2. Первая камчатская экспедиция (1725–1730)

2. Первая камчатская экспедиция

(1725–1730)

Не забывал Петр Первый и дальневосточных окраин России, о которых в его время поступали все новые и новые сведения.

Вполне достоверно, что Камчатка впервые была посещена еще в 1696 г. служилым человеком Морозко (Старицыным). Первое, притом исключительно полное, географическое описание Камчатки было сделано Владимиром Атласовым, совершившим замечательное путешествие вдоль всей Камчатки, почти до мыса Лопатка (1697–1699). При этом Атласов «видал как бы остров есть» (Курильские острова.—Н. 3.).

В 1700 г. Иван Шамаев сообщил, что «против Караги реки в море значится остров, и на том де острову Иван Голыгин с товарищами, трое человек в байдарах для проведывания к иноземцам ездили, а гресть до того острова в байдарах день… А после его, Ивана, на том острову русские люди никто не бывали…»

На основании этого сообщения Д. М. Лебедев считает, что остров Карагинский был не только известен, но и посещен русскими не позже 1700–1701 гг.[72]

В 1702 г. на Камчатку был послан мореход Михаил Наседкин.

В своем сообщении Наседкин, между прочим, рассказывал, что «против Камчатского устья значится остров, а какие на том острову люди есть, того де он, Михайло, не ведает…»

Основываясь на этом сообщении, Д. М. Лебедев считает, что первые, хотя и туманные, сведения о Командорских островах русские получили еще в 1700 г., а Якутска эти слухи достигли не позже 1710 г.[73]

Кроме сведений о Камчатке, Наседкин, не позже 1706 г., вполне определенно рассказывал о Курильских островах, которые он усмотрел с мыса Лопатка: «в море за переливами земля, а проведывать де той земли не на чем».

О том, что на Дальнем Востоке в то время знали о существовании Берингова пролива, свидетельствует показание Атласова, данное им в Москве в 1701 г., а именно: «меж Колымы и Анадыря реки необходимый нос, который впал в море, и по левой стороне того носу (т. е. в Чукотском море. – Н. 3.) на море летом бывают льды, а зимою то море стоит мерзло, а по другую сторону этого носу (т. е. в Беринговом море.—Н. 3.) весною льды бывают, а летом не бывают. А на этом необходимом носу он, Володимир, не бывал. А тутошние инородцы чюкчи, которые живут около того носу и на устье Анадыря реки, сказывали, что против того необходимого носу есть остров, а с того острову зимою, как море замерзнет, приходят иноземцы…»[74]

Нельзя не подчеркнуть, что у Атласова были познания не только о географии мыса Дежнева, но и о ледовом режиме Чукотского и Берингова морей.

Поступали и другие сведения.

В 1711 г. якутский казак Петр Ильич Попов и промышленник Егор Васильевич Толдин ходили к «Анадырскому носу» (мыс Дежнева.—Н. 3.) и узнали, что между Азией и Америкой существует пролив, что в этом проливе есть острова, на которых живут «зубатые люди» и что русские раньше проходили этот пролив на кочах[75].

В 1711 г. Данила Яковлевич Анцыферов и Иван Петрович Козыревский перебрались на северные Курильские острова (Шумшу и Парамушир (?). В 1713 г. Козыревский во главе отряда казаков вновь побывал на первых трех Курильских островах и составил их схематические карты и описания. Кроме того, он собрал сведения о Японии и о морских путях к ней. В 1713 г. казаки Семен Анабара и Иван Быков побывали на Шантарских островах в Охотском море.

Путешествия на Камчатку совершались в это время только по суше. Петр обещал большую награду за открытие морского пути к ней.

В 1716 г. казачий пятидесятник Кузьма Соколов и мореходы Яков Власов Невейцын и Никифор Моисеев Треска на построенной в Охотске лодье «Охота», длиной 54 фута, совершили плавание к Камчатке, перезимовали на ней и вернулись в Охотск. Соколов составил карту своего плавания.

До этого времени карты, составляемые мореходами, были глазомерными и поэтому весьма неточными. В 1719 г. Петр послал на Дальний Восток двух геодезистов – Ивана Михайловича Евреинова и Федора Федоровича Лужина, досрочно выпущенных из основанной в 1715 г. в Петербурге Морской академии. Евреинов посылался «… до Камчатки и далее, куда вам указано, и описать тамошние места, где сошлася ль Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать, не только зюйд и норд, но и ост и вест, и все на карте исправно поставить»[76].

А. В. Ефимов отмечает, что Евреинову и Лужину были поставлены иные задачи, а именно: опись Курильских островов и сбор сведений о Японии[77].

Осенью 1720 г. на лодье, построенной в Охотске, Евреинов и Лужин прибыли на Камчатку, где перезимовали, и в 1721 г. отправились от Камчатки на юго-запад и описали четырнадцать Курильских островов до острова Симушир включительно. Отчет о плавании, карты Сибири, Камчатки и Курильских островов Евреинов представил Петру в 1722 году.

Результаты работ Евреинова и Лужина не удовлетворили Петра. Он мечтал об изыскании морских торговых путей в Китай, Японию и Индию. Северный морской путь был кратчайшим и полностью проходил по отечественным водам.

Напрасно некоторые историки в дальнейшем стремились показать, что интерес Петра к Северу был пробужден письмами знаменитого философа и математика Лейбница или просьбами Парижской академии наук. Русским людям принадлежит и самая идея Северного морского пути, и проекты его практического освоения. Государственную пользу этого пути сознавали ближайшие соратники Петра. Еще в 1713 г. один из образованнейших людей того времени Федор Степанович Салтыков представил Петру свои знаменитые «препозиции» о мерах, необходимых для освоения северных окраин России.

Через полтора года Салтыков представил более подробные соображения, в которых имелась специальная глава «О изыскании свободного пути морского от Двины реки даже до Омурского устья и до Китай»[78].

Надо отметить, что во второй своей препозиции «Изъявления прибыточные государству», посланной Петру 1 августа 1714 г., Салтыков предлагал для исследования Северного морского пути «построить суда в низовьях Северной Двины, Оби, на Лене у Якутска, около Святого носа, а также на Амурском устье, если только эта река подвластна России».

Далее Салтыков советовал «описывать по тому берегу от ходу морского, от Двинского устья до Обского устья, а от Обского до Енисейского, а от Енисейского до Ленского и до последнего речного устья, которое обыщется удобное близ Амуры реки, и по устье Амурское и вдоль между Епоном и Китаями» и написал подробную инструкцию для всякого рода научных исследований[79]. Как увидим в дальнейшем, многие предложения Салтыкова вошли в план работ Великой Северной экспедиции. О необходимости изучения Северного морского пути докладывал Петру Первому исследователь Каспийского моря Ф. И. Соймонов.

Изучение Северного морского пути было действительно необходимо. Многое из того, что было сделано русскими мореходами в XVII в., было очень неточно, а многое и забыто. Достаточно напомнить, что донесения Семена Дежнева были обнаружены в Якутском архиве только спустя 90 лет после его великого географического открытия.

Однако Петру не удалось осуществить свои замыслы. За три недели до смерти, в январе 1725 г., Петр сказал генерал-адмиралу Федору Матвеевичу Апраксину: «Худое здоровье (мое) заставило меня сидеть дома; я вспомнил на сих днях то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, т. е. о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию. На сей морской карте проложенный путь, называемый Аниан, проложен не напрасно. В последнем путешествии моем в разговорах слышал я от ученых людей, что такое обретение возможно. Оградя отечество безопасностию от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусство и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан, которые многократно покушались обыскивать берегов американских?»[80]

Эти слова Петра, как и многие другие его заветы, надолго запомнили его преемники. А. С. Пушкин писал: «Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностью подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновления»[81].

Во исполнение своего замысла Петр собственноручно тогда же написал инструкцию для предполагаемой экспедиции. В этой инструкции говорилось:

«1. Надлежит на Камчатке, или в другом там месте, сделать один или два бота с палубами.

2. На оных ботах (плыть.—Н. 3.) возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают) кажется, что та земля часть Америки.

3. И для того искать, где оная сошлась с Америкой, и чтобы доехать до какого города европейских владений, или ежели увидят какой корабль европейской, проведать от него, как оной кюст (берег) называют, и взять на письме и самим побывать на берегу, и взять подлинную ведомость и поставя на карту, приезжать сюды»[82].

Петр сам назначил и руководителей экспедиции: датчанина на русской службе, капитана 1-го ранга Ивана Ивановича (Витуса Ионссена) Беринга, датчанина лейтенанта русской службы Мартына Петровича Шпанберга и питомца Морской академии лейтенанта Алексея Ильича Чирикова. В экспедиции принимал также участие гардемарин (впоследствии мичман) Петр Авраамович Чаплин.

Петр отличался умением выбирать людей, но на этот раз он ошибся. Беринг был прекрасным и исполнительным морским офицером, но как руководитель большого предприятия оказался не на высоте – он терялся, попадая в непривычные условия, и боялся в трудные минуты брать на себя ответственность.

Последняя партия экспедиции выехала из Петербурга 5 февраля 1725 г. и прибыла в Якутск в первых числах июня 1726 года.

Большая часть провизии и легкие грузы были отправлены из Якутска на вьюках лошадьми. С большим трудом, потеряв в пути больше половины лошадей (из 600), эта партия в октябре достигла Охотска. Более тяжелые грузы – пушки, якоря, паруса, часть провизии – были отправлены на пятнадцати судах, построенных в Якутске, по рекам Лене, Алдану, Мае и Юдоме до Юдомского креста. Рассчитывали доставить эти грузы по сухому пути в Охотск, или перетащить их через волок на реку Урак, впадающую в Охотское море недалеко от Охотска. Дальше собирались перевести груз морем в Охотск. Однако этот отряд под командой Шпанберга был застигнут в пути зимой и добрался только до пункта несколько выше устья Юдомы. Шпанберг, человек чрезвычайно деятельный, но и чрезвычайно жестокий, чтобы не терять времени, решил перевозить тяжелые грузы, «зимним путем на нартах, запрягая их людьми».

Морозы стояли жестокие, команда измоталась до крайности, провизия вся вышла, питались «ремнями, обувью, падалью и бывшими у них собаками… Многие умерли, в том числе… штурман Морисон и геодезист Лужин; иные сбежали с дороги в Якутск»[83]. Часть грузов пришлось оставить на пути, они были доставлены в Охотск только в середине лета 1727 года.

В это время в Охотске специально посланными из Якутска еще в 1725 г. мастеровыми заканчивался постройкой шитик, названный «Фортуной». Кроме того, в Охотске находилась «лодия», на которой в 1716 г. было совершено первое плавание по Охотскому морю, однако это судно было в негодном состоянии. Другая лодия, постройки 1720 г., должна была вскоре вернуться в Охотск с Камчатки.

Карта Ивана Львова, привезенная в 1726 г. в Петербург А. Ф. Шестаковым (много названий и надписей опущено).

1 июля 1727 г. Шпанберг на «Фортуне» с частью грузов экспедиции, которые в дальнейшем предполагалось перевести сухим путем в Нижне-Камчатск, вышел в Большерецк и очень быстро—11 августа – вернулся. 10 июня в Охотск вернулась «лодия 1720 года» и ее сразу стали ремонтировать.

21 августа шитик «Фортуна», на борту которого были Беринг и Шпанберг, и «лодия 1720 года», которой командовал Чириков, вышли в море и 4 сентября прибыли в Большерецк.

С большим трудом люди с грузами на обывательских собаках переехали в Нижне-Камчатск. Здесь в апреле 1728 г. был заложен и 8 июня спущен на воду бот (длиной 60 футов, шириной 20 футов, осадкой 7? футов), названный «Св. Гавриилом». 6 июня мореход из архангельских поморов Кондратам Мошков привел из Большерецка в Нижне-Камчатск шитик «Фортуну». Предполагалось взять шитик с собой, но он требовал крупного ремонта и, чтобы не терять драгоценного навигационного времени, от этого пришлось отказаться «Лодия 1720 года» была отправлена из Большерецка в Охотск.

Пребывание в Нижне-Камчатске было тяжелым. Провизии недоставало, приходилось покупать оленей, ловить рыбу сетями, сделанными из крапивы, гнать вино из местной сладкой травы, выпаривать соль из морской воды.

А. Полонский особо подчеркивает, что, будучи в Петербурге, Беринг мог не знать о проливе между Америкой и Азией. Об этом в столице узнали лишь после находки академиком Миллером в 1736 г. во время Второй Камчатской экспедиции подлинных документов Дежнева. Но в Сибири и власти и местные жители об этом хорошо помнили. Так, еще в Енисейске Беринг писал:

«Ежелиб определено было итти с устья Колымы до Анадыря, где пройти всемерно возможно, о чем новые азийские карты свидетельствуют, и жители сказывают, что прежь сего, сим путем хаживали, то могло б быть исполнено с меньшим коштом»[84].

Наконец, в Сибири было известно, что «мореход Прокопий Нагибин, узнав в Анадырске о близости Америки от Анадырского мыса (так в те времена иногда называли мыс Дежнева.—Н. 3.), еще в 1720 году просил дать ему для исследования 200 человек команды и пряжи для сетей к изготовлению рыбы в морскую провизию, что не было уважено…». Нагибин, не получив просимых средств, соорудил судно для экспедиции в Америку на свои средства. Но на это судно в 1725 г. на реке Анадырь напали чукчи и Нагибин был убит[85].

Несомненно, что за время своего длительного пребывания в Якутске, Охотске и Нижне-Камчатске Беринг мог собрать много сведений о районах предстоящего плавания, в частности о том, что Азия не соединяется с Америкой. Естественно, что Беринг должен был хотя бы дополнить уже имеющиеся сведения, но, как увидим дальше, он этого не сделал.

Наконец, 13 июля 1728 г., почти через три с половиной года после отъезда из Петербурга, Беринг на «Св. Гаврииле» вышел в море. По пути на север он зашел в Анадырский залив, 1 августа побывал в бухте Св. Креста, а 6 августа зашел в бухту Преображения, в которой запасся водой[86].

Следуя дальше на север, у Чукотского Носа услышали от чукчей, что «земля их делает две губы и обращается к устью реки Колымы и всюду прилегло море»[87].

Плавания Беринга и Чирикова на «Св. Гаврииле» (1728 и 1729) (по В. Берху, карта упрощена, много названий снято).

Таким образом, Беринг получил от чукчей новое подтверждение существования пролива между Азией и Америкой.

9–11 августа во время обхода Чукотского Носа увидели остров Св. Лаврентия, о котором Берингу рассказывали чукчи и который, как мы увидим дальше, уже был показан на карте Львова 1726 года.

13 августа на 65°30? с. ш. Беринг созвал совещание офицеров о дальнейшем плавании. Шпанберг предлагал до 16 августа итти на север и, если не будет обнаружен перешеек между Азией и Америкой, то в 66° с. ш. повернуть обратно.

А. И. Чириков, напротив, предложил:

«Понеже известия не имеется, до которого градуса ширины из Северного моря, подле восточного берега Азии, от знаемых народов европейским жителям бывали; и по оному не можем достоверно знать о разделении морем Азии с Америкою, ежели не дойдем до устья реки Колымы, или до льдов – понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды – того ради надлежит нам непременно, по силе данного вашему благородию указа, подле земли итти, ежели не воспрепятствуют льды, или не отыдет берег на запад, к устью реки Колымы, до мест, показанных в означенном е.и.в. указе, а ежели земля будет наклоняться еще к N, то надлежит, по двадцать пятом числе сего настоящего месяца, в здешних местах искать места, где бы можно было зимовать, а наипаче против Чукотского носа, на земле, на которой, по полученной скаске от чукоч, чрез Петра Татаринова, имеется лес. А ежели до означенного числа будут противные ветры, то в то время всегда искать зимовой гавани»[88]. В этом предложении скромный Чириков показал себя умным и мужественным моряком.

15 августа 1728 г. на 67°18? с. ш., т. е. уже в Чукотском море, Беринг из-за боязни зимовки решил повернуть на юг. Уместно здесь еще раз вспомнить инструкцию Петра Первого, в которой геодезистам Лужину и Евреинову приказывалось выяснить, «сошлася ль Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать, не только зюйд и норд, но и ост и вест…» Но Беринг ограничился плаванием только на «норд и зюйд».

17 августа на обратном пути был увиден остров, названный в честь святого того дня островом Св. Диомида, также уже показанный на карте Львова 1726 года.

2 сентября после пятидесятидневного плавания «Св. Гавриил» вернулся в Нижне-Камчатск.

В следующем, 1729 г. Беринг, отослав «Фортуну» в Большерецк, на «Св. Гаврииле» пошел на восток для поисков земли, которую, по рассказам местных жителей, в ясную погоду можно видеть с берегов Камчатки. Пройдя около 200 верст и не увидев никакой земли, Беринг повернул обратно, и, обогнув Камчатку, 23 июля прибыл в Охотск. В 1730 г. Беринг вернулся в Петербург.

Так кончилась стоившая громадных средств Первая Камчатская экспедиция Беринга. Считая от выезда из Петербурга до возвращения обратно, она продолжалась около пяти лет, а работала за это время в море всего около трех месяцев.

Любопытно, что в 1728 г., как это подчеркивается А. В. Ефимовым[89], «в Америку отправились две экспедиции – Беринга и Мельникова, а не одна только экспедиция Беринга, как об этом принято думать».

Афанасий Мельников в 1728 г., по-видимому на шитике, отправился в Берингов пролив для описания островов и пути к Большой американской земле. На пути его судно разломало льдами и он с трудом, лишь в 1729 г., добрался до Анадырска. В 1729 г. Мельников предпринял еще одну неудачную попытку. Наконец, в 1730 г. Мельников добрался до мыса Дежнева. Здесь он встретил двух «зубатых» чукчей (зубатыми чукчами называли обитателей острова Диомида по их обычаю вставлять в прорези в губах куски кости), которые ему сказали, что до Америки по Берингову проливу можно дойти на байдарах за двое суток. Однако перевести его в Америку чукчи отказались.

Настойчивость Мельникова особенно выигрывает по сравнению с нерешительностью Беринга. Невольно возникают недоуменные вопросы: Почему Беринг не пошел в Чукотском море на восток хотя бы до кромки льдов? Почему Беринг, увидев один из островов Диомида, не попытался его обследовать? Почему обратно на Камчатку Беринг пошел почти прямым курсом и, таким образом, не использовал возможности обследования неизвестных тогда районов? Почему в 1729 г. он не повторил плавания к Берингову проливу и так нерешительно искал к востоку от устья Камчатки землю, о которой ему рассказывали местные жители? Ведь от мыса Камчатского до северо-западного мыса острова Беринга, на котором через тринадцать лет ему было суждено умереть, всего около 180 километров. А открытие Командорских островов в 1729 г. могло бы коренным образом изменить последующие события.

Еще Ломоносов писал: «жаль, что, идучи обратно (Беринг.—Н. 3.), следовал тою же дорогою и не отошел далее к востоку, которым ходом конечно бы мог приметить берега Северо-западной Америки»[90].

По возвращении своем в Петербург Беринг представил карту плавания и краткий отчет. Этот отчет был впервые опубликован в 1735 г. в труде французского иезуита дю Альда «Описание… Китая и китайской Татарии.» На русском языке он был опубликован лишь в 1847 году.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.