Дося

Дося

Я так задумалась, что не заметила, как мы пересекли двор и, поднявшись на второй этаж, позвонили у дверей. Открыл нам Дося. Феодосий был самый старший из всех пяти братьев Кирилла. Ему было уже больше сорока пяти лет, все его звали «Старшина». Кирилл был самый младший из них.

Мы вошли в комнату, совмещавшую в себе столовую, гостиную и спальню. Дося снова уселся в кресло и продолжил свое любимое занятие — набивку папирос.

Я очень любила изготовленные им папиросы, и поэтому при наших встречах он первым долгом протягивал мне портсигар. Сейчас, пододвигая ко мне коробку с готовыми папиросами, он спросил: «Как дети?».

Я пристально смотрела на него, мне хотелось почувствовать, что на душе у этого человека старше сорока лет, но он, по-обыкновению, был спокоен, ласково и мило улыбался. И я начала успокаиваться.

Квартира была пуста, всякая мелочь, придававшая квартире жилой вид, была убрана. Книжный шкаф, письменный стол, буфет были прикрыты от пыли газетой. Я кивнула ему:

— Как на дачу уехала Галя.

— На дачу! — горько улыбнулся он.

Дося всегда отличался большим оптимизмом и философски смотрел на все вещи.

Вот и сейчас мне казалось, что, спокойно занявшись набивкой папирос, он думает: «Чему быть, того не миновать, так чего же зря волноваться?»

Он был любимый дядя всех племянников, сам он тоже любил детей и умел играть с ними, как никто другой. Когда он заходил к нам, становилось шумно. Затем дети усаживались к нему на колени и часто засыпали, прижавшись к нему. Он их бережно и ласково укладывал в постель, а они и сонные не забывали спросить:

— А ты завтра зайдешь, дядя Дося?

— Зайду, зайду, поросята, а сейчас спать.

Его жена Галя с детьми были уже эвакуированы, и он должен был уехать на фронт, даже не попрощавшись со своими мальчиками. Я предложила собрать ему вещи.

— Да долго ли собираться, — ответил он, — а впрочем, как хочешь, можешь уложить.

Укладывая вещи, я старалась как будто вложить в это всю свою любовь к этому человеку и, глядя на чемодан, шепнула: «Берегите Досю» — и горько заплакала. Кто-то погладил меня по голове, и я услышала деланно спокойный голос Доси:

— Ну вот, ведь собрала меня, как в санаторий, как в Сочи, — и взглянув на мое заплаканное лицо, добавил: — Значит, хорошо, что Гали здесь нет.

Было поздно. Прощаясь, я еще раз взглянула на него и увидела сквозь толстые стекла очков его узенькие глаза. Я вспомнила, как дети, шутя, уносили очки с его ночного столика, и он без очков неуверенно шарил вокруг руками.

— Ты хоть пару лишних очков прихвати с собой, — посоветовала я.

Целуя меня, он произнес:

— Было бы, на чем их носить… Не забывайте Галю и детей, целуйте своих ребят и маму.

Когда мы вышли, Виктор не выдержал:

— Это черт знает что, отправлять на фронт таких, как Феодосий. Как же я имею право не идти в ополчение, молодой здоровый человек. Если не убить, так я задушить могу кого угодно. А сколько таких битюгов, забронировавшись, сидят вокруг меня, и на меня смотрели, как на помешанного чудака, когда я отказался от брони.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.