II

II

В эти ранние ноябрьские дни, когда к злости и разочарованию, во власти которых находилась британская армия, добавились новые упрёки переживших сражение при Инкермане, когда погода портилась с каждым днём, а грохот осадных орудий становился всё слабее, иногда замолкая совсем, война шла своим чередом.

13 ноября полковник Белл записал в дневнике: «Люди проводят в траншеях, в воде и грязи, по 24 часа. В палатках, куда они возвращаются, ничем не лучше. Часто у них нет даже прутика, чтобы сварить кусок солонины. Рационы скудны из-за трудностей с транспортом. Всё безрадостно».

На следующий день, словно природа захотела посмеяться над людьми и ещё больше усугубить их страдания, произошло очередное несчастье.

Предыдущая ночь была холодной и сырой. Но около пяти часов утра безостановочно ливший дождь неожиданно прекратился. Стоя возле палатки, казначей Диксон подумал, что никогда не видел такого прекрасного утра. «Потеплело. На небе сияли звёзды и светила луна. Вскоре над рекой, над кроваво-красными облаками встало солнце». Но через полчаса дождь полил с новой силой. К шести утра шум дождя стали перекрывать порывы ураганного ветра и хлопанье брезента палаток. Неожиданно послышался ужасающий свист и треск, и палатки буквально оторвало от земли. Они летали в воздухе, похожие на листки бумаги. Камни катились по земле и сносили всё на своём пути, калечили людей, рвали брезент, разбивали стекло. Тяжёлые ядра гоняло по земле, как крикетные шары. Ураган переворачивал повозки и волочил волов, как котят. Ветер переломал колья и сорвал госпитальные палатки. Больные остались лежать под открытым небом, пытаясь спастись от холода и дождя под грязными одеялами. Чтобы их не унесло ураганом, солдаты привязывали себя друг к другу, прятались за стенами и в ямах. В Балаклаве по улицам катались вырванные с корнем стволы деревьев. Часть крыши дома, где располагался Раглан, была оторвана и унесена порывом ветра прочь.

Случались и забавные происшествия. Доктор Робинсон, ослабевший от расстройства желудка, отправился спать в нижнем белье, поскольку грязный мундир отдал в стирку. В это время ветром сдуло его палатку, а самого доктора, похожего на огромную бабочку, носило по лагерю в подштанниках и одеяле. К счастью, вскоре слуге удалось поймать его и швырнуть под защиту стены, прямо в грязную холодную лужу. Гардемарин Вуд из бригады морской пехоты, как и доктор мучимый диареей, пытался ползком добраться под защиту небольшой каменной стены, у которой хранились ящики с порохом. Но ветер несколько раз сдувал его, пока лейтенант и два матроса волоком не доставили гардемарина в убежище. Когда все четверо спрятались за стеной, мимо них стали пролетать различные предметы военного быта, в том числе два полковых барабана, которые с ужасающим грохотом бились друг о друга.

В палатке генерала Буллера обломился столб, и он оказался в западне, как «крыса в крысоловке». Генерал чувствовал себя настолько беспомощным и несчастным, что бессильно опустился на грязную насыпь для защиты от ветра лошадей. Адъютант тщетно пытался заставить Буллера пройти в расположенный рядом старый полуразрушенный дом. Остальные старшие офицеры были одинаково возмущены непогодой. Джордж Браун вёл себя так, будто природа смертельно его оскорбила. Генерал Эсткорт с уязвлённым выражением лица боролся с пытавшейся улететь палаткой. Ему помогал капитан Четвуд в нижнем белье и рубашке. На бравом капитане красовалась по ошибке надетая фуражка сержанта.

Корреспондент «Таймс» находился в гостях у одного из докторов, который был уверен, что его великолепная палатка выдержит любые капризы природы. Когда столб палатки затрещал под порывами ветра, испуганный репортёр пытался разбудить и поднять хозяина:

— Вставайте, доктор! Палатка падает.

Доктор спокойно поднялся с постели, задумчиво посмотрел на палаточный столб и снова отправился спать со словами:

— Не волнуйтесь! Этот столб простоит века.

Но как только он устроился под одеялом, столб затрещал, и палатка рухнула на двух обитателей.

Но если на земле борьба со стихией носила порой комический характер, в бушующем чёрном море матросы боролись за спасение своих жизней. Находясь на борту парохода «Южная звезда», миссис Даберли смотрела на гавань, кипевшую от пены прибоя. Брызги обрушивались на многометровые громады холмов и падали обратно тяжёлым дождём. Даже держась за что-либо руками, было очень трудно удержаться на ногах. Рядом, ужасающе скрипя, пытался бороться с бушующим морем пароход «Медвей». Более мелкие суда были мгновенно брошены на скалы и затонули. Небольшой клипер «Штормовая волна» безнадёжно пытался победить ревущий шторм. По палубе метались три стюарда, безуспешно пытаясь поймать канат, который им бросали со скалы остальные члены экипажа. Двое из них были смыты за борт; третьему удалось поймать конец каната и выбраться на берег как раз в тот момент, когда судно скрылось в ревущих волнах, гнавших на берег обломки мачт, чемоданы, ящики и прочие пожитки. Корабли «Прогресс», «Странник», «Кенилуорс», «Решительный», «Рип Ван Винкл», «Маркиз» и «Мэри Энн» были разбиты о скалы. В морскую пучину ушли сотни тонн артиллерийского пороха, миллионы патронов и огромное количество различного имущества. Прекрасный парусно-моторный корабль «Принс», имевший на борту 150 человек команды, потеряв два главных якоря, пытался удержаться на последнем дополнительном. Капитан опрометчиво приказал рубить мачты, которые, упав за борт, вывели из строя винт. Корабль понесло на скалы, после удара о которые он затонул. Были безвозвратно потеряны 40 тысяч шинелей, огромное количество обуви и другого военного имущества. Из всей команды спаслось всего 3 человека.

«Реституция» потерял оба якоря и был спасён только благодаря искусству капитана, который, приказав бросить за борт орудия верхней палубы, продолжал бороться со штормом. На борту корабля находился герцог Кембриджский; он рассчитывал пожить там некоторое время и оправиться от нервного потрясения после Инкермана. Острый на язык корнет Фишер рассказывал, как видел герцога, хватавшего за руки стюарда и с побелевшим от страха лицом выкрикивавшего:

— Неужели всё идёт к концу? Ах! Ах! Мы пропали!

Шторм, сопровождаемый ливневым дождём, бушевал всё утро, но примерно к двум часам дня его сила стала ослабевать. Солдаты, кутаясь в мокрые одеяла, выбирались из своих убежищ. Они были с ног до головы покрыты грязью, в глазах застыло отчаяние. Весь лагерь и земля вокруг были усеяны обрывками брезента, кусками верёвки, порванными одеялами, разбитыми ящиками, мебелью, посудой. У осевших разорванных госпитальных палаток лежали мёртвые; вокруг бродили, пощипывая разбросанные охапки сена, сорвавшиеся с привязи лошади.

К пяти часам похолодало. Ветер и дождь сменились обильным снегопадом. Капитан Кемпбелл, направляясь из передовых траншей, где его подчинённые провели по колено в грязи и воде последние сутки, в лагерь 46-го полка, мучился сомнениями, сможет ли он заставить их идти туда обратно. Ему пришлось оставить в траншее семь человек; двое из них были без сознания. Остальные четыре часа шли под снегом обратно в лагерь. Там они обнаружили, что госпитальные палатки снесены ветром, а раненые и больные лежат на снегу.

Вечером солдаты пытались заново установить палатки. Их движения были медленными и неуверенными: пальцы не слушались на холоде[22].

Один из старших офицеров 1-го полка вспоминал:

«Словно в насмешку, нам выдавали зелёные кофейные зёрна. Никаких средств для того, чтобы обжарить зёрна и помолоть их, ни огня, ни сахара. Наверное, предполагалось, что мы будем жевать кофейные зёрна, как лошади жуют овёс. Не знаю, что ещё можно было сделать с этими зёрнами, кроме как швырнуть в грязь, как нередко и поступали мои солдаты. Как терпеливы были эти люди! Их поведение заслуживает восхищения. Молча боролись они со всеми лишениями. Вот они идут, по колено в грязи, мокрые до нитки, в траншеи. Британский солдат вызывает восхищение своей дисциплиной. Таков он во всей своей славе.

Во дворе резиденции Раглана люди, как селёдки в бочке, заполнили всё, что могло быть использовано в качестве укрытия. Баню, в которой размещалась конюшня, заполнило множество молчаливых фигур, которые мрачно смотрели, как снег падает на дорогу, как он сыплется сквозь дыры в крыше. Здесь были больные из госпитальных палаток; турки, молча курившие трубки, французы, гусары из отряда охраны командующего. Лошади, потревоженные таким скоплением незнакомых людей, кусались и лягались. Все замёрзли, были злы и голодны. Среди ночи те немногие, которым удалось уснуть, были разбужены громом канонады. Сквозь щели в крыше и трещины в стене были видны вспышки орудий.

Русские устроили вылазку на передовые траншеи французов. Французы контратаковали с такой яростью, что захватили несколько пушек на передовых позициях русских».

Война продолжалась.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.