«Рай»
«Рай»
Тот, Кем все движется, божественно нетленной
Своею славою сияет во вселенной;
Где — более она, где — меньше разлита.
Я в небо восходил, и горних высота
Была открыта мне; там созерцал я чудо,
Но передать о нем бессильны тех уста,
Кто, лицезрев его, спускается оттуда:
Затем, что разум наш, увидев пред собой
Своих желаний цель, такою глубиной
Бывает поглощен, что нет уже возврата
Воспоминаниям. Но все, что мне когда-то
Увидеть довелось в божественном краю, —
Сокровища небес — я в песне воспою.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Вдохновенный Кифаредом, Данте встает в тени лавровых чащ, посвященных богу поэзии, ожидая увенчания лавровым венком. Но сердца людей, говорит он, столь очерствели, что они редко рвут листья священного дерева, «чтоб почтить кесаря или поэта». Аполлон — бог солнца, источник света. На его вершину Кирру поэт должен ступить, чтобы начать свое восхождение. Дважды в «Аду» и дважды в «Чистилище» Данте призывал муз. В «Аду», перед встречей с графом Уголино, поэт взывал:
«Но помощь муз да будет мне дана
Как Амфиону, строившему Фивы,
Чтоб в слове сущность выразить сполна».
После нисхождения в Ад, когда в нем все омертвело, он просит, чтобы музы его воскресили, чтобы спутницей его стала Каллиопа, муза эпической поэзии и красноречия (в греческой мифологии она — мать Орфея, сошедшего в ад в поисках своей возлюбленной Эвридики). В самом центральном месте «Чистилища», перед появлением Беатриче, Данте обращается за помощью к Урании, музе астрономии, в предчувствии своего пути к звездам.
В течение долгого времени читатели и критики отдавали предпочтение первой кантике «Божественной Комедии». Большой заслугой известного итальянского литературоведа XIX века Франческо де Санктиса и философа начала нашего столетия Бенедетто Кроче было то, что они обратили особое внимание на художественную сторону «Рая». В своих лекциях о Данте де Санктис говорил, что в «Рае» исчезают формы, тают контуры в озерах света. Кроче отмечал гармонию звуков и красок в последней части «Божественной Комедии» и отдельные стихи, пленяющие воображение…
По мнению Кроче, «Рай» представляет собой «последний большой сборник лирики из периода зрелости Данте» и в нем более, чем в других частях «Божественной Комедии», встречается «небольших совершеннейших отрывков лирики». Кроче обратил внимание читателей на осиянные райские пейзажи, на лунное облако, лучезарное, густое, как бы затвердевшее, напоминающее адамант. Эти лирические партии «Рая» и пронизанные светом пейзажи остаются в памяти сами по себе независимо от содержания, аллегорий и архитектоники поэмы. Неаполитанский философ и литературовед показал лишь одну, правда, весьма важную, область поэтического мира Данте. Остается все же неоспоримым, что великий поэт не писал «Рай» только для того, чтобы соединить в одно целое разрозненные страницы из своего лирического дневника. Данте стремился отвоевать у схоластической философии право на объяснение вселенной. В этой борьбе за равноправие поэзии и философии Данте предстоит нам как мыслитель нового времени, как гений Возрождения.
Равно не правы и схоластики времен Фомы Аквинского, и философы идеалистической школы XVIII–XX веков — от Гегеля до Кроче, которые снисходительно поучали поэтов, как они должны думать. Кем были поэты для великого схоластика Фомы Аквинского? Лжецами или, в лучшем случае, милыми забавниками, не способными проникнуть в глубины философской мысли. Данте, опираясь на традиции античности, восстановил право поэта объяснять тайны мира. В этом революционное значение поэмы Данте, открывающее новые пути для мировой поэзии. В конце XIII — начале XIV века происходил процесс лаицизации — обмирщения философии, права и искусства на Западе. Данте был одним из главных деятелей этого нового направления.
Обратимся к хорошо известной дантологам проблеме «лунных пятен» во второй песне «Рая». Вопросом о поверхности Луны Данте уже занимался в «Пире». Если подойти ко второй песне «Рая» с позиций историка философии и вслед за итальянским медиевистом Бруно Нарди попытаться проникнуть в мысли Данте, не довольствуясь формальными сопоставлениями, станет ясно, что дантовское толкование «лунных пятен» не может быть объяснено текстами Фомы Аквинского. Здесь, как и во многих других местах «Божественной Комедии», в которых говорится об устройстве космоса, отразились идеи неоплатонизма, а также учение арабской философии. В частности, основная мысль Данте во второй песне о том, что вселенная является одним телом, в котором проявляется Перводвигатель (подобно тому, как в частях тела проявляется душа), восходит к Ямвлиху и Авиценне.
Такое объяснение устройства вселенной было осуждено парижским епископом в 1277 году как сугубо еретическое и близкое к идеям Аверроэса. Беатриче, символизирующая небесную мудрость, в Дантовом «Раю» объясняет мироздание в духе, не соответствующем учению церкви. Из слов Беатриче следует, что единственная и универсальная сила восходит к девятому небу и действует на все ниже расположенные небеса, пока не спускается в подлунную, чтобы проникнуть в состав земли. Небесные тела не что иное, как органы мирового Разума — силы, движущей всю вселенную…
В начале первой песни «Рая» Данте говорит, что более всего пронизан светом эмпирей. Свет сияет в беспредельных пределах вселенной в различной степени. Однако, заверяет Беатриче в четвертой песне, неверно учение Платона в «Тимее» о том, что души возносятся обратно к звездам и что всякая душа возвращается к своей звезде, порвав связь с телом. Отвергнув благородство, связанное с происхождением, древностью рода и богатством, Данте утверждает иерархию света, благородство интеллектуальное и духовное.
Представление о пронизанном огнем бескрайнем просторе сочетается у Данте с другим поэтическим представлением — космического океана. Данте и Беатриче приближаются к самой медленной из небесных сфер — сфере Луны. Данте видит тени спасенных обитателей Луны; в нем рождается способность проникновения в то, что ранее было ему недоступно.
Желая говорить, приподнял я чело,
Но тут явилось мне чудесное виденье.
Как сквозь прозрачное и чистое стекло
Иль воды светлые черты мы видим смутно,
Подобно жемчугу на белизне чела, —
Я лица увидал, как бы сквозь грань стекла,
Готовые уста раскрыть ежеминутно
С тем, чтоб заговорить. Их видя, в первый миг
Я поддался тогда иному заблужденью,
Чем тот, кто, увидав в воде ручья свой лик,
Любовью воспылал безумной к отраженью.
Я думал: предо мной — лишь отражений ряд,
И тут же обратил глаза мои назад,
Желая видеть тех, кому принадлежали
Те отражения, но изумленный взгляд
Не встретил никого. У спутницы дрожали
Улыбкой легкою небесные уста,
А взор божественный горел огнем священным,
И молвила она: — «Пускай улыбка та
Тебя не удивит. В твоем несовершенном
Сужденье на пути споткнулся ты не раз,
И здесь тебя в обман невольно вводит глаз:
Не отражение — толпа святая эта.
За нарушение священного обета
Здесь волей Господа они заключены
И свыше истиной святой просвещены;
От них ты должен ждать правдивого ответа».
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Встретившиеся Данте души — это те, кто не по своей воле, но без достаточного сопротивления нарушили данные обеты. Так, например, он увидел родственницу своей жены Пикарду Донати, которую ее брат Корсо Донати похитил из монастыря и насильно выдал замуж. После беседы с Пикардой Данте задумывается о том, можно ли возместить нарушение обета благими делами. Но прийти к какому-либо решению ему не удается, потому что при взгляде на Беатриче он вновь забывает обо всем кроме любви.
Возможно ль, своему обету изменя,
Проступок искупить направленными к благу
Делами добрыми? Полны такой любви
Тут очи подняла сиявшие свои
Избранница небес, что взор мой ослепленный
Я опустил пред ней и замер, побежденный.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
На втором небе Меркурия Данте видит деятельных духов, и среди них — императора Юстиниана. Поэт снова возвращается к темам земли. Земная деятельность продолжает существовать в памяти блаженных духов. Земные явления возникают среди небесных. Данте напрасно пил воду реки забвения. Вознесение, созерцание, углубление в премудрость мироздания перебиваются воспоминаниями о земле и земном. В небе Венеры, где наслаждаются блаженным покоем любвеобильные, Данте встречает Карла Мартелла. С этим Анжуйским принцем, рано умершим, Данте связывала недолгая, но искренняя дружба. После нескольких прекрасных герцин, посвященных их пылкой и краткой дружбе, в которых Карл изъясняется в любви к Данте и сожалеет, что, кроме ответной любви, не успел ничем одарить поэта и уберечь его от грядущих несчастий, следует инвектива против Неаполя и Сицилии, где могло бы быть все иначе, если бы там воцарился Карл Мартелл.
Шестая песнь «Рая» посвящена истории Римской империи после Константина Великого. Данте осуждает и гвельфов, предпочитающих желтые лилии французских королей священному римскому знаку, и нарушающих законы справедливости гибеллинов, которым лучше было бы воспользоваться другой эмблемой, а не изображать на своих стягах императорского орла. В конце своей речи о судьбах империи Юстиниан рассказывает легенду о Ромео ди Вилланова, чья душа находится на небе Меркурия. Возвращаясь из паломничества к св. Иакову Кампастельскому, Ромео ди Вилланова очутился в Провансе, где поступил на службу к графу Прованса Раймонду Беренгарию IV. Верный домоправитель приумножил достатки своего сеньора и выдал четырех его дочерей за четырех государей. Когда его оклеветали придворные графа, он ушел, не взяв ничего с собой, как бедный пилигрим, и под старость лет просил милостыню. Такова была судьба справедливого и мудрого советника при дворе неблагодарного земного владыки. В «Пире» Данте писал, что без советов мудрецов нельзя справедливо управлять государством. Но мало кто из князей и королей внял наставлениям поэта. В печальной повести о Ромео ди Вилланова, между строк, можно прочесть какой-то нам неведомый отрывок из биографии самого Данте.
Праведность в раю Данте определяет самовольно, часто вопреки установившимся в церкви взглядам. Так, например, поэт вложил в уста Фомы Аквинского похвалу осужденному и преследуемому парижскими теологами аверроисту Сигерию из Брабанта, который был убит около 1283 года в Орвиетто, где пребывала в то время папская курия. Фома, указывая на один из пламенников на небе Сатурна, говорит:
То вечный свет Сигера, что читал
В Соломенном проулке в оны лета
И неугодным правдам поучал.
Об этих «неугодных правдах» Данте мог слышать от учеников и последователей Сигерия в те годы, когда он посещал лекции и участвовал в ученых диспутах в парижском Соломенном проулке, расположенном в Латинском квартале, где находились философские и богословские школы Сорбонны. На небе Солнца Данте воздает хвалы также автору любимых им библейских книг древнееврейскому мудрецу Соломону…
В заоблачных высях, на небе Солнца, автор «Комедии» снова возвращается к своим любимым темам нестяжательства. Церковь утратила идеи первоначального христианства, более тысячи ста лет после смерти Христа — до появления Франциска Ассизского Бедность была вдовой, ибо церковь попала во власть стяжателей. Инвективы Данте против развращенных пап, прелатов и монахов, против отпущения грехов за деньги имели необычайный успех в XVI веке у протестантов. Тем не менее было бы ошибочно рассматривать Данте как последовательного реформатора католической церкви. Данте не мог бы согласиться с учением протестантов о предопределении, пессимистическим по существу, которое лишало человека свободы воли и ответственности за свои поступки. Для кальвиниста, верующего в предопределение, независимое от дел человека, система наказаний и наград в «Божественной Комедии» не могла быть приемлемой.
Между небом Солнца и небом Марса, которое в системе Данте отдалено от земли на большее расстояние, чем дневное светило, поэт наблюдает снова за переменным сиянием лица Беатриче и судит по нему о том, что предстоит ему увидеть.
Быть может, я за то подвергнусь укоризне,
Когда сознаюсь я, что Беатриче взор,
В котором черпал я желаний утоленье,
Не мог доставить мне такого наслажденья.
Но так как — тем сильней сиянье красоты,
Чем большей в небе мы достигли высоты —
К Жене святой не мог я взором обратиться,
И сам виню себя, затем чтоб извиниться.
Светла и велика святая радость та,
Которую дает мне взор ее. По мере
Полета нашего от сферы к высшей сфере —
Она становится все более чиста.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
На небе Марса находятся воители за правду, крестоносцы и праведные паладины. Песни пятнадцатую, шестнадцатую и семнадцатую обычно называют «трилогией Каччагвиды».
Среди воинов, павших за правое дело, появляется торжественная фигура прапрадеда Данте — Каччагвиды. Несмотря на заверения автора «Рая», что «скудно благородство нашей крови», что важны лишь духовные дары, а не знатность, Данте признается, что даже на небе он был горд своим предком и своим происхождением. Каччагвида отвечает подробно на вопросы своего правнука о генеалогии их рода, а также о знатных семьях Флоренции, существующих и вымерших. Мы узнаем много подробностей, драгоценных для истории Флоренции, хотя, быть может, и не вполне уместных в столь высоких небесных сферах. Родословные перемежаются с идиллией, идиллия переходит в сатиру. Данте устами Каччагвиды говорит о тех временах, когда Флоренция была заключена в первый узкий круг стен, когда мужья еще не покидали надолго постели своих жен для торговых путешествий во Францию, когда женщины пряли пряжу и рассказывали чадам и домочадцам о славе Трои, Фьезоле и Рима. В домах флорентийских граждан не было роскоши, превратившей их позже в «чертоги Сарданапала»; Флоренция жила спокойно, скромно и смиренно. Ее женщины не рядились так, что их наряды обращали на себя внимание, не румянились и не белились. Отцы не давали за своими дочерьми непосильного для семьи приданого.
В семнадцатой песне Каччагвида предсказывает Данте изгнание. Как в древности ни в чем не повинный Ипполит должен был оставить Афины из-за ложных обвинений своей мачехи Федры, так Данте покинет Флоренцию, простившись со всем, что дорого его сердцу. Каччагвида обещает Данте покровительство Веронских сеньоров делла Скала и хвалит щедрость и величие Кан Гранде. Выслушав это страшное предсказание, Данте обращается к своему прапрадеду и говорит: «Я вижу, мой отец, как на меня несется время, чтоб я в прах свалился». Он должен вооружиться уже сейчас против ударов судьбы и внутренне решить, следует ли ему утаить часть истины или рассказать обо всем, что он видел во время своих странствий, хотя бы это пришлось не по душе сильным мира сего. Если он откроет правду, то, потеряв Флоренцию, не сможет найти себе пристанища и в других местах. В то же время он понимает, что если не скажет всего, если умолчит, то слава его померкнет в грядущих веках. Каччагвида, праведный рыцарь без страха и упрека, ответствует, что Данте должен все объявить сполна: «И пусть скребется, если кто лишавый!» Слова Данте должны прозвучать, чтобы помочь исправиться людям.
Пусть отягченная чужим позором совесть
Иль им покрытая по собственной вине —
Найдет правдивую своих деяний повесть
Чрезмерно горькою. Будь искренен вполне,
И пусть почешутся подверженные зуду».
Вначале речь твоя понравится навряд;
Когда ж со временем ее переварят —
Здоровой пищею ее признают всюду.
Пускай же голос твой как ветер прошумит,
Который иногда среди лесной дубравы
Вершины самые высокие крутит.
И, наступая так, ты будешь знаменит.
Вот почему лишь те, кто мог достигнуть славы
Являлися тебе: среди небесных сфер,
В пучине, на горе. Для смертных не блестящий,
Неведомо для всех откуда исходящий —
Неубедительным является пример.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
В пределах «дневной планеты» — на Юпитере — Данте видит, как праведные души, меняя свое положение, составляют пылающие надписи. Он читает: «Любите справедливость судящие землю» — истина, возвещенная правителям еще Соломоном. Новая диспозиция праведников — они сначала образуют голову орла, а затем и весь силуэт священной птицы — символа Юпитера и Римской империи. Золотая пылающая птица сияет среди мириад звезд на серебристом фоне планеты…
Данте заставляет самого апостола Петра произнести на восьмом небе звезд страстную тираду против порочных пап. Пылая святым негодованием, Петр говорит, что не следует удивляться, что облик его принимает алый цвет Марса, — это оттого, что на его месте воцарился недостойный (папа Бонифаций VIII). Падению церкви радуется в преисподней Люцифер. Звучат обличающие слова апостола:
О, не дивись тому, что цвет мой изменился,
Он изменяется и у других светил.
Пришлец, что на моем престоле воцарился,
Бесправно мой престол, престол мой захватил,
Оставшийся в глазах Творца незамещенным,
И сделал скопищем нечистым и зловонным
Мое кладбище он, чему безмерно рад
Мятежник, сверженный отсюда прямо в Ад!
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Следует особо отметить трижды повторяющееся эмоциональное «на мой престол». Не для того создана божья невеста — церковь, чтобы стяжать золото, не для того погибли праведники, чтобы их преемник пристрастно разделял крещеных на своих противников и приверженцев. Ключи св. Петра стали гербом на боевом знамени папы, который водит дружины против христиан и скрепляет образом Петра на печати лживые и продажные грамоты. Петр повелевает поэту:
В телесном образе на землю возвратясь,
Все то, что я не скрыл, — поведай не таясь.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Инвектива апостола Петра против дурных пап заканчивается предсказанием о жалкой участи, ожидающей Климента V и Иоанна XXII — они низвергнутся в адскую бездну вслед за Бонифацием VIII.
В восьмом звездном небе Данте подвергается экзамену апостолов Петра, Якова и Иоанна, вопрошающих его о сущности трех богословских добродетелей: веры, надежды и любви. Данте сравнивает себя с бакалавром на экзамене у строгих и справедливых магистров. Это сравнение возникло из воспоминаний о диспутах в Болонском и Парижском университетах.
И в небе звезд не оставляет изгнанника тоска по Флоренции. Он мечтает о столь желанной его сердцу славе на родной земле. Данте надеется — настанет время, когда его, автора поэмы, созданной в тяжких трудах, признают на родине. Он вернется домой, и сограждане увенчают его лаврами в баптистерии Сан Джованни, где он был крещен ребенком.
В двадцать шестой песне Данте рассказывает о своей встрече с предком человечества — Адамом, и узнает от него, что в Земном Раю Адам пробыл недолго — всего несколько часов. Он был изгнан оттуда за то, что нарушил волю божества, стремясь узнать больше того, что было ему дозволено. Таким образом, грехопадение человечества было вызвано любопытством, гордыней и непослушанием. Это также грехи Люцифера, послужившие причиной его падения, нарушившего изначальную гармонию космоса. За эти грехи, а не только за предательский совет попал в ад Улисс; они были свойственны и самому Данте. Данте исповедуется в грехе гордыни и не может обуздать бесконечной своей любознательности.
Окрепший взгляд Данте встречает взор Беатриче и в несколько мгновений возносится в Эмпирей. Райской Розе девятого неба посвящены последние три песни «Божественной Комедии». Поэт вступил из мира времени в мир вечности, он уже не в состоянии описать улыбку и красоту Беатриче:
…Любви святая сила
На Беатриче вновь направила мой взор,
И если б все хвалы, какими до сих пор
Я осыпал ее, теперь возможно было
Соединить в одну — подобная хвала
Была бы чересчур на этот раз мала.
Сиянье красоты ее превосходило
Воображение бессильное мое,
И лишь Создатель мог Один понять ее.
Сильней, чем кто-либо среди певцов доселе,
Поэтов нынешних или былых времен —
Отныне я своим сюжетом побежден,
Как не выносит тот, чьи очи ослабели,
Свет солнечных лучей, так не могу и я
Улыбку передать небесную ее.
Я в честь ее слагал немолчно песнопенья,
Со дня того, когда увидел дивный лик
Впервые на земле, до этого мгновенья,
И грани творчества отныне я достиг.
Красу, представшую в сиянье несравненном,
Другому — более великому — певцу
Прославить надлежит напевом вдохновенным,
Я мой великий труд здесь привожу к концу.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Сначала Эмпирей предстоит перед его взором, как огненная река, вспыхивающая бесчисленными искрами, по берегам которой растут огненные цветы, подобные рубинам. Но, привыкнув к сиянию, он видит небесных духов, двигателей космоса, носителей первоначальных идей. Цветы претворяются в праведников. Созерцая огненный круг с престолов Небесной Розы, души блаженных разделены: половину лепестков Розы занимают иудеи, которые верили в мессию. Свободных мест мало во второй половине, отведенной для христиан; там Данте видит пустующий трон, ожидающий Генриха VII.
Данте должен расстаться со своей прекрасной водительницей. Последние слова, которые произносит Беатриче в Небесной Розе — снова не о небесном, а о земном. Они превращаются в последнюю инвективу, предрекающую падение нечестивых пап в ту темную область, где находится Симон Маг.
И вот Беатриче исчезает, подобно тому как исчез в Земном Раю при ее появлении Вергилий, но улыбка Беатриче доносится к Данте, как волна света. Она садится рядом с Рахилью и Евой у подножья престола богородицы. Данте не остается один, рядом с ним по просьбе Беатриче встает святой Бернард Клервосский, третий, и последний, вожатый поэта, духовный покровитель ордена тамплиеров. В Эмпирее пространство становится «искривленным», сферическим, все материальное — светом, исчезает понятие «верхних» и «нижних» сфер. В Небесной Розе лунные пределы являются не только «нижними», но и крайними; в центре вселенной — три огненных круга, неиссякаемая сила космоса, изначальный Амор — «любовь, движущая солнце и остальные светила». Весь мир в представлении Данте управляется этическим началом, гармонизирующим вселенную. Бездны космоса подчинены единому закону. Случайное превращается в необходимое, свобода воли сливается с предопределением. Золотая цепь неоплатоников соединяет земное и небесное.
Данте говорит, что он начал свое восхождение в тот миг, когда впервые предстала во Флоренции его взору та, которую «многие называли Беатриче, еще не зная, кого они так называют». В двенадцатой главе «Новой Жизни» Данте является во сне Амор и произносит непонятные слова: «Я подобен центру круга, по отношению к которому равно отстоят все точки окружности, ты же нет». В последней песне «Рая» Данте, поэт и геометр, ставит себя в центр круга, в центр мироздания, чтобы уразуметь архитектонику вселенной, которая вместе с тем и архитектоника его поэмы.
В творении, созданном силою непревзойденной фантазии, отразилась также страшная историческая реальность XIII — начала XIV веков. Для грядущих времен Данте открыл новые бездны и новые выси человеческого духа, ищущего правды и справедливости.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.