ВО ЛЬДАХ АРКТИКИ
ВО ЛЬДАХ АРКТИКИ
Возвратясь из Антарктики, Амундсен со свойственной ему энергией развернул подготовку дрейфующей экспедиции в Арктику. К этому времени самолеты уже стали достаточно надежным средством транспорта, хотя большие расстояния были им пока еще неподвластны. Амундсен, быстро реагировавший на все новинки техники, решил взять в предстоящий дрейф самолет для рекогносцировочных полетов над льдами Арктики.
В 1914 году он приобрел биплан «Фарман». Но тут разразилась мировая война. Об экспедиции теперь не могло быть и речи. Амундсен подарил самолет государству.
«Во время войны мне нечего было делать, и я решил последовать примеру столь многих обитателей нейтральных стран, а именно попытаться нажить себе состояние. Я надеялся добыть таким путем средства, которых всецело бы хватило на снаряжение следующей моей экспедиции» (Моя жизнь», стр. 61).
И дальше он пишет с горечью: «Только материально необеспеченный исследователь может себе представить, какие громадные препятствия выпадают на долю всех исследователей, сколько им приходится расточать времени и трудов, чтобы выжимать деньги на экспедиции. Бесконечные промедления, унижения, которым подвергается их самолюбие и даже честь при изыскании средств, составляют трагедию жизни исследователя» («Моя жизнь», стр. 61—62).
Амундсен вложил весь свой, как он выразился сам, «весьма скромный капитал» в акции пароходных компаний и действительно «заработал» много денег, во всяком случае столько, что их должно было хватить на экспедицию. В 1916 году он реализовал акции и сосредоточил свои силы на подготовке экспедиции.
Прежде всего он начал строить новое судно, и уже в 1917 году оно было спущено со стапелей. Назвал он его «Мод», в честь норвежской королевы. Летом 1918 года экспедиция была подготовлена, и в середине июля 1918 года «Мод» вышла из Тромсё, взяв курс на восток.
На сей раз Амундсен решил идти Северо-Восточным морским путем. 25 июля «Мод» достигла Югорского Шара, где на борт был принят радист Олонкин. 1 сентября судно зашло на остров Диксон, где пополнилось углем, а 9 сентября миновало мыс Челюскин.
За мысом Челюскин, в 20 милях к востоку от него, путешественники встретили сплошной лед и вынуждены были поставить судно на зимовку в открытой бухте, возле двух крохотных островков, на расстоянии 150 метров от материкового берега. С тех пор это место на картах называется бухтой Мод.
Для всех участников экспедиции зимовка прошла благополучно — кроме самого Амундсена. Его в эту зиму преследовали несчастья. Однажды он опускался по крутому трапу на лед с любимой собакой на руках. В это время сторожевой пес по кличке Якоб играя налетел на них. От неожиданности Амундсен поскользнулся и полетел с трапа на лед вниз головой. В результате — перелом плечевой кости. Через несколько дней после этого Амундсен еще с подвязанной рукой пошел на прогулку вокруг судна и в темноте столкнулся с огромной белой медведицей. Амундсен побежал, медведица за ним. Когда он был уже у трапа, медведица ударила его лапой в спину и он упал. Но в это мгновение по трапу на лед сбежала собака и отвлекла разъяренное животное. Амундсен спасся, отделавшись царапинами на спине.
На этом несчастья не кончились. На берегу была выстроена магнитная обсерватория. Выполняя однажды магнитные наблюдения, Амундсен отравился угарным газом от керосиновой лампы. Почувствовав себя плохо, он выполз на свежий воздух, но слишком поздно. Начались головные боли, сильные сердцебиения и одышка.
«Прошло несколько дней, прежде чем утихли сильные сердцебиения; прошли целые месяцы, прежде чем я мог сделать физические усилия, не испытывая тотчас одышки, и целые годы, прежде чем я поправился окончательно» («Моя жизнь», стр. 70).
Наступила весна, прошло лето, а судно все еще оставалось в ледяных оковах. Лишь в сентябре им удалось вырваться из ледового плена с помощью динамита.
Экипаж «Мод» состоял из десяти человек. Молодой матрос Тесеем страдал головными болями и стремился поскорее вернуться домой. Его товарищ, Кнудсен, вызвался сопровождать его. Амундсен согласился отпустить их, будучи уверен, что они легко доберутся до Диксона, где была советская станция, а оттуда на любом судне — до Норвегии. Теосем и Кнудсен имели хорошее снаряжение, упряжку собак.
«Поэтому при нашем уходе с места зимовки они весело махали нам на прощанье и мы махали им в ответ, что встретим их в Осло по возвращении» («Моя жизнь», стр. 72).
Однако им не суждено было вернуться на родину. Что с ними произошло — так и осталось неизвестным. Лишь через несколько лет, в 1921 году, на западном берегу Таймырского полуострова, у мыса Приметного, в остатках костра были найдены полуобуглившиеся человеческие кости. По-видимому, это были останки Кнудсена. В 1922 году на материковом берегу против острова Диксон, всего лишь в 4 километрах от полярной станции, был обнаружен скелет человека. В кармане полуистлевшей одежды лежали золотые часы с выгравированным на крышке именем Тессема, а рядом— письма, донесение Амундсена, компас, хронометр. Сейчас на месте, где погиб Тессем, поставлен памятник-обелиск.
Летом 1919 года «Мод» дошла до острова Айон, где 23 сентября была снова остановлена льдами. Экспедиция зазимовала во второй раз.
Лишь в июле 1920 года судно смогло двигаться дальше. Амундсен решил идти в Ном на Аляске, чтобы перед отправкой в длительный дрейф пополнить запасы и произвести ремонт судна. 23 июля судно пришло в Ном.
Таким образом, Амундсен совершил в два приема с длительным перерывом кругосветное плавание вокруг Северного Ледовитого океана: в 1903—1906 годах на судне «Йоа» Северо-Западным морским путем и в 1918—1920 годах — на судне «Мод» Северо-Восточным морским путем.
После недолгой стоянки в Номе «Мод» пошла на север. Теперь на судне осталось всего четверо: Амундсен, научный сотрудник Харальд Свердруп, вспоследствии всемирно известный ученый, капитан Оскар Вистинг, участвовавший в походе к Южному полюсу, и радист Олонкин. Остальные члены экипажа отказались участвовать в экспедиции. Амундсен их отпустил и отправил в Норвегию.
Приходится удивляться тому, что Амундсен рискнул управляться с таким большим судном, как «Мод», таким малым экипажем. Но он не привык отступать, к тому же на тех, кто остался с ним, он мог положиться, как на самого себя.
В Чукотском море у мыса Сердце-Камень «Мод» встретили сплоченные льды. При маневрировании во льдах был сломан винт, и экспедиция вынуждена была зазимовать в третий раз. Валом торосов судно выдавило на берег, но весной, после таяния и разрушения льда, оно снова оказалось на воде. Отсюда «Мод» направилась в Сиэттл на Аляске — для пополнения запасов и ремонта.
С момента выхода из Норвегии «Мод» прошло почти четыре года, а экспедиция еще не приступила к выполнению своей прямой задачи, то есть к дрейфу через Арктический бассейн. Между тем все деньги ушли на расчеты с участниками экспедиции, ремонт судна, продовольствие было израсходовано, одежда износилась, снаряжение требовало пополнения. Поэтому, пока судно ремонтировалось в Сиэттле, Амундсен в январе 1922 года отбыл в Норвегию, чтобы раздобыть деньги для продолжения экспедиции. Норвежский стортинг выделил дополнительные средства, но пока оформлялось получение этих денег, произошла девальвация и покупательная способность норвежской кроны уменьшилась наполовину.
Амундсен не потерял мужества и снова начал собирать деньги: читал платные лекции в разных странах, обращался к меценатам за пожертвованиями. В это время у Амундсена зародилась мысль пролететь на самолете через Арктический бассейн по маршруту Аляска—Северный полюс— Северная Европа. И с этого времени начался новый этап в его деятельности. Если Нансен совершил переворот в полярных исследованиях, применив легкие сани, запряженные собаками, то, как писал он сам, его идея ввести в полярные исследования воздухоплавательную технику «означала не меньший переворот» («Моя жизнь», стр. 80). В Нью-Йорке ему удалось купить один большой по тем временам самолет типа «Юнкере»; кроме того, ему подарили маленький самолет типа «Ориоль» для полетов на небольшие расстояния. К лету 1922 года Амундсен вернулся на «Мод».
К этому времени экспедиция была снаряжена заново, теперь уже на семь лет. Была пополнена команда. Кроме Харальда Свердрупа, к экспедиции присоединился еще один ученый — молодой шведский геофизик Финн Мальмгрен. И вот 1 июня 1922 года «Мод» снова вышла в Арктику.
Стремясь поскорее осуществить задуманный им полет, Амундсен, едва отойдя от берегов Аляски, решил покинуть «Мод», доверив руководство экспедицией в целом Вистингу, а руководство научной частью — Свердрупу. Вместе с пилотом Омдалем он перешел на борт встретившейся им в районе залива Коцебу торговой шхуны; туда же был перегружен и «Юнкере». Мод направилась на север, в дрейфующие льды Чукотского моря, шхуна же взяла курс на мыс Барроу.
Но ледовые условия в районе побережья Аляски были тяжелые, шхуна до мыса Барроу не дошла, и Амундсену пришлось высадиться южнее — на берегу бухты Уэнрайт, вблизи небольшого селения того же названия.
Была уже поздняя осень. Для подготовки самолета требовалось много времени, поэтому полет пришлось отложить до весны. Амундсену для урегулирования своих финансовых дел и подготовки к полету нужна была радиотелеграфная связь с миром. Ближайшим пунктом, где таковая имелась, был Ном. И вот, оставив Омдаля в Уэнрайте, в сопровождении почтальона-эскимоса на собачьей упряжке он проделал путь в 1600 километров, покрывая в среднем около 100 километров в день. Пробыв в Номе остальную часть зимы, Амундсен 12 мая 1923 года вернулся обратно в Уэнрайт. И это несмотря на то, что примерно годом раньше один опытный врач из Лондона обнаружил у него серьезное заболевание сердца и рекомендовал избегать каких-либо физических усилий. По этому поводу Амундсен писал в своей автобиографии:
«Это было пять лет тому назад, и, хотя с тех пор я много раз подвергал жестокому испытанию мои физические силы, мне, тем не менее, до сих пор не приходилось страдать от неприятных последствий. Я это рассказываю не для того, чтобы дискредитировать превосходного врача или похвастаться собою, но чтобы указать читателю, какие чудесные возрождающие силы содержит тело человека, который, как, например, я, с юности живет в разумных гигиенических условиях и вследствие этого сохраняет себя таким, каким создала его природа» («Моя жизнь», стр. 83).
Наконец наступила летная погода. Но, сажая самолет после первого же пробного полета, Омдаль сломал левую лыжу. Починить ее в Уэнрайте, этом тихом местечке, было невозможно. Омдаль попробовал использовать вместо лыж поплавки, но и они оказались непригодными.
В это время Амундсен получил телеграмму от одного американского дельца. Этот человек предложил Амундсену свои услуги в приобретении более совершенного самолета, деньги же для покупки его он предлагал заработать продажей сувенирных открыток и марок, которые Амундсен возьмет с собой в полет через полюс.
Амундсен, человек по натуре доверчивый, к тому же не слишком искушенный в финансовых делах, выдал этому дельцу доверенность на все коммерческие сделки, которых потребует подготовка полета. Б результате от имени Амундсена были подписаны многочисленные денежные обязательства. В конце концов вся история с почтой оказалась сплошной авантюрой. Амундсен оказался в долгах. Брат Леон, который вел его денежные дела, боясь личного разорения, также предпринял финансовые санкции против Руала. Даже дом в Буннефьорде Леон пытался продать за долги.
«После всего этого я очутился без единого гроша, и только благодаря милости суда у меня сохранилась крыша над головой».
Началась форменная травля знаменитого путешественника. Амундсен сетует в своих воспоминаниях, что многие норвежцы, недавно поклонявшиеся и льстившие ему, теперь распространяли о нем самые нелепые слухи. Жадная до скандальных сенсаций буржуазная пресса обрушилась на него. Среди измышлений газетчиков было обвинение в том, что две чукотские девочки, привезенные им в Норвегию, являются его незаконными детьми.
История с этими девочками была примечательной. В 1920/21 году, когда «Мод» стояла на зимовке вблизи Чукотского полуострова, у мыса Сердце-Камень, Амундсен сдружился с тремя семьями эскимосов, жившими в ярангах на берегу. Среди этих людей был чукча по имени Какот, который однажды принес на судно больную маленькую дочь. Мать ее умерла от голода в тундре. Амундсен приютил эту девочку, выходил ее и взял с собой. Назвал он ее Каконитой. По пути в Сиэттл Амундсен навестил у мыса Дежнева австралийского промышленника, жившего среди чукчей и женатого на чукчанке. У него было много детей, и Амундсен уговорил австралийца отдать ему девятилетнюю дочь Камиллу, чтобы у Какониты была подруга.
Амундсен привез этих девочек в Норвегию, где поместил их в школу-интернат. Позднее он намеревался вернуть девочек родным, но потом оставил их у себя в Осло, так как родители не требовали их, да и трудно было доставить их на Чукотку. Когда они подросли и получили среднее образование, Амундсен отправил их к друзьям в Соединенные Штаты Америки, обеспечив их деньгами. Говорят, обе девушки вышли замуж где-то на Аляске и жили счастливо...
Не все отвернулись от Амундсена, и в Норвегии, и в других странах были люди, которые поддерживали его в те тяжелые годы. Да и сам он не пал духом. В 1923—1924 годах он ездил по разным странам с чтением лекций, публиковал доклады, статьи в газетах, чтобы заработать деньги не только на покрытие долгов, но и на дальнейшие полярные исследования. И по-прежнему обдумывал план трансарктического перелета через Северный полюс.
А тем временем судно «Мод», вмерзнув во льды в августе 1922 года в северной части Чукотского моря, дрейфовало вдоль северной окраины Восточно-Сибирского моря. Надежды и расчеты Амундсена не оправдались — судно несло не на север, к полюсу, а на запад. В июле 1924 года судно оказалось к северу от Новосибирских островов. Вокруг образовались разводья, и участники дрейфа решили выйти изо льдов. В августе «Мод» вышла в море Лаптевых и направилась своим ходом на восток, но, встретив в Восточно-Сибирском море непроходимые льды, снова встала на зимовку у острова Четырехстолбового. Лишь в июле 1925 года «Мод» высвободилась изо льда и в августе пришла в Ном на Аляске. Здесь судно было поставлено у берега на прикол, а участники экспедиции вернулись на родину.
Дальнейшая судьба судна была печальной. Как всегда, у Амундсена было много долгов, и «Мод» была продана на торгах с молотка. Вскоре какой-то неопытный капитан посадил «Мод» на мель у залива Камберленд у Баффиновой Земли. Так она там и осталась. Эскимосы разобрали судно для разных поделок, но его прочные деревянные бимсы еще много лет выступали из-под воды.
Хотя экспедиции и не удалось продрейфовать через Арктический бассейн, она принесла очень важные научные результаты. Харальд Свердруп в течение всей экспедиции вел регулярные наблюдения над погодой, течениями, приливо-отливными явлениями, дрейфом льдов и впоследствии опубликовал ряд работ, ставших классическими в области полярной гидрометеорологии. Геофизик Финн Мальмгрен также выполнил наблюдения за ледяным покровом. Его научный труд о физике и термике морских льдов явился выдающимся вкладом в науку.
Осенним вечером 1924 года, сидя в номере одного из отелей Нью-Йорка, Амундсен мрачно размышлял о своей судьбе. Лекции не принесли ему больших денег.
«Я думал о том, что, по-видимому, все пути для меня навсегда закрыты и моей карьере исследователя наступил бесславный конец. Отвага, сила воли, непоколебимая вера — эти качества привели меня ко многим достижениям, невзирая на окружавшие меня опасности. Теперь они эти самые качества, казалось, были совершенно не нужны. Я более чем когда-либо за все 53 года моей жизни был близок к мрачному отчаянию» («Моя жизнь», стр. 91).
И вдруг в этот крайне тяжелый для него момент раздался телефонный звонок. Амундсен равнодушно взял трубку. Человек, который был на другом конце провода, предлагал финансировать трансарктический перелет. Это был сын американского миллионера — Линкольн Элсуорт.
Так состоялось знакомство Амундсена с Элсуортом, который впоследствии не только финансировал воздушные экспедиции знаменитого норвежца, но и сам участвовал в них.
Первым делом Амундсен решил совершить пробный полет к Северному полюсу от Шпицбергена и если он будет удачным, то уже потом организовать трансарктический перелет. Были приобретены два гидроплана типа «Дорнье-Валь» под номерами «24» и «25». Пилотами были приглашены известные норвежские летчики Рисер-Ларсен и Дитрихсон, механиками— Фойхт и Омдаль. Обязанности штурманов взяли на себя Амундсен и Элсуорт. В апреле 1905 года участники экспедиции, самолеты и снаряжение прибыли пароходом в Кингсбей на Шпицбергене.
Среди тех, кто обслуживал перелет, особого упоминания заслуживают метеорологи-синоптики. Возглавлял синоптическую группу Якоб Бьеркнес, впоследствии известный в своей области ученый. На Шпицбергене был организован радиотелеграфный прием сводок погоды и составление синоптических карт. Анализируя их, синоптики пытались выбрать и предсказать наиболее благоприятное время для полета.
По этому поводу Амундсен в своем отчете об экспедиции замечает:
«Предсказание погоды находится еще в младенческом состоянии, но нет никакого сомнения в том, что оно со еременем сделается совершенно исключительным фактором в нашем развитии. Уже теперь мы придаем ему такое значение, что никакая воздушная экспедиция, направляется ли она на север, на юг, на восток или на запад, не может обойтись без его услуг». [5]
21 мая 1925 года оба самолета поднялись в воздух и взяли курс на Северный полюс. На самолете «N 24» находились Элсуорт, Дитрихсон и Омдаль, на самолете «N 25» — Амундсен, Рисер-Ларсен и Фойхт. Примерно в 1000 километров от Шпицбергена мотор «N 25» стал давать перебои. К счастью, в этом месте среди льдов оказались полыньи. Пришлось идти на посадку. Сели сравнительно благополучно, если не считать, что гидроплан ткнулся носом в лед в конец полыньи. Спасло то обстоятельство, что полынья была покрыта тонким льдом, который замедлил скорость самолета при посадке. Второй гидроплан также сел невдалеке от первого, но при посадке он получил сильное повреждение и вышел из строя.
Было решено попытаться всем взлететь на одном самолете. Но молодой лед в полынье быстро нарастал, края же ее могли в любой момент сомкнуться и раздавить самолет. Его необходимо было как можно скорее вытащить на льдину, а для этого требовалось вырубить наклонную поверхность. Специальных инструментов не было. В ход пошли финские ножи, топорик, ледовый якорь, которым действовали как киркой, и две деревянные лопаты. Наконец самолет вытащили на толстую надежную льдину. Тем временем лед в полынье быстро намерзал. Они решили взлететь по этому молодому льду. Но кое-где в молодой лед вмерзли куски старых льдин; их пришлось вырубать и выравнивать. 2 июня подготовка полосы была закончена, и путешественники решили взлетать, С трудом развернули они машину, спустили ее на молодой лед, но он не выдержал и самолет оказался в воде. Вскоре начались подвижки и всю полосу заторосило. Когда лед намерз, они выровняли ее снова. Но взлететь не смогли. Они выбрали другую льдину, затратили на ее выравнивание много дней, затем прорубили среди торосов проход к ней и перетащили тяжелый самолет. Но и третья попытка окончилась неудачей...
Положение казалось безнадежным. Идти на юг пешком по льдам? Но продовольствия оставалось слишком мало, они неминуемо погибли бы от голода в пути. Со Шпицбергена они вылетели с запасом еды на один месяц. Сразу после аварии Амундсен тщательно подсчитал все, что у них было, и установил жесткий паек. Шли дни, все участники полета работали не покладая рук. Но все чаще и чаще урезал норму питания руководитель экспедиции. Чашечка шоколада и три овсяных галеты на завтрак, суп из 300 граммов пеммикана в обед, чашка горячей воды, сдобренная щепоткой шоколада, и те же три галеты на ужин. Вот и весь суточный рацион для здоровых людей, занятых почти круглосуточно тяжелой работой. Потом количество пеммикана пришлось сократить до 250 граммов.
В июне наступила оттепель, на расчищенную полосу нередко выпадал мокрый снег, и людям приходилось утаптывать его ногами.
14 июня они дважды пытались взлететь, но поверхность была слишком мягкой и самолет при разбеге тащил перед собой пласт мокрого, липкого снега, тормозившего движение. Наконец 15 июня, на 24-й день после аварии, подморозило и они решили взлететь. Для взлета требовалось не менее 1500 метров открытой воды. Но им удалось выровнять полосу льда длиной лишь немногим более 500 метров. За этой полосой была полынья шириной около 5 метров, а дальше — плоская 150-метровая льдина. Заканчивалась она высоким торосом. Таким образом, полоса для взлета имела в длину всего лишь около 700 метров.
«Из самолета выбросили все, кроме самого необходимого. Пилотское место занял Рисер-Ларсен. Остальные пятеро едва уместились в кабине. Вот пущен мотор, и самолет тронулся с места.
Следующие секунды были самыми захватывающими во всей моей жизни. Рисер-Ларсен сразу же дал полный газ. С увеличением скорости неровности льда сказывались все сильнее, и весь гидроплан так страшно накренялся из стороны в сторону, что я не раз боялся, что он перекувырнется и сломает крыло. Мы быстро приближались к концу стартовой дорожки, но удары и толчки показывали, что мы все еще не оторвались от льда. С возраставшей скоростью, но по-прежнему не отделяясь от льда, мы приближались к небольшому скату, ведущему в полынью. Мы перенеслись через полынью, упали на плоскую льдину на другой стороне и вдруг поднялись в воздух...» («Моя жизнь», стр. 98).
Начался обратный полет. Летели они, как выразился Амундсен, «имея ближайшим соседом — смерть». В случае вынужденной посадки на лед, даже если бы они уцелели, их ждала голодная смерть. Через 8 часов 35 минут полета заело приводы рулей. Но, к счастью, самолет уже летел над открытой водой вблизи северных берегов Шпицбергена и пилот уверенно посадил машину на воду и повел ее как моторную лодку. Путешественникам везло и дальше: вскоре к ним подошло небольшое рыбацкое судно «Ше Лив» («Морская жизнь»), капитан которого согласился отбуксировать самолет в Кингсбей... Экспедиция закончилась.
От Шпицбергена участники ее вместе с самолетом плыли на пароходе. Встреча в Норвегии была торжественной. В Ослофьорде, в порту Хортен, самолет « N 25 » был спущен на воду, участники воздушной экспедиции сели в него, взлетели и совершили посадку в гавани Осло. Их встретили тысячные толпы ликующих людей. Это было 5 июля 1925 года.
Казалось, все невзгоды Амундсена остались в прошлом. Он снова стал национальным героем.