надвигавшейся войне Франции с Россией и высказал мнение, что в этой войне шансы на победу Наполеона выглядели далеко не блестящими. Это во многом определило отношение Карла Юхана к Наполеону и к России, а также послужило основой для дальнейшего плодотворного сотрудничества со Стедингком, который в 1813 году в качестве фельдмаршала примет участие в военных действиях в Германии против наполеоновских войск. В 1825 году К. Стедингк будет представлять Швецию на коронации Николая I и станет единственным дипломатом, удостоившимся чести сидеть на торжественном обеде за одним столом с царём. К. Стедингк будет весьма активным до самой смерти: он умрёт на 91-м году жизни, простудившись во время посещения умиравшего другого ветерана шведской политики и дипломатии — Густава Веттерстедта.

Естественно, Карл Юхан приблизил к себе кузенов Мёрнеров. Лейтенанта Карла Отто Мёрнера наследный принц сделал своим адъютантом, в чьи обязанности входило подавать наследнику трона любимые батистовые носовые платки. Кронпринц быстро произвёл его в полковники, но, несмотря на такую мощную поддержку, "мастеру делать из маршалов королей" в жизни не повезло — мешал взбалмошный характер и дурные наклонности. Он то и дело впадал в долги, кронпринц несколько раз спасал его от долговой тюрьмы, а потом устал и оставил его в покое.

Поскольку Карл Юхан относился к королю Карлу XIII с большим почтением и пиететом, никаких проблем между ними, за редкими исключениями, не возникало. На заседаниях Государственного совета Карл XIII и кронпринц сидели по торцам большого стола — король за высоким, а кронпринц — напротив него за нижним концом, в то время как государственные советники сидели на табуретах вдоль стола. Большинство дел докладывали статс-секретари — разумеется, по-французски, стоя в течение всего времени обсуждения их вопросов. Король смотрел на своего визави с большой благожелательностью, часто закрывал глаза и засыпал. Когда дело было доложено, кронпринц обычно кивал головой, и Его Королевское Величество считало вопрос решённым.

К 12 часам Карл XIII просыпался окончательно и нетерпеливо кивал в сторону двери зала. Дверь открывалась, и лакей на подносе вносил стаканчик ликёра и лёгкую закуску. После этого король считал свои обязанности выполненными и удалялся. Как-то во время доклада госсоветника и генерала А.-Ф. Шёльдебранда Карл XIII проснулся и сказал:

— Да будет так, как тут нам доложил лейтенант Шёльдебранд.

Госсоветник умилился: король вспомнил старые времена и своего старого товарища, когда тот был молодым лейтенантом, и они вместе маршировали на учениях в Кристианстаде.

Как-то рассматривалось дело об оскорблении чести Его Королевского Величества, подготовленное каким-то усердным лэнсманом. Суть вопроса заключалась в том, что какой-то пьяный швед произнёс ужасную фразу: "Л хотел я с…ать на Е.К.В. и его указы!" Статс-секретарь, докладывавший дело, очень долго смаковал подробности и клонил его к тому, чтобы примерно наказать хулителя королевской чести. Карл XIII, уставший от затянувшегося доклада, стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Тихо! С…ать я хотел на этого мужика! Я не желаю больше слушать этого!

Мужика помиловали.

Некоторые проблемы для наследного принца создавала королева Хедвиг Шарлотта, известная своей невоздержанностью и острым язычком, но и с ней Карл Юхан сумел поладить — как и с Софией Магдаленой, вдовой короля Густава III, и с Софией Альбертиной, её незамужней сестрой.

Но были дела поважней.

Сразу после принесения Карлом Юханом присяги — 13 ноября 1810 года — из Парижа прибыл курьер и привёз от Наполеона ультиматум: Швеция должна была немедленно, не позже чем через 5 дней, присоединиться к континентальной блокаде и объявить войну Англии! Уезжая из Франции, Бернадот надеялся, что это требование по отношению к Швеции будет предъявлено не раньше мая 1811 года, но, видимо, Наполеон решил иначе.

Карл Юхан написал императору письмо, но тот на него не ответил. Бонапарт с какими-то там принцами не общался — равными себе он считал королей, да и то не всяких. Император высокомерно объявил, что все вопросы следовало решать через установленные дипломатические каналы — для этого он держит в Стокгольме своего посла Шарля Алькье! Алькье, подобно сторожевому псу, внимательно следил за поведением кронпринца и о каждом его шаге докладывал в Версаль. 5 января 1811 года, выполняя инструкцию Наполеона о присоединении Швеции к блокаде Англии, он без всякого смущения сказал Карлу Юхану следующие слова: "Если Бернадот уклонится от милости Его Императорского Величества, то где он найдёт кредит и поддержку?"

Делать было нечего — кредита и поддержки у Карла Юхана на самом деле не было ни в чужой пока Швеции, ни в каком-либо другом месте. Смутные надежды на поддержку Александра I пока в счёт не шли. Он мог рассчитывать только на свою любимую Францию. Поэтому Англии для вида 17 ноября объявили войну. Наполеон временно успокоился — Швеция, как он и предполагал, становилась послушным сателлитом Франции. Но радоваться было рано: ни один выстрел между шведами и англичанами не прозвучал, а торговля между обеими странами тихо и в скрытых формах продолжалась. Контрабандная торговля большей частью шла на Шведскую Померанию, а уже от-туда товары перевозились в метрополию. Французские консулы в Штральзунде и других городах постоянно докладывали в Париж о померанской "дыре", но не забывали и про свои карманы, вступив в сговор с английскими купцами. Несмотря на зверства, грубости и бесчинства французских каперов, торговля на Балтике продолжалась.

Гётеборгский губернатор А.-П. Росен получил из Стокгольма указание для обеспечения бесперебойной торговли с Англией всячески содействовать курсировавшей у шведских берегов английской эскадре. Наполеону об этих контактах докладывали агенты разведки и дипломаты. Он рассердился и отозвал из Стокгольма всех французских адъютантов и лекаря Карла Юхана. Великий диктатор не чурался теперь и мелкой мести, и от былого великодушия нм осталось и следа. А когда в декабре 1810 года Карл Юхан напомнил Наполеону о планах в отношении Норвегии, император не нашёл ничего лучшего, как проинформировать об этом датского короля Фредрика VI. Это уже граничило с подлостью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.