Рождение, или Вся жизнь под псевдонимом

Рождение, или Вся жизнь под псевдонимом

Каждый, кто жил и жив, когда-то и где-то родился.

И какая-то мистика инициируется и пропагандируется всеми светскими и религиозными средствами воздействия на население вокруг места и времени рождения, жизни и смерти той иди иной личности.

По теории вероятности известно, что снаряд, пуля все же могут попасть в одну точку. Но нет в истории человечества случая, чтобы в одной квартире, в одном доме родились и выросли два лауреата Нобелевской премии или другие гиганты человеческой мысли.

И возникает вопрос, что толку в том, что толпы экскурсантов, подобно стаду овечек, следуют за экскурсоводом из комнаты в комнату усадьбы Л. Толстого или, по неведомо кем приведенным в состояние общаги бомжей, комнатам Кремлевского дворца, в которых якобы в алюминиевом чайнике кипятил чай великий вождь мирового пролетариата В. Ленин.

А ведь никто из посетителей не стал подобным Л. Толстому, В. Ленину или И. Сталину. И шатаются по этим местам кому делать нечего или политические Остапы Бендеры, которым выгодно полоскать мозги населению, и либо получать от посетителей деньги, либо засорять их мозги.

Однако вместе с тем привычки и традиции жанра уже сформированы давно. Их следует придерживаться.

Мое рождение произошло незаметно не только для общественности, но и для ближайших родственников на самой границе между Молдавией и Украиной. Эти братские народы разделяла только 3-метровая грунтовая, типичная, так сказать, для сел, проселочная дорога. Тогда еще никто не додумался тратить миллионы бюджетных денег на содержание сотен тысяч пограничников и таможенников.

Во всяком случае, после гибели отца на войне в 1944 г., смерти матери, последовавшей после получения известия об этом, и гибели в этот же день моего старшего брата, ни один родственник не смог назвать точную дату моего рождения. В сельской управе или в церкви также следов не осталось. И та, и другая были уничтожены при бомбардировке немецких позиций наступающей Красной армией. В противоположность этому немецко-румынские войска спокойно прошли по Молдавии, через наше село и без особых боев пошли в сторону Одессы в 1941 г.

Жизнь в селе осталась без изменений. Бывшие колхозники теперь отдавали часть урожая (причем значительно меньшую) немецко-румынским оккупантам, а не представителям советской власти.

Но через три года, т. е. в 1944 г, ситуация изменилась. Надо же было немцам устроить опорный пункт в нашем селе. Помню, как недалеко от хаты стояла минометная батарея. О том, что это минометная батарея, я узнал, когда в 1959 г. поступил в Одесское артиллерийское училище и увидел знакомые по детству металлические контейнеры, в которых крепились при транспортировке мины-снаряды для минометов.

Помню, что немцы, румыны угощали нас, пацанов, мандаринами. Потом я долго не мог узнать, как назывались эти вкусные «маленькие желтые кабачки». Спрашивал своих старших сестер, но ответ получил только, когда был переведен для дальнейшей учебы из детдома в школу-интернат № 2 города Одессы в 1956 г. Там, на Привозе, что возле железнодорожного вокзала, я увидел эти «маленькие желтые кабачки». Оказалось, что их называют мандаринами. Этот факт стал еще одним доказательством того, что моя младенческая память cхватила намертво события первых лет моей жизни.

Смерть старшего брата, которому шел 18-й год, была типичной для многих юношей и детей того времени. Группа пацанов нашла снаряд и бросила его в костер. Фейерверк увидели все присутствовавшие, но больше половины из них, в том числе и мой брат, рассказать о нем уже не смогли.

Отца, которому исполнился 56-й год, забрали в Красную армию под сплошную мобилизацию и направили служить ездовым. Перед этим отец успел засыпать чердак, или как его называют в наших местах «горище» хаты, кукурузой и пшеницей, чтобы семья не умерла с голоду.

Через месяц началась известная Кишиневско-Ясская операция Красной армии. Стратегические последствия всем известны. А в нашу семью пришло известие, что сначала отца ранило, а затем прорвавшиеся немецкие войска сожгли огнеметами полевой госпиталь. И произошло это все на расстоянии 30 км от нашего дома. Сердце матери не выдержало этих двух трагедий. В народе говорят, что оно разорвалось. По-научному: смерть наступила от инфаркта.

И осталась еще недавно большая крестьянская семья почти в одночасье без родителей. Семь детей. Старшей сестре 19 лет, мне — чуть больше двух лет. Вскоре старшая сестра подалась на Донбасс: там платили деньги.

Как жили оставшиеся? Как и все в освобожденных деревнях и селах. Помню, ели лепешки с лебедой, варили чай из веточек малины. А когда меня родственники поймали: я из земли выковыривал прорастающие зерна кукурузы, то здорово побили.

1947-й год мне повезло встретить в детприюте села Бирзулы Котовского района. Я был маленьким. Принимали только шестилеток. Но моя сестра Матрена устроила истерику, и приняли нас троих: ее, брата Ивана восьми лет и меня. Когда записывали наши данные, то в этом молдавском приюте никто не мог понять, что это за имя такое — Фадей, которым меня назвали в честь деда. И записали меня Федей. С тех пор и иду я по жизни под чужим именем.

В первые годы на социальную политику Советского государства наряду с другими оказывал влияние академик Струмилин. В частности, для решения важнейшей проблемы — подготовки, воспитания, формирования советского человека, очищенного или свободного от элементов буржуазной морали или пережитков прошлого, он предложил создавать сеть детских воспитательных домов и специнтернатов не только для сирот, а вообще для всех детей. Предлагалось сразу после рождения ребенка отбирать его у родителей и воспитывать отдельно по специально разработанным программам. У этой иезуитской программы было довольно много последователей. Во-первых, совершенно новой она не была. Во все времена и во всех народах бытовал порядок, когда после завоевания какой-либо державы взрослое население превращали в рабов, а мальчиков направляли в специальные центры по подготовке воинов или ремесленников. Оторванные от родителей в детском возрасте они просто становились апатридами, людьми, не помнящими родителей, зато преданных Родине, правителям стран. Многие детдомовцы стали Героями Советского Союза: Иоганн Вайс — Александр Белов («Щит и меч»), Александр Матросов, трижды Герой Советского Союза маршал авиации А. Покрышкин, дважды Герой Советского Союза маршал авиации Я. Савицкий и т. д. В соседней Турции из иностранных детей очень успешно готовили янычар — самых смелых и профессиональных воинов.

Но позиция академика Струмилина и сотоварищей не стала государственной. Высшее и другое руководство СССР не могло смириться с мыслью, что все, что они награбили в период Гражданской войны и получали по специальному партийному пайку, пойдет не их наследникам, а после смерти перейдет государству. Нет, конечно, говорили не об этом. Акцент делался на чувство материнства, гуманность и т. п.

Поэтому остановились на усеченном варианте: детей-сирот, которых насчитывались миллионы, отлавливали по всей стране и направляли в государственную систему воспитания — детские приюты, детские дома с 4-классным образованием, детские дома с 7-классным образованием, ремесленные и профтехучилища и интернаты. В последние перенаправляли детей, имеющих способности к иностранным языкам, музыке и т. п. дарования. В такие же интернаты периодически направлялись дети политических, государственных деятелей, военных, специалистов из всех областей народного хозяйства и науки, погибших либо объявленных врагами народа и сосланных для отбывания наказания в соответствующие госструктуры (ИТЛ, тюрьмы). Фамилии таким детям меняли. Контакты с другими родственниками (тетями, дядями) практически запрещались. В конце 1944 года эта государственная система подготовки и воспитания советских граждан, патриотов Родины пополнилась суворовскими и нахимовскими училищами. Это была серьезная система подготовки будущих военных кадров, элиты Вооруженных Сил СССР.

Правда, сейчас все больше появляется литературы о «зомбировании детей». Это на совести этих же писак. Я говорю о патриотизме выросших в системе детских домов советских граждан.

Детдомовцы, вспомните, как мы радовались, когда в праздники получали подарки. Да, маленькие. Но Родина не могла позволить себе больше. Зато в каждом детдоме каждому ребенку делали дополнительную радость. А не так, как сейчас. В один детдом, точнее, в школу, приезжает президент либо олигарх, обворовавший перед этим страну на миллиарды, и со своего барского плеча сбрасывает крохи. И все это обязательно под юпитерами телевидения, для кинохроники.

Нам было тяжело в детдоме. Все делали сами: пахали, собирали урожай, топили соломой, спали на этой же соломе, точнее — на матрасах и подушках, набитых соломой из нашего же урожая… Мы с детства приучались к труду, а не так, как сейчас в рекламе, розовые мальчики скармливают творог котенку, а девочки с 10 лет уже по подиумам демонстрируют себя и шмотки за умопомрачительную цену. А кто будет строить предприятия, работать на них, разрабатывать новую технику, двигать науку?

Наше поколение государство готовило к этому с младенческих лет. Поэтому мы и любили, и любим социалистическое государство, защищали его.

Забегая немного вперед, замечу, что мой интернат, точнее, интернат № 2 в г. Одессе показан в телесериале «Ликвидация». И все воспитанники интерната с благодарностью вспоминают своих учителей и воспитателей, собираются на юбилеи.

И в любом случае я благодарен советской власти, что подобрала меня и сотни тысяч мне подобных сирот. Так что беды 1947–1949 гг. пролетели мимо. Никто из нашей семьи не погиб от голода, хотя года были лихие. Нередки были случаи людоедства. Взрослых и детей бандиты и цыгане пускали на колбасу не реже, чем ворованных лошадей и коров.

В школу я пошел в шесть лет. Систему детдомов укрепляли, совершенствовали и нас перевели в более крупный детдом, расположенный в бывшей помещичьей усадьбе возле железнодорожной станции «Борщи», Котовского района, Одесской области. Детдом, как и детприют, носил имя легендарного героя Гражданской войны Григория Ивановича Котовского. Поэтому подсознательно я желал быть похожим на него. Тогда закладывались установки и черты характера — нетерпимости к несправедливости.

В 1956 г меня в числе еще трех отличников перевели в школу-интернат в Одессу. Это был возраст формирования личности. И если детство я провел, подражая Тарзану и разведчикам Великой Отечественной войны, т. е. учился лазить по деревьям, перепрыгивать с одного на другое, не касаясь земли, делать рогатки, воровать в своем же детдомовском саду яблоки и орехи, пряча их на сохранение в различных укрытиях в лесу и в развалинах домов, ходить бесшумно и т. п., то в условиях Одессы потребовались иные способности. Интернат был закрытым учреждением только для мальчиков. В город выпускали по увольнительным в воскресенье. Пришлось учиться делать и прятать веревочные лестницы и через окна второго этажа выбираться на свободу. Таким образом мы бегали на море, а вечерами — в Парк культуры им. Шевченко посмотреть кинофильмы на открытых площадках и выступления разных артистов.

Когда вечером отключали воду, мы тайком убегали аж до Дерибасовской, чтобы потрясти автоматы с газировкой. Мы умели рисовать на обложках тетрадей билеты в летние кинотеатры, и, как только давали последний звонок и гасили на площадке свет, всовывали наши картинки контролерам вместо билетов, и стайка пацанов рассыпалась по залу. Конечно, одного-двух отлавливали, но остальные получали удовольствие. Что делать, нам, сиротам, никто не давал даже рубля на личные потребности. Сейчас это будет смешно даже читать, но еще в 1958 г. мы ходили по Одессе босиком, без обуви. И это мало кого из граждан удивляло. Страна еще не отошла от войны. Обувь детдомовцам летом не выдавали.

Мне и еще двоим детдомовцам, изучавшим в украинской школе немецкий язык, пришлось догонять одноклассников-одесситов. Они учили английский язык с первого класса. Но к девятому классу, т. е. через два года, я прочно занял место среди отличников. В Одесском интернате нас обучали основательно. Кроме 11 часов английского языка в неделю, географию и историю на английском языке нам преподавал в прошлом граф Шершеневич Георгий Максимилианович. В свое время он был одним из самых богатых людей Российской империи. Молодые годы он провел в путешествиях по Африке, Южной Америке и Европе. Его страстью была охота. Содержание предметов он дополнял своими личными впечатлениями. Он учил нас мечтать. Говорят, что сразу после революции в 1917 г. он пришел к В. Ленину и передал все свое имущество в распоряжение большевиков. Граф испросил себе у Ленина пожизненную должность преподавателя в школе. Но финансовое положение преподавателя императорской гимназии и учителя советской школы различалось существенно. Последние годы жизни граф нищенствовал на пенсию учителя, но оставался патриотом Одессы.

Русскую литературу нам преподавала кавалер ордена Ленина. Преподавателями английского языка были бывшие сотрудники посольств и даже реэмигранты из США.

В свое время в интернате учился сын капитана китобойной флотилии «Слава» Соляника. Поэтому эта флотилия была нашим шефом или, как сейчас говорят, «спонсором». Соответственно, кроме различных съестных подарков, ученикам интерната предоставлялась возможность заниматься в секциях морской гребли, ходить под парусом. На водной станции института инженеров водного транспорта, что недалеко от известного не только в Одессе пляжа «Ланжерон», находилось несколько морских шлюпок и даже двенадцативесельный бот, принадлежавших интернату.

Правда, когда я попал в интернат в 1956 г., сын Соляника обучение закончил. Золотое время было в прошлом. Постепенно от занятий морской греблей и парусным спортом мы перешли к занятию баскетболом и гимнастикой. По баскетболу мы держали первое место среди школ Одессы. На спортивных майках мы с гордостью носили аббревиатуру — ESBS (English special boarding school). Спросите об этом у интернатовца Николая Губенко.

К выпуску я имел первые разряды по баскетболу, плаванию и второй разряд по боксу. Секции работали в спортивном клубе войск округа, что впоследствии и определило мою судьбу.

Правда, сначала я поступал в престижную Высшую школу моряков дальнего плавания (Одесская мореходка), но комиссия забраковала из-за нарушенного цветоощущения. Оказалось, что при определенных обстоятельствах я плохо воспринимал красный цвет на черном фоне. Для моряков это недопустимо. Так первая розовая мечта одесского пацана пролетела мимо него.

Поступать в институт без материальной поддержки было не реально. Пришлось направить свои стопы в Одесское артиллерийское училище. О чем я никогда в жизни не пожалел.

Одесское артучилище было построено и начало свою деятельность по подготовке офицеров в 1914 г. Офицерскому преподавательскому составу удалось сохранить лучшие традиции по воспитанию благородных черт характера у курсантов. С первых дней молодые курсанты перенимали у старших курсов манеру носить самодельные погоны, в которых шерстяную прокладку заменяли на черный бархат. Основу погона делали из пластмассы. Сапоги были заутюжены в трубку по ноге. Впоследствии такую форму сапог «бутылки» ввели в Кремлевском полку в Москве. Из фуражки выбрасывали совсем или сильно ослабляли пружину. Тулью заламывали. В целом форму носили в подражание белогвардейским офицерам.

С каким нетерпением ожидали курсанты дня, когда дежурным по училищу заступал командир 1 батареи (закончил службу полковником, командиром дивизиона) капитан Г.П. Боков. Строевая выучка этого офицера была выше всяких похвал: мундир сидел как литой, в коричневых перчатках в любую погоду, подтянутый, зычный командирский голос. Строевой шаг при подходе к начальнику училища мог служить примером для кремлевской команды у мавзолея В.И. Ленина. Это внешние признаки офицера. Но к этому добавлялись способность мастерски управлять огнем артиллерийского подразделения — соединения, знание топографии и другого, без чего не способен состояться офицер артиллерист.

Нам курсантам было с кого брать пример. Чего стоил только начальник кафедры физкультуры и спорта майор Чеботарев! По трем видам спорта он выполнил норму мастера спорта. Были и интеллектуалы с учеными степенями и дипломами Академии Генерального штаба ВС СССР.

Уважением пользовались спортсмены, владеющие иностранным языком, умеющие петь и красиво танцевать. Ночами играли на приличном бильярде. Поощрялась строевая подготовка и «бравая выправка». В то время и слыхом не слышали о современной дедовщине. Даже в царской гвардии сочетались жестокая дисциплина и уважение к личности. Курсанты старших курсов никогда не пускали в свои классные аудитории курсантов младших курсов, но личность последних никогда не подавлялась. Курсантов обучали этике поведения в обществе. Хотя эта часть обучения была сведена до минимума. Поведение, внешнее проявление офицера всегда имело большое значение. Как для него самого, так и для воспитания подчиненных.

Я на всю жизнь запомнил ситуацию, в которой оказался в сентябре 1956 г. Шел урок немецкого языка. Мне учительница предложила прочитать новый текст из учебника. Я начал читать. Проходит несколько минут, и вдруг класс разразился хохотом. Я посмотрел на учительницу, думая, что неправильно прочитал слово. Но она хохотала вместе с учениками. Потом объяснила ситуацию. Оказывается, когда я читал текст, то в нем речь шла о бананах, яблоках, конфетах, которыми посетители зоопарка кормили обезьян. Непроизвольно, точнее бесконтрольно, у вечно голодного детдомовца потекли слюнки. Оказалось, что когда я про это читал, то сглатывал слюну, причмокивая.

Этот урок детства я запомнил на всю жизнь. В училище нас учили контролировать свое поведение, не делать лишних движений, быть опрятными, не злоупотреблять носовым платком, излишней жестикуляцией, мимикой и т. п.

Посмотрите, сколько лиц из современного политикума и даже ведущих программ телевидения не знают, что им делать с руками, допускают бесконтрольные движения, мотают головой, кривят губы, крутят в руках карандаши, очки и т. п. А ведь они выступают перед многомиллионной аудиторией. Взрослые люди, политики, а не умеют себя контролировать. Как можно требовать от подчиненных «бравого вида» и культуры в поведении, если ты сам далек от нее?

Это сейчас в Вооруженных Силах Украины офицеры, начиная уже с капитана, ходят «беременными». И прячутся, переодеваясь в цивильную одежду. Замечу, что офицерам российской императорской армии запрещалось ходить «по гражданке», даже пребывая на курортах. Честь мундира умели беречь.

По праздникам в училище приглашали на вечера танцев студенток одесских вузов. Отношение к дамам было очень уважительным. Как правило, к концу обучения половина выпускников вместе с погонами лейтенантов обзаводилась и женами. Традиционно военные училища или военные гарнизоны располагались в городах с пединститутами, мединститутами, ткацкими фабриками.

Училище я закончил по первому разряду. К своим спортивным достижениям добавил первый разряд по ручному мячу. А когда все выпускники убыли к новому месту службы, меня оставили для соревнований на первенство учебных заведений Министерства обороны по плаванию и ручному мячу.

Поэтому службу лейтенантом автор начал 13 сентября 1962 г, т. е. на две недели позже своих однокурсников. Кадровики Белорусского военного округа, 28-й Гвардейской общевойсковой армии в г. Гродно и 33-й Гвардейской танковой дивизии в г. Бресте смотрели на меня с любопытством, потому что к этому времени уже пристроили всех выпускников. Приличных мест уже не было. Нашли должность командира взвода управления в артиллерийском полку. Полк имел на знамени пять боевых орденов, но был единственной негвардейской частью в гвардейской дивизии. Не повезло мне стать гвардейцем. Замухрышки и разгильдяи солдаты, в том числе не умевшие говорить по-русски и подтянуться на перекладине, были гвардейцами. А лейтенант со знанием английского языка (я получил в училище диплом военного переводчика), тремя первыми спортивными разрядами и первой спортивной ступенью (был такой красивый красный значок) оказался недостойным гвардейского звания.

В дальнейшем, в 1970 г., к 100-летнему юбилею В.И. Ленина была учреждена медаль. Ею награждались офицеры и солдаты (солдаты по принципу — каждый пятый). И эта медаль прошла мимо меня — выпускника Высшей школы КГБ СССР с дипломом, в котором было всего три четверки из двадцати пяти предметов. Что делать, не подходил я под стандарты уже тогда.

Но вернемся в 1962-й год. В Бресте дислоцировалось две дивизии. Городок изумительный. Чистенький. Прекрасный городской парк, уютный Дом офицеров, два кафе и три ресторана. Молодые офицеры быстро перезнакомились, и получилось приличное общество. Мы предпочитали ходить по городу в полевой форме. Патрули молодых офицеров не беспокоили. Хотя форму одежды мы нарушали.

Однажды упросили таксиста подвезти на «Волге» прямо к танцплощадке через весь городской парк. Потом отбрехивался, что товарищу стало плохо. Спасибо таксисту, что помог. В свою очередь, я ходил даже в городское ГАИ, чтобы его поощрили. Такое нахальство и находчивость помогли отвлечь беду от таксиста, которого уже собирались наказать. Но я уже тогда задумался над тем, что шутки одних могут плохо кончаться для других. Начал срабатывать инстинкт справедливости.

За полгода службы командиром взвода я успел съездить на первенство округа по баскетболу в г. Печи, под Минском. Спустя два года я узнал, что в этом пригороде Минска была крупная разведшкола Абвера.

Осенью 1963 г. я принимал участие в соревнованиях округа по ручному мячу в качестве капитана сборной 28-й Гвардейской общевойсковой армии.

Служба в 914-м пяти-орденоносном артиллерийском полку была похожа на то, чему обучали в артучилище, как ночь на день.

За полтора года службы я ни разу не присутствовал на учебе офицеров по боевой подготовке. Артполк был превращен в хозяйственную команду: строили, копали, заготовляли лес, картошку по селам и т. п.

Неприкасаемыми были только политзанятия. Об этом было четко сказано в директиве начальника ГлавПУРа генерала армии Епишева. Но однажды в морозный день на построении дивизиона майор Гиззатулин приказывает мне возглавить команду солдат и убыть незамедлительно рубить лес. А я прибыл на политзанятия легко одетым для занятий с личным составом в помещении казармы. К этому времени, выполняя дурацкие приказы, я успел серьезно обморозиться, заработал начальную стадию ревматизма ног. Офицеры знают, что означает ситуация, когда, находясь в строю, лейтенант заявляет отказом выполнить приказ командира дивизиона. Дивизион замер. Командир приказывает всем офицерам зайти в штаб. Началось извержение вулкана — гром и молнии. Уже определялся срок моего пребывания на гауптвахте. Но тут я встрял и напомнил содержание директивы начальника Главного политического управления ВС СССР о строгом соблюдении проведения занятий по политической подготовке. Это уже был серьезный аргумент. Возникла пауза. Командира перекосило, но он нашел силы сдержаться и дать новое указание: «Убыть рубить лес после политзанятий». Я напомнил о необходимости переодеться в теплое обмундирование. Получил согласие.

Тогда я впервые понял, что на службе также важно знать приказы высшего командования, а не только непосредственного. Конфликт обошелся без дисциплинарных последствий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.