«Ад»
«Ад»
«Откинь боязнь и не страшись напрасно!
Приблизимся! За этою чертой —
Обитель душ, сознания лишенных
И вечному безумью обреченных».
И, руку мне подавши с добротой,
Он ввел меня во тьму глубокой бездны,
Где небосвод, зловещий и беззвездный,
Был воплями и криком оглашен.
Заплакал я, печалью поражен.
Рыдания, исполненные муки
И ярости, речей безумных звуки
И всплески рук, тяжелый топот ног —
Сливалось все, крутилось, как песок,
Вздымаемый порывом вихря диким.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Начало своего путешествия по загробному миру Данте датирует 1300 годом. Дата выбрана не случайно — во-первых, ему в то время было тридцать пять лет, то есть за плечами была как раз половина жизненного пути по принятой им периодизации человеческой жизни, а во-вторых, так было гораздо удобнее, ведь он уже знал, что будет потом, и мог облечь часть диалогов с умершими в форму предсказаний будущего.
Первая песня начинается с того, что Данте «на полпути земного бытия» оказывается в дремучем лесу, символизирующем, по-видимому, либо блуждания человеческой души в поисках истины, либо хаос, царящий в Италии. Данте охвачен страхом, но потом видит холм, освещенный солнцем, успокаивается и устремляется к нему. Однако путь к вершине ему поочередно преграждают три зверя: пантера, лев и волчица.
Вспоминаются слова Иеремии, любимого ветхозаветного пророка Данте: «…поразит их лев из леса, волк пустынный опустошит их, барс будет подстерегать у городов их». Владея системой многосмыслия, о которой Данте писал в «Пире» и в письме к Кан Гранде, можно понять, что пантера — это ложь, предательство и сладострастие, лев — гордость и насилие, волчица — алчность и себялюбие. Лев может означать также правителей-тиранов, как, например, Филипп Красивый. В высшем символическом смысле эти звери представляют злые силы, препятствующие совершенствованию человечества. Больше всего Данте испугался волчицы, в образе которой олицетворена погрязшая в стяжательстве, алчная и корыстолюбивая римская церковь — главная виновница всех бед и беспорядка в мире. Она главная помеха на пути к вершине холма — всемирному государству, благоустроенному для мирной жизни людей.
Когда Данте понимает, что самостоятельно ему из мрачного леса не выбраться, перед ним появляется Вергилий, который всегда был для него не просто любимым поэтом, но фактически учителем и наставником, хоть их и разделяли сотни лет. Данте многое почерпнул из его сочинений и благодаря ему проникся почтением к Древнему Риму. Поэтому Вергилий в данном случае не просто поэт, философ и наставник, а еще и символ античной мудрости, ведущей человека к свету.
И молвил я: — Благословенна ты,
Явившая святое состраданье!
И ты, поэт, как много доброты
В душе твоей, и как великодушно
Ты внял ее велениям послушно!
Тяжелый путь отважно предпринять —
Ты мужество внушаешь мне опять.
Мой славный вождь, наставник, повелитель!
Отныне воля нас одна ведет.
Ты будешь мне во всем руководитель.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Вергилий говорит Данте, что из этого страшного места есть лишь один выход — через Ад, а эта дорога закрыта, пока не придет Пес, который заточит в Аду волчицу, то есть обуздает ненасытные притязания папского престола. Современники Данте считали, что под Псом, видимо, подразумевался Генрих VII, но учитывая, что он сочинил «Божественную Комедию» уже после смерти императора, вероятно, он имел в виду каких-нибудь его преемников, которые продолжат и завершат его дело. Кроме того, Вергилий рассказывает Данте, что на небесах его ожидает Беатриче, но чтобы увидеть ее, надо сначала преодолеть долгий трудный путь. Данте идет за Вергилием, как ученик за учителем, в конце глухой тропы видит ворота в подземное царство и со страхом читает:
За мною путь к обители печальной,
За мною те, кто мукам осужден,
За мною край, где вечный плач и стон.
Созданье я любви первоначальной
И правосудной мудрости Творца,
И в вечности пробуду без конца
Я, как и все, что в мире безначально.
«Кто б ни были входящие сюда,
Оставьте здесь надежду навсегда!»
Написаны над адскими вратами
Зловещими и черными чертами —
Виднелися те грозные слова.
И молвил я: — Значенье их ужасно!..
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Создается впечатление, что говорит сама дверь, предрекая на веки обреченность грешников. Эта надпись выражает одну из самых сокровенных мыслей Данте: в мире нарушена законность и справедливость. Чтобы восстановить нарушенную правду, чтобы ни одно правонарушение не ушло от всевидящего ока закона, нужна карающая десница немилосердной справедливости. В Данте говорит юрист, воспитанный на римском праве, и вместе с тем человек, которого больно ранят неправда и зло, причиненные ему его близкими и которые он непрестанно видит вокруг себя, о которых слышит ежедневно. В дантовской системе мироздания, в его космосе существовал элемент, отсутствующий в картине мира, представляемой современными нам естественными науками, а именно мораль и справедливость. Даже девятое кристальное небо, или Перводвигатель, проникнуто этическим началом.
Когда Вергилий ввел Данте в таинственные сени, до их слуха донеслись обрывки разных наречий, дикий ропот, слова, исполненные гневом, крики и жалобы. Все это сливалось в полутьме в гул и расплывалось в пространстве, как бы не зная времени. Вергилий поведал Данте о том, что в преддверии Ада находятся души, не стяжавшие в жизни ни славы, ни позора, а также нейтральные ангелы, оставшиеся в стороне при схватке архангела Михаила с восставшим против творца вселенной Люцифером. Нейтральных не принимает ни Ад, ни Чистилище, ни Рай. И суровый Данте клеймит их тяжким стихом:
Охваченный смятением великим,
Воскликнул я: — Скажи, учитель мой,
Но кто же те, чьи вижу я страданья? —
Ответил он: — «Влачат существованье
Такое те, кто, живши на земле,
Был порицанью чужд и похвале.
Печальный род! Союзников ничтожных
Нашли они меж ангелов безбожных,
Которые, Творцу не изменив,
Но верности в душе не сохранив,
Лишь о себе имели попеченье.
Не приняли к себе их небеса,
Дабы небес чистейшая краса
Не омрачилась тенью преступленья,
И самый ад отвергнул их в презренье».
Но я сказал: — Учитель, тяжкий стон
Несется к нам сюда со всех сторон.
Исторгнут он мученьями какими?
— «Все объясню, — на это молвил он. —
Утрачена бесповоротно ими
Надежда смерть вторичную найти,
И худшее им легче бы снести.
Их след исчез подобно волнам дыма,
Отвергнуты они неумолимо
И милостью Господней, и судом,
Караемы презреньем и стыдом.
Взгляни на них и позабудь их! Мимо!»
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Сюда же Данте поместил папу Целестина V, человека смиреннейшей жизни, пустынника и бессребреника, которого вытащил из его отшельнического уединения конклав кардиналов, выбравший его папой. В 1294 году Целестин въехал в Рим на осле, за ним бежали босые францисканцы, дети и нищие. Его любили в народе, но он был человек слабый и безвольный. Будущий папа Бонифаций VIII, а тогда кардинал, уговорил Целестина отказаться от папского престола и снова удалиться в уединение, где его вскоре отравили, вероятно, люди Бонифация. Так Бонифаций пробил себе дорогу к высшей церковной власти. Целестин мог сделать много добра, но не сделал. Его наследник Бонифаций сделал очень много зла: он был виновником всех несчастий Данте, поддержав флорентийских черных гвельфов. Церковь канонизировала Целестина V, Данте не пожелал его поместить даже в ад — за то, что он оставил свой пост, за то, что дезертировал и уклонился от борьбы. Таких вещей Данте не прощал.
Данте и его водитель приближаются к Ахеронту. Еще Вергилий в своей поэме «Энеида» создал образ Харона, перевозчика через первую адскую реку. Старик, поросший древней сединою, загоняет грешные души в ладью и не хочет принять Данте, живого среди мертвых. Вокруг очей страшного лодочника змеится пламень. Видя Харона и спешащие в преисподнюю души, Данте упал, как бы схваченный сном. В нескольких местах «Божественной Комедии» повторяется этот сон во сне, когда Данте не в силах выдержать явления, предстающего глазам. Заключительным аккордом сцены переправы является гроза на берегу Ахеронта; подземное небо бороздят молнии, ослепляя багровым блеском. Данте пробуждается при звуке грома уже на другой стороне реки, в пределах античных праведников — Лимбе. В нем Данте поместил также мусульманских мудрецов и ученых, особенно им почитаемых. Данте ценит прежде всего высокие качества ума и души, подвиги, смелость и благородство духа. В Лимбе нет мук, но находящиеся там вечно скорбят о недоступном им райском блаженстве. Поэтому возвышенная грусть царит в этих пределах. От некоторых мужей древности исходит свет. Это поэты и ученые Греции и Рима, и среди них высочайший поэт Гомер, который был известен Данте только понаслышке или, может быть, через сокращенную латинскую версию его поэм. Сведения о великом певце Греции он имел также из произведений Аристотеля.
Знание поэтов античности еще носит у Данте средневековый отпечаток. Гораций для него поэт сатирический. Овидий — автор энциклопедии неоплатонической космогонии и мифологии — «Метаморфоз». Данте чрезвычайно высоко ставил Лукана, почитая его великим наследником автора «Энеиды». В «Чистилище» к числу избранных причислен еще эпический поэт позднего периода латинской литературы Стаций. Данте был «принят в их круг», став шестым в высоком собрании и как бы переступив через все Средневековье. Это стремление сравняться с поэтами античности и даже превзойти их — знамение новой наступающей эпохи — Возрождения. Когда Данте приближался к великим поэтам, раздался зов: «Почтите высочайшего поэта!» Эти слова относились к Гомеру, но в наши дни их применяют к самому Данте.
Душам Лимба предоставлен высокий замок; пройдя, как посуху, по волнам родника, его окружающего, и миновав семь стен, Данте увидел зеленый луг. «Там были люди с важностью чела, с неторопливым и спокойным взглядом; их речь звучна и медленна была». Там были все, кто прославил в древние времена человечество: Аристотель, Платон, Сократ, Демокрит, Цицерон, Птолемей и знаменитые арабские ученые — таджик Авиценна и испанский мавр Аверроэс. Но Данте и Вергилий покинули благородный замок и пошли иным путем «во тьме, ничем не озаренной».
В пределах второго круга, предназначенного для сладострастников, «для тех, кого земная плоть звала, кто предал разум власти вожделений», царствует Минос, из царя и полубожества Крита превращенный в ужасного демона. В греческой мифологии он был одним из трех судей подземного мира. У Данте Минос наделен страшным оскаленным ртом. Он обвивает хвост, который приличествует существу демоническому, столько раз вокруг тела, на сколько ступеней должна спуститься осужденная душа. Миносу не удается отвратить Данте от его путешествия. Души осужденных несутся в нестихающем вихре. Данте сравнивает их с птицами, попавшими в осеннюю бурю, а их стоны — с унылой песней журавлей, летящих на юг. Образ этот навеян Вергилием. Стих Данте становится необычайно звучен и богат повторами гласных и согласных. Чтобы дать понятие о поэтической фонетике Данте, приведем одну терцину, особенно удавшуюся русскому переводчику Лозинскому:
Как журавлиный клин летит на юг
С унылой песнью в высоте надгорной,
Так предо мной стеная несся круг
Теней…
В этом круговом вихре Данте увидел героев древности и героев старофранцузских романов, столь распространенных во Флоренции. Заметим, что многие имена имеют французские ударения на конце: Семирамис, Клеопатрас, Парис, что ясно указывает на источник, откуда Данте почерпнул о них сведения. В этом круге Семирамида, царица Вавилона, героиня «Энеиды» Дидона, царица Карфагена, прекрасная Елена и куртуазный Тристан. Этим перечислением героев и героинь древности, сраженных богом Любви и предавшихся безумной страсти, Данте подготовляет встречу с Паоло и Франческой. Как всюду в поэме, герои разных времен предстоят как бы одновременно, смещая исторический план.
Уже упоминаемая Франческа да Римини была дочерью Гвидо да Полента Старшего, сеньора Равенны. Около 1275 года она вышла замуж за хромого и уродливого Джанчотто Малатеста, сеньора Римини. Около 1286 года Джанчотто узнал, что у нее роман с его братом Паоло, и убил обоих. Вероятно, Данте слышал об этом еще в юности, когда покидал Болонью. Франческа — первая душа, заговорившая с Данте в Аду. Данте обратился к ней, когда она пролетала мимо в бешеном вихре, и попросил рассказать свою печальную историю.
И молвила она с тоской в очах:
— «Нет более ужасного страданья,
Как вспоминать о светлых временах
В несчастии; но, если о начале
Любви моей ты хочешь расспросить,
Как человек, принесший весть печали,
Отвечу я и буду слезы лить.
Не отдавая полного отчета
В том, что влекло и волновало нас,
Наедине оставшихся, рассказ
Читали мы о страсти Ланчелота.
Мы взорами встречались, не раз,
Краснели мы порой во время чтенья,
Но лишь одно короткое мгновенье
Решило все. Прочтя, как Ланчелот
Коснулся уст возлюбленной, — и тот,
С кем более не разлучусь в печали,
Прильнул к моим трепещущим устам.
И в этот день мы больше не читали…»
Пока она так говорила нам,
Другая тень в тоске невыразимой
Рыдала так, что, жалостью томимый,
Сознания я вдруг лишился там.
«Божественная Комедия».
Перевод Ольги Чюминой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.