«Он сделал меня!» – кричал Алехин
«Он сделал меня!» – кричал Алехин
– Особенно я запомнила игру Капы с Алехиным: оба гроссмейстера довольно бодро двигали фигурки на доске. Хотя Алехин проигрывал, он демонстрировал блестящее самообладание. Но удивительно другое – русский гроссмейстер словно наслаждался своим проигрышем Капабланке. Глядя на Капу с восхищением, он искренне улыбался, жал визави руку и шепотом восклицал (хотя я могла расслышать): «Здорово! Как здорово!»
И не стесняясь, с усмешкой, словно смеясь над собой, признавался: «Он сделал меня, он сделал меня!»
Надо сказать, что Капа тоже умел необычно проигрывать. Никогда не забуду, как он «отдал» игровое очко Ботвиннику на турнире в Голландии. В конце финальной игры оба шахматиста пожали друг другу руки. Капа улыбнулся настолько удовлетворенно, что я подумала, будто он выиграл, и была очень удивлена, когда узнала обратное. Капа тогда сказал: «Было очень приятно проиграть Ботвиннику, он запутал меня совершенно. Я уже было решил, что выиграл, но оказалось, что выиграл он… Как толково, интересно играл Ботвинник».
Позже какой-то журналист из Германии скажет мне: «Мы все любим и уважаем мистера Капабланку больше, чем кого-либо из других игроков. Он настоящий джентльмен! Никто не умеет так изящно, с такой деликатностью проигрывать или выигрывать».
Турнир подходил к концу. Капа уже считался победителем, и все прямо-таки дивились мощности проявленных им способностей. Последний день турнира прошел совершенно неожиданно.
Вечером, когда я села поиграть в бридж, Тартаковер сказал, улыбаясь: «Ольга, расслабьтесь. Капа уже может считать себя победителем. Завтра он сыграет с Боголюбовым, у которого наверняка выиграет».
Итак, имя Капы было первым в списке. Сразу за ним шел Ботвинник. У Капы были все шансы выиграть и стать первым, в то время как у Ботвинника возникли сложности. Я это очень четко понимала. Да, теперь действительно я могу отдохнуть. Мы играли в бридж, к нашему столу подошел Боголюбов.
Он бросил шутя: «Смогу ли я завтра выиграть?» – «Нет, не сможете! Даже и не надейтесь», – уверенно заявила я, улыбаясь в ответ.
На последний день турнира после финальной игры был запланирован огромный банкет в честь победителей.
Я не смогла пойти с Капой на финальную игру: меня вдруг осенило, что я целую вечность не была в салоне красоты, а ведь, без сомнения, Капа захочет увидеть меня на банкете хорошо причесанной и красивой. Из парикмахерской помчалась на турнир. В одно мгновение влетела на верхние этажи. На лестничной площадке собралась огромная толпа народа. Что-то в поведении людей обеспокоило меня. Пока я протискивалась сквозь толпу, в глаза бросилось знакомое лицо. Это был молодой советский репортер, который сопровождал Ботвинника. Впервые за последнее время я заговорила по-русски: «Как Капабланка играет?» Он недоуменно воззрился на меня и выдавил: «Не знаю я. Но торопитесь! Бегите, чтобы узнать…» Он не договорил. В следующую секунду его лицо стало нестерпимо серьезным: «Что-то он сегодня не очень…» Я почувствовала нотки участия в его голосе (не был ли Капа любимцем русских все это время?). Я начала протискиваться к входу, ища глазами Капу. Русский репортер где-то под моим локтем проговорил: «Возможно, ничья… Он сможет сделать ничью даже в этой ситуации…»
Ради бога, что значит «даже в этой ситуации»? И какая ничья?
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Тут из зала, где проходила последняя игровая сессия, стали показываться шахматисты. Я увидела Капу. Его лицо потемнело. Нетрудно было догадаться, в чем дело. Как только Капа заметил меня, легкая улыбка радости смягчила его напряженное выражение лица.
– Ты тут, вишенка моя. Давай пойдем обедать.
Все напряжение последних дней, все волнения сплелись в один плотный ком, который в этот миг подкатил к горлу, и я разревелась.
– Ты же не собираешься проигрывать… Ты должен выиграть!
– Как я могу выиграть, – гневно проговорил Капа, – когда сейчас позиция… – и Капа, забыв, что я ничего не смыслю в шахматах, употребил несколько профессиональных терминов. – Видишь, что ты делаешь своими глупыми слезами… Мне надо идти.
Я тоже вскочила, схватила его за руку, сжала ее в отчаянии:
– Мой дорогой, ты выиграешь! Да! Ты сможешь! Секунду спустя после перерыва на втором ходе Боголюбов сделает ошибку, и ты выиграешь. Ты победишь!
– Разреши, моя вишенка, я пойду, – сказал Капа, немного смягчившись. – Обедай и будь хорошей девочкой.
Я села за стол. Почему я сказала о «втором ходе»? Невозможно объяснить. Как будто маленькое окошечко приоткрылось в моей голове и впустило какой-то яркий свет.
Изматывающий день продолжался. Я не знаю, сколько ходов сделал Капа и сколько Боголюбов после обеденного перерыва. Может быть, тридцать, может, сорок, медленных, хорошо продуманных ходов. Тяжелая схватка! Но вот наконец-то она подошла к концу! И… ничья! Капа улыбался.
«Он просто гений! Сыграть вничью при том раскладе, который был на доске! Ведь игра была почти проиграна!» – восклицал Тартаковер.
Груз свалился с души. Капа победил! Но, по правде говоря, в этом турнире было два призера: вместе с ним к финишу пришел Ботвинник. И звание чемпиона они поделили между собой.
Неожиданно я почувствовала ужасную усталость. Пошла в свою комнату и упала на кровать без сил. Голос Капы в дверях вывел меня из глубокого сна, похожего на забытье.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.