Глава вторая КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Глава вторая

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

В ноябре корабли Хокинса подошли к африканским берегам. Но на этом удача оставила предприимчивого англичанина. Негров захватить не удалось, кроме этого вылазки на берег заканчивались серьезными потерями. Самого Хокинса ранили отравленной стрелой, и он едва остался жив.

Единственно, что удалось, — захватить зазевавшуюся португальскую каравеллу.

После этого Хокинс повернул к Гвинее попытать счастья там. Там дела действительно пошли получше. Удалось договориться с одним из местных вождей. Тот навел англичан на соседнее племя, вследствие чего удалось захватить две с половиной сотни рабов. Помимо этого вождь дал Хокинсу еще две с лишним сотни своих соплеменников. Это уже была удача.

Спустя два месяца флотилия Хокинса подошла к Доминике. Двигаясь вдоль гряды Антильских островов, Хокинс распродавал рабов мелкими партиями.

В Кюрасао флотилия разделилась, чтобы быстрее распродать черный товар. Хокинс разделил свою эскадру "Юдифь" и "Ангел" под началом Дрейка взяли курс на Рио-де-ла-Хача.

С тамошним губернатором Кастелланосом англичане уже имели дело в прошлый раз и там. Никаких неожиданностей вроде бы не предвиделось. Сам Хокинс с остальной частью флотилии направился к Новой Андалузии. Прибыв к столице провинции Борбурате, Хокинс направил испанскому губернатору письмо, но торг не состоялся. Губернатор получил строжайшие инструкции гнать англичан взашей и нарушить их боялся. Расстроенный Хокинс поспешил вслед за судами Дрейка.

А у племянника к этому времени дела шли хуже некуда. Выполняя поручение Хокинса, Дрейк вовремя прибыл в Рио-де-ла-Хача и обратился к Кастелланосу за разрешением набрать пресной воды. Это был понятный всем пролог переговоров о продаже негров. Но Кастелланос, как и его коллега, на этот раз был настроен весьма решительно и тут же начал палить по судам Дрейка с береговых фортов. Удивленный Дрейк отошел на безопасное расстояние, бросил якорь и стал ждать прихода дядюшки.

Прибыв, Хокинс тут же прямо предложил губернатору купить у него рабов. Тот отказался. Тогда Хокинс высадил на берег двести солдат и начал обстреливать город. Переговоры возобновились, и Кастелланос после некоторых раздумий согласился купить 60 рабов. Впрочем, в ходе торга Хокинс сумел продать их более полутора сотен. Оправдываясь перед королем, Кастелланос написал, что вынужден был заплатить 4 тысячи песо англичанам, чтобы те не сожгли город, а заодно выкупил захваченных ими соотечественников.

Продолжая свой торговый вояж, Хокинс обошел еще несколько испанских портов, где удачно распродал оставшихся негров.

Осечка вышла лишь в Картахене, где губернатор отказался вести всякие переговоры. Хокинс прибег было к проверенной методе — бомбардировке холостыми зарядами. Но испанцы ответили ядрами. Дело принимало нешуточный оборот. Высадить десант Хокинс не решился, так как местный гарнизон был серьезным.

24 июля Хокинс оставил за кормой негостеприимную Картахену.

— Мы берем курс на норд-вест к берегам Кубы. А затем, обогнув остров, проскочим мимо Флориды в Атлантику! — объявил он своим капитанам.

Наверное, на этом все перипетии этого плавания бы и закончились, если бы не сильный шторм, который серьезно потрепал суда флотилии.

Теперь, прежде чем пересекать океан, надо было где-то подремонтироваться. Пока же Хокинс искал удобную бухту, снова налетел шторм, который еще больше повредил суда. Что касается "Иисуса из Любека", тот держался на воде каким-то чудом. Было ясно, что еще одного шторма флотилия не выдержит.

— Может, лучше снять с "Иисуса" людей и груз, а самого затопить, пока не поздно? — высказал свое мнение Дрейк.

— Будь это обычное судно, то я бы и бросил его на поживу морским ведьмам! — ругался Хокинс, выхаживая по шканцам своего тонущего флагмана. — Но "Иисус" — собственность короны, и что я скажу Ее Величеству, когда она узнает, что из всех судов флотилии я утопил именно ее корабль?

Именно в это время Хокинс встретил три небольших каботажных испанца. Приглашенные "на стаканчик горячительного", их капитаны посочувствовали англичанам и дали добрый совет:

— У вас хороший корабль, и будет большим грехом, если вы его отправите на дно! Не лучше ли будет зайти в порт Сан-Хуан-де-Улоа, где есть хорошие мастеровые.

— Что это за порт? — насторожился Хокинс.

— Всего в 15 милях к зюйду от Вера-Круса.

Когда же после нескольких стаканов языки развязались еще больше, капитаны доверительно сообщили:

— В Сан-Хуан-де-Улоа живут весьма небедные люди, ведь именно оттуда вывозилось в Испанию серебро, что с рудников Мексики. Кстати, вы и сами сможете в этом убедиться, ведь скоро туда должен подойти из Севильи конвой за серебром.

— Как интересно! — кивал головой Хокинс, подливая своим разговорчивым гостям еще и еще.

Из дальнейших расспросов выяснилось еще много интересных деталей.

Затем Хокинс собрал совет. Решали, как быть дальше. Большинство высказались за атаку Сан-Хуан-де-Улоа. Сам Хокинс сомневался.

— Суда, перевозящие серебро, усиленно охраняются, — рассуждал он. — Испанцы говорят, что у капитан-генерала вест-индской торговли Менендес де Авилеса может быть до десятка вооруженных галионов сопровождения.

Наконец после долгих обсуждений Хокинс ударил кулаком по столешнице:

— И все же я решаю рискнуть! Надеюсь на вашу храбрость и свою счастливую звезду!

* * *

15 сентября 1568 года флотилия Хокинса вошла в Сан-Хуан-де-Улоа. Съехав на берег, Хокинс вступил в переговоры с местным губернатором.

— Я имею лишь самые добрые намерения и не собираюсь отбирать сокровища, подготовленные для отправки в Испанию, — заявил английский командующий. — Я прошу лишь разрешить починить свои суда и пополнить запасы воды.

Губернатор оказался в щекотливом положении. С одной стороны, между державами не было войны и отказать в гостеприимстве он не мог. С другой же стороны, при наличии в порту огромного количества серебра английские пираты были совершенно некстати.

— Вопрос слишком сложен, и решить его может лишь вице-король! — объявил в конце концов губернатор.

Делать нечего, и Хокинс отписал письмо вице-королю Мексики: "Будучи подданным британской королевы, любящей сестры короля Филиппа, я надеюсь на покровительство вице-короля в случае прихода в порт испанского флота". При этом хитрый Хокинс подстраховался, высадив небольшой отряд на одном из островов залива, и установил там пуки. Теперь оставалось лишь ждать ответа.

А через двое суток появился и золотой конвой в тринадцать вымпелов во главе с королевским галеоном под флагом опытного Франциско де Луксана. Помимо этого на борту флагманского галеона находился новый вице-король Мексики Мартин Энрикес.

Увидев на входе в гавань англичан и разобравшись, что им надо, дон Мартин велел передать Хокинсу:

— Если вы беспрепятственно впустите мои корабли во внутреннюю часть гавани, я гарантирую вам свободный выход из нее.

— Ага, так я тебе и поверил!

Осторожный Хокинс передал вице-королю свой ответ:

— Во-первых, мне должна быть дана возможность купить продукты на берегу на деньги, которые я выручил от продажи находящихся у меня рабов. Во-вторых, мне будет дана возможность произвести ремонт судов. В-третьих, высаженные на острове английские солдаты должны находиться там до ухода моих судов как гарантия безопасности. И наконец, в-четвертых, для еще большей гарантии мы обменяемся дюжиной заложников.

Дон Мартин, которому передали требования Хокинса, был крайне возмущен:

— Какой-то проходимец и пират не верит вице-королю под его честное слово! Это просто возмутительно!

Передайте вашему предводителю, что если он не уступит, то я со своим флотом и тысячью солдат войду в гавань с боем!

Снова к "Иисусу" помчалась шлюпка под переговорным флагом.

Выслушав испанского посланца, Хокинс лишь хмыкнул, а затем велел передать:

— Если он вице-король, то я представляю здесь мою королеву, и, таким образом, я такой же вице-король, как и он, и если у него есть тысяча человек, то это лишь хорошая цель для моих пуль и ядер!

Минуло три дня, между тем никакого соглашения достигнуто так и не было. Наконец 20 сентября вице-король велел передать:

— Я принимаю все ваши условия!

На английских судах вздохнули с облегчением.

— Кажется, дело сдвинулось! — радовался вместе со всеми Дрейк, которому, как никому другому, хотелось побыстрее добраться до дома, где его ждала молодая невеста.

Хокинс прибыл на борт испанского флагмана, где подписал соглашение и произвел обмен заложниками. Под залпы салюта испанский флот вошел в гавань. При этом испанские суда бросили якоря совсем рядом от английских. Ближе всех к испанцам оказался "Миньон". Капитаны испанских кораблей были весьма учтивы, но Хокинс все равно им не доверял. И, как оказалось, не зря! В это время вице-король уже приказал губернатору стянуть к набережной все наличные военные силы.

Минуло еще двое суток. Скопление на берегу испанских латников не ускользнуло от Хокинса. А затем между испанским судном и "Миньоном" неожиданно встало испанское судно, буквально переполненное солдатами. При этом "Миньон" с испанцем практически касались бортами. Положение осложнялось еще и тем, что к этому времени много англичан сошли на берег для закупки продовольствия и материалов для починки судов. При этом хозяева портовых кабаков проявили дотоле небывалое гостеприимство и буквально спаивали "дорогих гостей".

Встревоженный Хокинс послал протест вице-королю. Получив его, дон Мартин лишь поморщился:

— Передайте вашему Хокинсу, что я дал команду прекратить все перемещения по гавани. Пусть он успокоится.

Высокий дон нагло врал, так как к этому времени уже заканчивал последние приготовления к захвату английской флотилии.

На это Хокинс шлет второй протест, с которым посылает своего помощника Роберта Барретта.

— Этот англичанин не так-то прост, как кажется! — пришел в ярость вице-король, выслушав претензии Барретта. — Эта продувная бестия догадалась о моих планах! Настало время для решительных действий!

Отчаянно сопротивлявшегося Барретта тут же заковали в кандалы. Сам же дон Мартин поднялся на шканцы и взмахнул белым шелковым платком. Это был сигнал к захвату англичан. Мгновенно затрубили трубы, и давно ждавшие этой минуты испанские солдаты перепрыгнули на борт "Миньона". Поняв, что он обманут, Хокинс тоже начал действовать.

— Всем солдатам и матросам с "Иисуса" следовать на "Миньон"! — распорядился он.

Все суда располагались близко друг от друга, и Хокинс надеялся, что общими усилиями все же успеет отбить атаку испанцев.

А чтобы испанцам жизнь раем не казалась, "подвернув бортом, "Иисус" дал бортовой залп по испанскому младшему флагману. При этом одно из ядер попало в открытую крюйт-камеру, раздался оглушительный взрыв. Испанский корабль взлетел на воздух, погребя с собой более трехсот человек. Не ожидавшие такого поворота испанцы бросили почти обреченный "Миньон" и бежали.

После этого уже начался общий бой, в который постепенно втянулись все стоявшие в гавани суда. Маленькие размеры гавани и огромная скученность двух десятков судов делали сражение взаимоистребительным. Впрочем, через некоторое время все заволокло клубами порохового дыма, и разобрать, где свой, где чужой, никто не мог.

Наверное, Хокинсу в тот день и удалось бы удержать верх, но в это время испанские войска захватили контролировавший вход в гавань островок и находившиеся там пушки, которые немедленно открыли огонь. Теперь флотилию Хокинса избивали со всех сторон.

Англичане дрались отчаянно, но силы были теперь уже слишком неравны. Вскоре одно за другим были уничтожены "Ангел" и "Ласточка". А горящий "Божье благословение" его капитан Бланд направил в сторону испанских судов, чтобы использовать хотя бы как брандер. Впрочем, и испанцы несли потери, потеряв в этой неистовой бойне четыре своих судна.

Что касается Хокинса, то он командовал боем с полным хладнокровием. Когда стало совсем невмоготу от испанских ядер, он позвал стюарда:

— Принеси-ка мне холодного эля, а то что-то становится жарковато!

Выпив пива из серебряного кубка, Хокинс поставил его на фальшборт. Мгновение спустя кубок был снесен очередным ядром.

— Вот негодяи! Это же был мой самый любимый! — лишь буркнул английский предводитель.

Обернувшись к изумленным увиденным артиллеристам, он крикнул:

— Эй, ребята! Теперь вам нечего бояться! Бог, который спас меня от этого выстрела, избавит нас от испанских предателей и негодяев!

Когда вскоре "Иисус из Любека" начал тонуть, Хокинс приказал "Юдифи" и "Миньону" подойти к нему. Первым подошел к флагману и ошвартовался с ним борт в борт Фрэнсис Дрейк. Несмотря на творившийся вокруг ад, Хокинсу удалось не только забрать людей, но даже перегрузить часть находившегося в трюмах товара.

Однако три сцепившихся судна были столь лакомой добычей, что дон Мартин просто не мог отказать себе в удовольствии атаковать их брандером. И вскоре к трем английским судам устремились сразу две горящие лайбы. Вид приближающихся "ангелов смерти" вызвал у матросов панику. Время шло на какие-то минуты. Понимая, что "Иисус" уже обречен, Хокинс приказал рубить швартовые на "Юдифи" и "Миньоне".

— Бросаем флагман и прорываемся в море! — кричал он капитанам.

Сам Хокинс перепрыгнул на борт "Миньона" последним.

* * *

В сутолоке боя и в дыму обоим английским судам удалось вырваться из западни Сан-Хуан-де-Улоа. Однако до Англии они добрались раздельно, потеряв друг друга в штормовом океане.

20 января 1569 года "Юдифь" бросила якорь в Плимуте. Судно было в относительно неплохом состоянии, на борту находились 65 человек. Впрочем, на Дрейка выпала не слишком приятная участь отправиться в Лондон и донести королеве о несчастье. Однако, к его удивлению, Елизавета пропустила мимо ушей его рассказ о разгроме и заметно повеселела, когда Дрейк передал ей письмо от Хокинса. Последнее было еще более удивительно, так как Хокинс просил Елизавету возместить понесенные экспедицией большие убытки из средств, полученных от конфискации испанской собственности в стране. О причине столь странного на первый взгляд поведения королевы Дрейк узнает несколько позднее.

Что касается "Миньона", то его возвращение было весьма тяжелым. В силу сложившихся обстоятельств судно оказалось переполнено людьми при почти полном отсутствии продовольствия. Было очевидно, что всех ждет голодная смерть. Поэтому более сотни человек были добровольно оставлены на испанском берегу.

Хокинс поклялся им самой страшной клятвой, что, как только вернется в Плимут, сразу же вышлет за ними судно.

Однако все сложилось иначе, и клятвы своей Хокинс не сдержал. Судьба оставшихся сложилась трагически. Все они за исключением двоих погибли в руках испанской инквизиции.

Несмотря на то что на судне осталась лишь половина команды, на "Миньоне" вскоре начался голод. Вначале англичане съели кошек, потом переловили крыс, наконец настала очередь и любимого Хокинсом попугая. После этого пошли в ход уже кожаные ремни и башмаки. Люди умирали десятками. Голод, цинга и начавшаяся на борту чума почти опустошили "Миньон". Моряков спасло лишь то, что их прибило штормовыми ветрами к испанскому порту Виго и случайно оказавшиеся там английские суда помогли Хокинсу продовольствием. Там же он пополнил и поредевшую команду. Спустя четыре месяца после оставления Сан-Хуан-де-Улоа тяжелобольной Хокинс все же привел "Миньон" в Плимут.

Возможно, что именно тогда, вернувшись домой, молодой Фрэнсис Дрейк и поклялся всю оставшуюся жизнь мстить испанцам за их коварство, а вице-король дон Мартин Энрикес стал отныне его личным врагом. Их пути в свое время еще не раз пересекутся.

До сих пор английские историки не имеют общего мнения относительно поведения Фрэнсиса Дрейка во время возвращения домой. Одни считают, что он смалодушничал и бросил в трудный момент своего начальника на более поврежденном судне, предпочтя спасаться самому. При этом приверженцы данной точки зрения ссылаются на фразу Хокинса из его отчета о плавании: "Юдифь" бросила нас в нашем несчастье". Впрочем, другие историки, которые защищают Дрейка и оправдывают его поведение, ссылаются все на тот же отчет, где тот же Хокинс начертал своей рукой, что Дрейку было приказано подойти к "Миньону" и "забрать людей и необходимые вещи, и он это сделал".

Скорее всего, Дрейк действовал вполне достойно. Ну а фраза о "бросившей в несчастьи " Юдифь"" появилась вследствие того стрессового состояния, в котором находился Хокинс, когда писал свой отчет о плавании.

В пользу этого говорит и итоговый доклад адмиралтейства по расследованию обстоятельств событий Сан-Хуан-де-Улоа, где Дрейку не было предъявлено никаких претензий. Что касается самого Хокинса, то когда он пришел в себя от пережитого, то его добрые и партнерские отношения с Дрейком восстановились и они оставались друзьями всю оставшуюся жизнь.

Говорят еще и то, что сам Хокинс всю оставшуюся жизнь терзался муками совести, что не сдержал данного им слова и не смог спасти своих оставшихся на берегу товарищей.

Но почему разгром эскадры Хокинса нисколько не расстроил Елизавету Первую? Как оказалось, пока Хокинс с Дрейком находились в плавании, испанский король Филипп Второй решил наказать непокорные Нидерланды и послал туда своего верного и кровожадного герцога Альбу. Войско состояло из ландскнехтов-наемников, которые требовали немалых денег. Эти деньги для безопасности было решено перевезти морем. Но по пути на испанцев напали французские корсары, и те едва успели укрыться в английских портах. После этого испанцы обратились к Елизавете с просьбой обеспечить охрану испанским транспортам, так как англичан французы побаивались. Надо оговориться, что все перевозимое золото было взято испанским королем взаймы у некоего генуэзского банкира Спинолы. И надо же было такому случиться, что Спинола именно в этот момент получает известие, что экспедиция Хокинса провалилась и сам он убит. Так как Хокинс был личностью весьма известной, Елизавета должна была отреагировать на его смерть. Демарш мог вылиться в войну между Англией и Испанией, а это значило, что англичане просто-напросто заберут себе все деньги банкира. Спинола решает спасать свои капиталы и ставит на англичан. Он пишет письмо английскому адмиралу Винтеру, что деньги пока все еще являются его, а не испанской собственностью и он готов вступить с английскими властями в переговоры. К интриге подключается и брат Джона Хокинса Уильям. Поплакав о тяжкой судьбине любимого братца, он решает все же подзаработать на его смерти. По просьбе безутешного Хокинса государственный секретарь Сесил тут же наложил секвестр на испанские деньги, и они были перевезены в Тауэр.

Джон Хокинс. Неизвестный художник

Джон Хокинс. Неизвестный художник

В ответ разъяренный герцог Альба накладывает эмбарго на собственность британцев в Голландии. Узнав об этом, королева Елизавета наложила эмбарго на всю испанскую собственность в Англии и бросила в тюрьму испанского посла.

Именно в этот момент, когда война, казалось, была уже неизбежна, и появился Дрейк со своим письмом от Хокинса, а потом и сам старик Джон, изрядно оголодавший, но живой и здоровый.

— Так это ж меняет все дело! — ударил себя по ляжкам Беня Спинола, и все завертелось в обратном направлении.

Вскоре Лондон и Мадрид решили все полюбовно — Елизавета взяла на себя долг Филиппа генуэзским банкирам, а Филипп решил впредь посылать деньги для армии Альбы только сухопутным путем.

Что касается Дрейка, то он, вопреки своим опасениям, произвел на королеву самое благоприятное впечатление.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.