ЛАГЕРЬ САМОЛЕТА «РОДИНА»

ЛАГЕРЬ САМОЛЕТА «РОДИНА»

Доктор Тихонов открывает свой лазарет прямо на плоскости. Развернул медикаменты, протирает мне ссадины, смазывает иодом. Лейтенант Олянишин разводит кухню, которую он устроил из кислородного аппарата. Я прошу:

— Дайте поесть и как можно больше!

Мне дают кусочек куриного филе, немного бульона и чуточку киселя.

Валя говорит:

— Маринка, а мы все время держим в термосе горячий чай, чтобы тебе не пришлось дожидаться.

Затем она начинает рассказывать о том, как их нашел летчик Сахаров. Я спросила, какого числа это было. Оказывается, третьего.

— Значит, я ошиблась на один день. Мне казалось, что вас нашли четвертого.

— Миша Сахаров увидел нас третьего. Он снизился, развернулся над нашим самолетом и улетел в сторону Комсомольска. Потом снова вернулся посмотреть на нас. На другой день была большая воздушная операция. Ты не можешь себе представить, что нам накидали с воздуха: мешки с теплой одеждой, валенки, резиновые сапоги. А в одном свертке в полушубке я нашла банку с вареньем. Теперь Полина из этого варенья вместе с сухим порошком кисель варит. Мы хотим ей присвоить звание ученого гастронома. Знаешь, Прасковья Васильевна, оказывается, положила нам еще один мешок с продуктами. Там была копченая грудинка, ветчина и икра. Но икра тебя не дождалась, мы ее съели, Маринка.

Валя говорила, говорила без умолку. А Полина между тем принесла маленькие платочки, на которых было вышито: «Марине». Оказывается, эти изящные платочки сброшены тоже с самолета, они вышиты девушками-хетагуровками в Комсомольске. Мне показали целую кучу маленьких листовок, которые сбрасывали самолеты.

«ОТВАЖНЫМ ЛЕТЧИЦАМ, СЛАВНЫМ ДОЧЕРЯМ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РОДИНЫ, НАШ ПЛАМЕННЫЙ ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ПРИВЕТ!

Беспредельно рады, что в результате проявленной о вас заботы партией, правительством и лично великим Сталиным удалось вас обнаружить. Принимаем все меры для оказания вам необходимой помощи, чтобы как можно скорее вас увидеть и горячо пожать ваши крепкие руки.

ДА ЗДРАВСТВУЮТ БЕССТРАШНЫЕ СОВЕТСКИЕ ЛЕТЧИЦЫ, СЛАВНЫЕ ПИТОМИЦЫ ВЕЛИКОГО СТАЛИНА!

ДО СКОРОГО РАДОСТНОГО СВИДАНИЯ!

Штаб г. Комсомольска по розыску самолета «Родина».

3 октября 1938 г.»

На душе становится радостно.

Меня знакомят с людьми, пришедшими нам на помощь. Но их так много, что я не могу сразу запомнить все фамилии. Меня наперебой расспрашивают, видела ли я зверей в тайге? Девушки рассказывают, что их навещали медведи.

Но доктор Тихонов решает, что слишком много впечатлений для одного дня, и прогоняет меня спать. Одетая во все чистое и сухое, утолив голод, — в первый раз за столько времени, — попив горячего чая, я залезаю внутрь фюзеляжа, ложусь на мягкий шелковый парашют и пытаюсь заснуть. Но как заснуть, когда находишься в таком веселом лагере. Отовсюду раздаются молодые, звонкие голоса. Слышу голос доктора: «Не мешайте ей спать, не смейте лезть в кабину!» Милый доктор!

Но все-таки каждую минуту в отверстие кабины просовывается то одна, то другая голова. Я уже начинаю их различать. Каждая голова спрашивает:

— Ты еще не спишь?

— Мы так и знали, что ты придешь.

А сверху кто-то вторит:

— Здорово, хорошо получилось!

Все это развлекает меня. Сон не идет. Меня глубоко трогает и волнует внимание товарищей, за несколько часов ставших мне близкими друзьями. Я чувствую небывалую теплоту, меня согревает эта трогательная забота.

Доносится вкусный запах жареного. Различаю голос лейтенанта Олянишина, предлагающего всем пристроиться к омлету. Снова веселая возня. Потом начинается серьезный разговор. Кто-то говорит:

— Маринка пришла, завтра тронемся в путь.

Ему отвечает тихий голос:

— Да, но нужно позаботиться о носилках для Маринки. Ей нельзя итти пешком.

Я кричу из фюзеляжа:

— Нет, пойду пешком!

Моментально в кабину свешивается голова доктора:

— Я вам велел спать, и вы обязаны мне подчиниться. Мы вас завтра понесем на носилках, — и голос доктора угасает в темноте.

Потом я слышу, как размещаются ребята. Одни — в кабине, другие — снаружи. Кто-то кричит:

— Я полезу спать в штурманскую рубку!

Тут я с особой нежностью вспоминаю свою штурманскую кабину и думаю: «Как хорошо, что она цела».

Несколько человек ложится спать на бензиновых баках. Мне скучно, я прошу Валю и Полину притти ко мне. Валя ложится рядом со мной, я крепко ее обнимаю. Впервые за столько дней я окружена людьми. Полина устраивается у нас в ногах. Наступает тишина.

Но мне не спится. После свежих ночей в тайге мне душно в кабине, не видно звезд.

Шопотом спрашиваю Валю:

— Ты спишь?

— Нет, не сплю. Как я рада, что ты пришла!

Мы начинаем вполголоса разговаривать. Скоро к нам подползает Полина, которая тоже не может заснуть от избытка чувств. Валя говорит:

— А ты знаешь, Маринка, какие у нас были веселые номера. Вслед за мешками с продуктами, за листовками и письмами к нам свалились с самолетов парашютисты. Сначала двое. Один приземлился поближе к самолету, другой подальше. Полина бежит к тому, который подальше. Это был капитан Полежай. Он совершил к нам 301 парашютный прыжок. Перед тем, как прыгнуть с парашютом, он готовил торжественную речь: «Дорогие товарищи! Выполняя задание партии и правительства, я, капитан Полежай…» и т. д. А наша Полина тоже собиралась встретить его речью; она хотела сказать: «Дорогие товарищи! От имени экипажа самолета «Родина» разрешите поблагодарить…» И вот два капитана встретились на болоте. И, представь себе, никаких речей не получилось. Они сперва растерялись, потом обнялись, потом стали целоваться и… плакать…

Мы смеемся. Полина тоже смеется.

— Ты про меня рассказываешь, — говорит она Вале, — а я вот про тебя расскажу.

— О чем же ты расскажешь, чижик?

— А как ты гостей приглашала. Знаешь, Маринка, спим мы раз ночью, вот так же, как теперь, на парашюте, и слышим: кто-то ходит вокруг самолета и по болоту шлепает. Валя говорит: «Кто-то пришел, наверное, Маринка». Вышла на плоскость и кричит: «Марина!» Никто не отвечает. Но ясно слышно, как кто-то шлепает по болоту. Тогда Валя говорит: «Дорогой товарищ! Пожалуйста, не стесняйтесь, заходите к нам в гости. Мы простые советские летчицы. Мы можем вас даже накормить. Заходите, мы будем вам очень рады». Но гость не заходит, даже перестал шлепать вокруг самолета. Я на всякий случай заряжаю маузер, потом «Вальтер», потом ружье, и все это по очереди подаю из кабины Вале: «Ты приглашай, а на всякий случай возьми оружие». Ну, конечно, с оружием в руках у Вали голос стал другой: «Если вам дорога жизнь, немедленно заходите! Я считаю до трех, если не зайдете, буду стрелять!» Она считает до трех — гость не заходит. Валя стреляет. Если бы ты видела, как перепугался бедный мишка. Он заревел и пустился удирать от нашего самолета.

Снова хохочем. Полина продолжает рассказывать:

— Раньше мы спали роскошно. Сами спим, а форточку открываем, чтобы выветривался запах бензина. Тогда еще у нас в кабине красная лампочка горела в знак того, что бензин кончился. Лампочка эта горела долго, пока не разрядились аккумуляторы. И вот при свете красного огонька мы видим, как кто-то лезет к нам в кабину и при этом очень нежно говорит «мяу-мяу». Показывается голова большой кошки. Валя потянулась на парашюте и сквозь сон ласково сказала: «брысь». А я взялась за оружие. Это оказалась не кошка, а рысь.

— Ну и что ж, — убили?

— Нет, — отвечает Валя, — не убили. Если бы я в нее стреляла, я бы прострелила приборную доску Да еще какой-нибудь прибор. Зачем же портить самолет? Я выстрелила в воздух, и рысь убежала. Я смеюсь:

— Милая Валя, милый мой летчик, да ведь ты у нас хозяйка!

Мы целуемся и опять смеемся.

Долго еще болтаем. Вдруг Полина вспоминает:

— Да, я забыла Маринке рассказать! Просыпаемся мы ночью и слышим, медведь ревет. А как раз в эту ночь у нас были гости — парашютисты. Я говорю Вале: «Пойдем на плоскость гонять медведей, а то наши гости не привыкли к этой музыке, чего доброго, перепугаются». Вылезли, а медведя нет. Оказалось, просто капитан Полежай храпел на баках.

В темноте мне не видно лиц моих подруг. Но я ясно представляю себе ласково прищуренные Валины глаза и знакомую улыбку Полины.

Под утро заснула Полина. Заснули и мы с Валей, крепко обнявшись. Так прошла моя единственная ночь в лагере самолета «Родина».