ТЕОРЕТИК И ПРАКТИК

ТЕОРЕТИК И ПРАКТИК

«…Каждый военный или причастный к военному делу человек, чтобы не забывать, для чего он существует, поступил бы правильно, если бы держал на видном месте надпись: „Помни войну“.

С. О. Макаров

В конце XIX века противоречия между крупнейшими державами мира резко обострились. Капиталистический мир вступил в высшую и последнюю стадию своего развития — стадию империализма. На арене борьбы за рынки сбыта, за колонии появились новые сильные империалистические хищники — Германия и Япония, выступившие с требованием «жизненного пространства», с требованием передела мира в основном за счет старых колониальных стран — Англии и Франции. В разных уголках земного шара возникли конфликты, вспыхивали колониальные войны, заключались дипломатические союзы и тайные сделки. Немецкие военные корабли и «научные экспедиции» рыскали по всему свету в поисках «свободных» территорий. Япония начала экспансию в Корее и Китае, Франция захватила Алжир и Тунис, Англия — Египет, Италия — Эритрею и Сомали.

Активизировали свою политику на Тихом океане и в Карибском море и США. В 1893 году они захватили Гавайские острова, а в 1898 году тачали войну с Испанией за богатейшие испанские колонии. Война эта, закончившаяся поражением Испании и присоединением к США острова Кубы и Филиппинских островов, была первой войной за передел мира.

Каждая из империалистических держав поспешно строила и совершенствовала свой военно-морской флот — одно из основных орудий колониальной империалистической политики. Военное кораблестроение быстро шагнуло вперед. Деревянный парусный флот умер. На смену ему пришел мощный броненосный флот. Резко возрос тоннаж военных кораблей основных классов, что позволило увеличить мощность их двигателей и толщину брони.

С появлением брони военные корабли, казалось, стали неуязвимыми для снарядов противника. Но параллельно с броней развивалась и артиллерия. Увеличивалась толщина брони, улучшалось ее качество и одновременно появлялись новые дальнобойные орудия более крупного калибра.

Долгое время с переменным успехом продолжалось соревнование брони и артиллерии. Изыскание путей, по которым должно было пойти развитие артиллерии и броневой защиты, представляло поэтому одну из основных проблем подготовки флота к войне.

Осенью 1891 года в русском флоте началась широкая дискуссия по вопросам броневой защиты кораблей и увеличения пробивной силы снарядов. В разгар этой дискуссии Степан Осипович Макаров был назначен главным инспектором морской артиллерии97.

Чем руководствовалось высшее морское командование, назначая Макарова на пост инспектора артиллерии, неизвестно. Высказывалось мнение, что его назначили на эту должность лишь потому, что другого подходящего назначения не нашлось, а быть может, и не без тайной надежды «утопить» этого беспокойного человека в канцелярском болоте известного своей консервативностью Морского технического комитета, под руководством которого должен был работать инспектор морской артиллерии.

Но живую, творческую мысль Макарова невозможно было сковать.

Как-то утром новый инспектор присутствовал на полигоне при испытании броневых плит, закаленных по способу американца Гарвея и считавшихся неуязвимыми для снарядов любого калибра98. Испытание это было очень важным, так как от исхода его зависело, будет ли заключен договор с фирмой «Гарвей-Виккерс» на приобретение этих плит для строившихся русских броненосцев. Случайно, по недосмотру, одну из броневых плит, подлежавших испытанию, установили к орудию не лицевой, закаленной стороной, а оборотной, незакаленной.

Началась стрельба. Снаряд без труда пробивал плиту, считавшуюся неуязвимой

Стрельбу приостановили и стали доискиваться причины столь неожиданных результатов. Ошибка была, наконец, обнаружена, плиту повернули лицевой стороной к орудию и испытания возобновились. После этого броню не пробил ни один снаряд.

Случай с плитой был несколько дней предметом веселых разговоров, потом о нем забыли. Лишь один Макаров задумался над этим «курьезным случаем».

«Мне пришла в голову следующая мысль, — говорил впоследствии Макаров: — если закаленную поверхность плиты легко пробить с обратной стороны, т. е. с изнанки, то нельзя ли эту самую изнанку насадить на головную часть снаряда? А что, если при этом получится такой же эффект, как с плитой, по ошибке поставленной задом наперед?99»

Макаров предположил, что колпачок из мягкой стали, восприняв на себя начальную реакцию брони при ударе о нее и сработавшись, предохранит головную часть снаряда от разрушения и тем самым облегчит проникновение его сквозь броню.

Как инспектору артиллерии, Макарову не трудно было произвести на полигоне испытание такого снаряда. Испытания подтвердили предположение Макарова. Снаряды с колпачками из мягкой стали пробивали гарвеевскую броню.

Теперь, снабженные макаровскими колпачками, снаряды русской артиллерии оказались способными поражать все военные корабли, защищенные американской броней.

Можно представить себе то ошеломляющее впечатление, которое произвело испытание снарядов с колпачками на представителей иностранных фирм. Они глазам своим не поверили, когда им показали «неуязвимые» плиты, пробитые русскими снарядами, и потребовали повторения опытов в их присутствии.

И хотя представители иностранных фирм не видели самих снарядов до выстрела, они догадались, что секрет изобретения заключается в приставной головке. Газеты сообщили, что этот секрет был «разгадан» иностранными фирмами. Однако этой «разгадкой» они, несомненно, прежде всего были обязаны тому обстоятельству, что важное в оборонном отношении изобретение не было засекречено и никакого патента Макарову не было выдано. А если вспомнить, что в правительственных и высших военных кругах царской России было немало явных и тайных агентов иностранных государств, зорко следивших за всеми нововведениями в русской армии и флоте, то становится ясным, почему макаровские колпачки вскоре получили распространение во всех флотах мира, за исключением России, где они были приняты на вооружение лишь перед русско-японской войной.

Случай этот является яркой иллюстрацией судьбы многих важнейших изобретений в царской России

В должности инспектора артиллерии Макаров состоял до осени 1894 года. За это время он осуществил множество полезных нововведений, упорно ища и находя то, что нужно было изменить, усовершенствовать, переделать. На флоте благодаря его настойчивости был введен бездымный порох, изобретенный великим русским ученым Д. И. Менделеевым. «Введение бездымного пороха, — писал Макаров, — есть крупный шаг как в баллистическом отношении, так и по отношению к видимости цели. Флот, снабженный бездымным порохом, будет иметь над своим противником крупные преимущества. Полный переход на бездымный порох у орудий всех калибров в некоторых флотах уже совершился. Дело это — насущной важности»100.

Макаров же ввел на флоте унитарные снаряды и уцентрированные башенные орудийные установки101.

В конце 1894 года Макаров получил новое назначение — командующим русской эскадрой, находившейся в Средиземном море.

Победа империалистической Японии в японо-китайской войне, закончившейся в 1895 году, укрепила ее позиции на Дальнем Востоке. Захватив у Китая остров Тайвань (Формоза) и Пескадорские острова, японские империалисты обосновались в Корее и уже мечтали о захвате Манчжурии и Сахалина.

Вероятность столкновения России с Японией возросла. В связи с этим было решено направить находившуюся в Средиземном море русскую эскадру через Суэцкий канал в Тихий океан.

Прибыв на Дальний Восток, Макаров занялся обследованием портов, производством морских промеров, разработкой проекта пригодного для плавания в дальневосточных водах типа корабля, думал о том, как обезопасить корабли от столкновений во время частых здесь туманов.

На Дальнем Востоке Макаров пробыл немногим более полугода. Приказом от 1 января 1896 года он был назначен старшим флагманом 1-й флотской дивизии, дислоцировавшейся в Кронштадте. В Петербург Макаров возвращался не через Сибирь, а через Соединенные Штаты. Он хотел посмотреть на Великие озера102, где сообщение зимой поддерживалось с помощью ледокольных пароходов, с некоторых пор сильно заинтересовавших Степана Осиповича.

В марте 1896 года Макаров прибыл в Кронштадт и, приступив к исполнению своих новых обязанностей, вернулся к разработке вопросов морской тактики, уже давно занимавших его. Еще в 1887 году в журнале «Морской сборник» была напечатана статья без подписи под названием «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований». Далеко не все читатели обратили на нее внимание, а те, кто прочитал ее, немало удивились такому началу. «Весь мир был как громом поражен неожиданным известием о появлении у берегов Австралии грозного броненосного флота в 60 вымпелов, принадлежащего какому-то государству, о существовании которого никто не знал… Все спрашивали себя, что это за новое государство, называющее себя Соединенною Республикой, и каким образом создался незаметно ни для кого грозный флот, который только что обложил все берега Новой Голландии и уничтожил суда прибрежной обороны ранее, чем на них успели развести пары.

Сидней трепетал… Все засуетились. Банкиры бежали…»

В этой статье, облеченной в форму полуфантастической повести, Макаров излагал свои взгляды на тактику военно-морского флота.

Содержание статьи таково. Где-то, в стороне от морских путей, к востоку от Новой Зеландии, на соседних островах, возникли неведомые никому на свете две во всем сходные республики с высоко развитой оригинальной культурой. Настал день, когда правителям этих республик «наскучило изолированное положение в мире», и они, прослышав о несогласиях и неустройстве, царящих в Европе и других культурных странах, решили «сбросить таинственное покрывало и смело положить свой меч на весы политического равновесия всего мира».

«Со стороны, — пишет Макаров, — островитянам хорошо был виден всемирный вред, происходящий от натянутых отношений между всеми европейскими нациями, и вызываемые этим огромные расходы на содержание войск. Вечные интриги и постоянные притязания англичан с их безграничными интересами окончательно вывели из терпения островитян, которые решили рассечь все дипломатические узлы одним взмахом меча и переместить центр политического равновесия на Тихий океан. Довольно европейцы правили всем миром, пора уступить место их антиподам. Обе республики решили выйти из таинственного положения, захватить некоторые колонии европейцев и потребовать собрания всемирного конгресса для окончательного подписания условий о роспуске войск в Европе и о вечном мире».

Попытке островитян вмешаться в дела цивилизованных народов и созвать «всемирный конгресс» для водворения мира и безопасности во всем мире предшествовало событие, которое и составляет содержание тактической повести Макарова. Бороться за мир островные республики начали после того, как окончилась ожесточенная война, возникшая между ними из-за ничтожного повода. В ходе этой борьбы наглядно выявились достоинства и недостатки кораблей обоих противников и действенность тактических приемов. Во главе флотов стояли два выдающихся флотоводца, придерживавшиеся двух противоположных систем тактических взглядов.

На фоне военных событий, во время которых сталкиваются противоположные тактические принципы, Макаров и высказывает свои тактические взгляды. Выразителем его собственных взглядов является один из вымышленных героев повести — адмирал Форвард, командующий флотом «белых». Он сторонник технически совершенных наступательных и оборонительных средств, сознательных действий и научно обоснованных мероприятий. Его противник, командующий «синими», является носителем преобладавших в последней четверти XIX века отсталых тактических взглядов.

Побеждают «белые». Но почему именно они выигрывают войну? Ответ на этот вопрос в занимательной, живой и вместе с тем серьезной форме и дает Макаров в своей статье.

Еще в 1869 году, после несчастного случая с броненосной лодкой «Русалка», Степан Осипович, как мы видели выше, заинтересовался проблемой непотопляемости судов. С тех пор он не переставал работать над разрешением этой проблемы. От водонепроницаемости отсеков корабля и наличия мощных водоотливных средств, от быстроты определения места пробоины и ее заделки зависит спасение корабля, получившего пробоину. Это очень хорошо знал Макаров. Но не все относились к проблеме непотопляемости с должным вниманием.

Герой повести Макарова адмирал Форвард так характеризует отношение к проблеме непотопляемости в то время: «Непотопляемость не дочь, а падчерица (морских знаний. — Б. О.). Она с завистью может смотреть на своих цветущих подруг, артиллерию, минное дело и механику, и нужны новые печальные случаи, чтобы обратили внимание на ее справедливые и скромные требования. Флоты всех наций грешат против непотопляемости».

Форвард (то есть Макаров) не может примириться с мыслью, что грозный, могучий броненосец, так легко преодолевающий большие расстояния и наносящий огромный урон врагу, сам крайне чувствителен к малейшему уколу и достаточно одной мины, чтобы пустить его ко дну.

«Теоретически, — пишет Макаров, — современные корабли совершенно непотопляемы, так как они подразделены на сто и более независимых отделений. Практически же, как только такой непотопляемый корабль получит пробоину, то сейчас же тонет самым постыдным образом. Если бы во время потопления были посторонние наблюдатели, то они могли бы выяснить причину, почему непотопляемые корабли тонут; но так как во время аварии каждый занят своим делом, то выясняется только одно то, что в деле потопления многое очень неясно».

Макаров находит сильные и точные слова для того, чтобы обратить внимание и моряков, и строителей, и исследователей на исключительную важность разработки проблемы непотопляемости. «Тот, кто видел потопление судов своими глазами, — говорит он в повести, — хорошо знает, что гибель корабля не есть простая гибель имущества; ее нельзя сравнить ни с пожаром большого дома, ни с какою другою материальною потерею. Корабль есть живое существо и, видя его гибель, вы неизбежно чувствуете, как уходит в вечность этот одушевленный исполин, послушный воле своего командира. Корабль безропотно переносит все удары неприятеля, он честно исполняет свой долг и с честью гибнет, но не к чести моряков и строителей служат эти потопления, за которые они ответственны перед своей совестью. Корабль может и должен быть обеспечен от потопления. Существующие наступательные средства не столько сильны, чтобы от них тотчас же тонуть…»

В повести дана картина гибели броненосца от мины, начиненной двадцатью пудами пироксилина. «Сила взрыва, — пишет Макаров, — была так велика, что многие орудия сбросило со своих станков, летели мачты и шлюпки. Сдвинутые котлы оборвали все паровые трубы. Пар и горячая вода бросились в кочегарные и машинные отделения и задушили все, что было в них живого. Вслед за взрывом огромная масса воды хлынула в середину судна через пробоину. Переборки были разрушены, ничто не задерживало страшного потока, и броненосец стал быстро погружаться в воду…»

Восемнадцать лет спустя, 31 марта 1904 года, адмирал Макаров погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на неприятельской мине в водах Порт-Артура.

Если сравнить показания немногочисленных моряков, спасшихся с «Петропавловска», с приведенным описанием гибели броненосца «синих», аналогия получается прямо поразительная; даже промежуток времени от момента взрыва до полного погружения корабля совпадает в точности. Сходство созданной воображением Макарова картины с действительностью говорит о том, насколько правильно Макаров понимал и представлял себе неизбежные следствия хорошо известных ему причин.

Для изыскания средств и способов обеспечения непотопляемости кораблей Макаров производил испытания на моделях кораблей.

В 1893 году у берегов Сирии затонул английский броненосец «Виктория»103. Стали доискиваться причин гибели корабля. Появилась масса статей, высказывались различные предположения, но никто не мог сказать ничего определенного. Катастрофа с „Викторией“ заинтересовала и Макарова. Он провел испытания точной модели броненосца и установил, что причиной гибели корабля были продольные переборки.

Опасность таких переборок Макаров подчеркивал уже в своей статье 1887 года, в рассказе о сражении между «синими» и «белыми». «Никто не хотел, — писал он, — вдуматься заблаговременно в средства непотопляемости, никто не хотел вникнуть в сущность этого дела, что и повело к весьма горьким для Синего флота последствиям. В особенности медвежью услугу оказали продольные непроницаемые перегородки, идущие по диаметральной плоскости и разделяющие машинные и котельные отделения на две части. Как известно, переборки эти предназначены с весьма благой целью уменьшить размеры отделений. Но они грешат против основного принципа непотопляемости: „не допускать крена во время аварии“.

Макаров точно выяснил причины гибели английского броненосца и в апреле 1894 года прочел публичную лекцию «О непотопляемости современных броненосцев и гибели „Виктории“. По окончании лекции Макаров продемонстрировал в бассейне на модели „Виктории“ картину ее гибели. Толпа зрителей окружала бассейн. Спустив модель на воду, Макаров осторожно снял пластырь с пробоины и, дав ход судну, едва успел произнести: „Вот, господа, у нас раненый корабль, он еще совсем немного набрал воды…“, как модель внезапно нырнула носом в воду, затем перевернулась вверх килем и затонула. Это была очень убедительная иллюстрация к выводам лектора о причинах гибели броненосца.

Развивая теорию непотопляемости судов, Макаров изыскивал средства, которые позволили бы кораблю оставаться на плаву даже с подводными пробоинами в корпусе. Он считал необходимым, прежде чем строить корабль, провести предварительное испытание модели, проверить расчеты, а по окончании постройки испытать непотопляемость самого корабля, искусственно затопляя различные отсеки и отделения в соответствии с заданными условиями. Каждое отделение следовало затоплять до верхних переборок. Если нигде не будет обнаружено течи, то корабль можно признать вполне надежным.

Но указаниям Макарова не желали следовать. Не случайно в своей книге «Рассуждения по вопросам морской тактики» он с горечью отмечал: «Непотопляемость находится в упадке на всех флотах, и даже такой случай, как потопление броненосца „Виктория“, не вызвал должных мероприятий. На кораблях все еще боятся напускать и выкачивать воду в должном количестве. Виноваты в этом исключительно флотские офицеры, они же и понесут наказание за свою вину в бою, если только не возьмутся за это дело обеими руками».

И действительно, в Цусимском бою русский флот дорого заплатил за невнимание к средствам непотопляемости.

Если корабль гибнет в бою, необходимо прежде всего спасти его экипаж. Но как это сделать? На корабельные шлюпки вряд ли можно рассчитывать. Много ли их уцелеет в бою? К тому же иметь на борту много деревянных шлюпок опасно в пожарном отношении. И Макаров предложил применять пробковые или металлические пустотелые понтоны, каждый из которых мог удержать на воде одного человека. Если люди, очутившись в воде, соединят свои понтоны, получатся плоты, пригодные для спасения значительного числа людей104. Макаров предложил и другую меру: укреплять на бортах выше ватерлинии деревянные брусья, которые при помощи особого приспособления могли сбрасываться в воду и служить средством для спасения людей105. Эти же брусья могли служить и защитным средством при столкновениях кораблей.

Но оставить «бедный корабль, бьющийся в агонии», следует, по мнению Макарова, лишь в том случае, если все средства к спасению корабля исчерпаны.

Излагая свои тактические взгляды, Макаров устами адмирала Форварда говорит: «Мое правило: если вы встретите слабейшее судно, нападайте, если равное себе — нападайте и если сильнее себя — тоже нападайте.

Если увидите, что и другой наш корабль избрал целью нападения то же судно, на которое вы напали, продолжайте ваше нападение, пока не уничтожите неприятеля. Не гонитесь за неприятелем, который далеко, если перед вами находится другой близко. Забудьте всякую мысль о помощи своим судам: лучшая помощь своим судам есть нападение на чужие».

Совершенно очевидно, что в своей первой статье по вопросам морской тактики Макаров воскрешает суворовские принципы ведения боя.

Рассказ о войне между «белой» и «синей» республиками потребовался Макарову для того, чтобы, изложив свои взгляды, попытаться расшевелить руководящие военно-морские круги, напомнить о том, что к войне надо готовиться заблаговременно.

Но Макаров не тешил себя надеждой на то, что этого он добьется легко. «Главная трудность провести в жизнь какое-нибудь нововведение заключается в том, — писал он, — что люди сживаются с существующими неудобствами, тогда как новое представляется чем-то гадательным, а потому непрактичным. Чтобы яснее видеть дело, полезно иногда оглядываться на прошлое, а оно учит нас, что даже предложение ввести прицелы к орудиям было встречено несочувственно и потребовались многие годы, пока пришли к тому убеждению, что прицел улучшает наводку».

Макарову, намного опередившему своих современников, всю жизнь приходилось бороться с предрассудками, рутиной и косностью.

Царское правительство и господствующие классы — помещики и капиталисты — не заботились о развитии страны и в частности флота. Все новое, передовое, даже если оно касалось лишь технических усовершенствований, отпугивало их. Презрительное отношение ко всему самобытному, русскому и раболепное преклонение перед всем иноземным, процветавшее среди высших царских чиновников, приводило к тому, что многие ценнейшие предложения русских новаторов и изобретателей «увядали нерасцветши»; не получая ни одобрения, ни критической оценки, они годами пролеживали в министерских канцеляриях, а затем сдавались в архив.

Как-то Макаров обратил внимание на целесообразность окраски боевых кораблей в защитный цвет106. «Наилучшей окраской следует признать серую, матовую, — писал он. — Окрашивать корпус следует весь целиком, не исключая ни труб, ни рангоута, ни полосок, ни меди; позолоту закрашивать или прикрывать. Дело тут не в щегольстве, а в уменьшении видимости судов ночью и в затруднении наводки неприятельских орудий днем».

Но в морском министерстве на этот дельный совет не обратили внимания. Слишком привыкли там к внешнему блеску корабля: к полированным бортам, ярко начищенной меди, черному блестящему корпусу и желтой, видимой за много миль трубе. Позднее, уже в русско-японскую войну, вступив в командование Порт-артурской эскадрой, Макаров отдал такой приказ: «Объявляю для руководства, что для военных целей хорошая окраска наружного борта вредна, ибо при хорошей окраске очерчиваются линии судна, что выгодно неприятелю для измерения расстояний, для распознавания типа и имени судна, своих нападений и вообще для видимости. Чем хуже окрашено судно, тем для военных целей лучше…»107. Макаров говорил, что „для дня лучше всего грязный, вылинявший, сероватый цвет“. Этим он предвосхитил идею современного камуфляжа, который принят теперь не только во всех флотах, но и в армиях (раскраска танков, автомашин, халатов бойцов и пр.).

В своих статьях и выступлениях Макаров неоднократно повторял, что моряку необходимо в совершенстве овладеть специальными военными знаниями, что без этого военный моряк не представляет ценности. Однако его либо не понимали, либо не хотели понимать. Во флоте занимались всем, чем угодно, тысячами разных мелочей и пустяков, но неизменно упускали главное. Никто не задумывался над тем, что такое морской бой и как его вести, считая, что все необходимые соображения и решения придут стихийно, во время боя, сами собой.

Макаров знал, что личный состав флота плохо подготовлен к ведению боя и не имеет ясного представления о его сущности. Военно-теоретические труды предшественника и учителя Макарова, основоположника тактики броненосного флота адмирала Бутакова уже не разрешали больше всех вопросов тактики боя в новых условиях. Да и они были основательно забыты. Макаров понимал, что морякам надо дать такое руководство по военно-морской тактике, которое освещало бы не только принципиальные вопросы ведения морского боя, но и вопросы подготовки и воспитания офицеров флота и матросов.

И он решил создать такое руководство.

Напечатанные в 1897 году в «Морском сборнике» лекции Макарова по вопросам морской тактики имели огромный успех и были переведены на многие иностранные языки, в том числе на турецкий и японский.

Такой большой интерес к этой новой работе Макарова, в которой были изложены его тактические взгляды, объяснялся тем, что авторитет Макарова в вопросах военно-морского искусства был общепризнанным.

Во второй половине XIX века России принадлежала ведущая роль не только в области военного кораблестроения, но и в создании тактики парового броненосного флота. Все иностранные работы по вопросам тактики парового флота, написанные в шестидесятых годах, поражают отсталостью взглядов их авторов и отсутствием живой мысли. Наиболее известные труды того времени — француза Буэ-Вильомеза «Опыт пароходной тактики» и англичанина Дугласа «Морская война при помощи пара» — являлись по существу попыткой чисто механического приспособления тактики парусного флота к новым условиям боя паровых кораблей. Дуглас, например, утверждал, что «паровой флот, подходя к неприятелю, должен согласно с прежними правилами парусных судов стрелять в такелаж и оснастку неприятельских кораблей», и лишь когда рангоут сбит и его обломки парализуют действие винтов, «можно целить в один только корпус корабля»108.

Критикуя неудачные попытки иностранных теоретиков создать новую морскую тактику, Бутаков справедливо замечал, что они разрешают дело «не с корня, а с ветвей». Бутаков требовал от паровых судов активных действий, «мгновенности и внезапности перестроения, поворотов и захождений», наиболее эффективного использования корабельной артиллерии, роль которой явно недооценивалась в иностранных флотах.

К началу восьмидесятых годов Макаров был уже достаточно опытным моряком и по ряду вопросов имел свое собственное мнение, базировавшееся на обширных теоретических знаниях и новейших достижениях техники.

В своих «Рассуждениях по вопросам морской тактики» Макаров обобщил опыт прошлых войн и практику развития военно-морского дела в мирное время. Книга имела целью решение главного вопроса: как разгромить врага, если он посягнет на родную землю? Ответ Макаров давал такой: помнить о войне и готовиться к ней ежедневно, ежечасно.

В предисловии к своей работе Макаров писал: «Каждый военный или причастный к военному делу человек, чтобы не забывать, для чего он существует, поступил бы правильно, если бы держал на видном месте надпись „Помни войну“, принятую нами за девиз настоящего труда». Такую надпись Макаров сам постоянно держал перед глазами на своем письменном столе. Желание защитить в возможном столкновении честь родины в значительной степени определяло направление его деятельности и мыслей. В своей книге Макаров не только указывал, как следует вести морской бой, но и стремился усовершенствовать, реорганизовать флот, вооружить его всем тем, что он считал наиболее современным, полезным и нужным.

Присущая Макарову широта кругозора позволила ему универсально подойти к решению задачи и дать в своем труде сумму военно-морских знаний и опыта того времени. «Тактика, — писал Макаров, — имеет своим назначением дать возможность видеть всю картину военно-морского дела, а не одни лишь ее детали, и в этом отношении польза ее бесценна».

Углубляя и расширяя тему, Макаров коснулся в своей книге таких областей, которые выходят за пределы военно-морской тактики. Он говорит о том, как извлекать пользу из жизненного опыта, как приучить себя не бояться смерти, как научиться «уметь не находить затруднений», какие следует читать книги и т. д. Вся работа полна острых мыслей, метких замечаний и советов.

Мало можно найти трудов по специальным вопросам, которые читались бы так же легко, как макаровская «Тактика», отличающаяся простотой изложения, занимательностью, а главное оживляющим всю книгу бодрым духом. Эта занимательная форма не случайна. Автор хотел сделать книгу доступной для широких слоев читателей.

Касаясь в своей книге значения практики, Макаров отмечал, что опыт во всяком деле, безусловно, значит, много, но в серьезном деле одного опыта недостаточно. И он резко обрушивался на тех ленивых недоумков, которые считали, что в морском деле достаточно одной практики. Он видел в этом, к сожалению, очень распространенном явлении, неуважение к науке. «Выгода тактических знаний, — писал Макаров, — в том и заключается, что занимающийся и много работавший над этим скорее приобретает глазомер в широком смысле этого слова, то есть уменье ясно оценить обстановку. Ждать, когда мы научимся из одной практики, значит ждать несбыточного и предрешать большие потери при первых же встречах с неприятелем».

Книга Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики» в царской России не получила широкого распространения. Она даже не вошла в списки рекомендуемых книг, которыми снабжались судовые и экипажные библиотеки109. Но на всех флотах мира знали и ценили этот замечательный труд.

Летом 1902 года в Кронштадт на учебном судне «Президенте Сармиенте» прибыли гардемарины аргентинского флота. Главным командиром Кронштадтского порта был в это время Степан Осипович Макаров. В присутствии гардемаринов, офицеров и команд командир аргентинского корабля приветствовал Макарова как выдающегося учителя военных моряков, победителя брони и творца классической книги, по которой в Аргентине изучают морскую тактику. Макаров улыбнулся, подумав: «Для красного словца прилгнул, видно, пылкий аргентинец». Как бы угадав, что Макаров сомневается, аргентинец приказал принести экземпляр «Тактики» Макарова, напечатанной в Буэнос-Айресе на испанском языке, и торжественно вручил его Степану Осиповичу.

— Хотя наш флот совсем еще молодой, — сказал он, — но странно было бы, если бы мы не знали книги, достоинства которой оценены во всех государствах Европы и Америки.

То обстоятельство, что книга Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики» не была принята в русском флоте в качестве руководства и в буквальном смысле слова бойкотировалась, в значительной степени объясняется тем, что морское ведомство не уделяло должного внимания разработке вопросов ведения войны на море. Вплоть до девяностых годов минувшего столетия даже в учебных программах Морской академии отсутствовали такие, казалось бы, важные для военного моряка предметы, как стратегия, тактика, военно-морская история. Не удивительно, что большинство русских морских офицеров того времени не проявляло особенного рвения к получению более углубленного и расширенного военно-морского образования. Относясь с уважением к Макарову, как к признанному теоретику, они предпочитали практику теории и отнюдь не были расположены вникать в сложные проблемы морской тактики и стратегии. Это был период в жизни русского флота, когда техника вытесняла тактику. Ко времени появления макаровской «Тактики» искусство ведения морского боя было так основательно забыто, что в морских учебных заведениях обучение и воспитание моряков велось без всякого учета реальных боевых условий.

Говоря о преподавании тактики в академии, Макаров заметил, что «от правильной постановки этой науки выигрывает не только управление кораблями, но и кораблестроение, обучение команд, артиллерия, минное дело и пр.».

До появления макаровской «Тактики» даже в морском уставе не было специальной главы о морском бое. А если речь шла о стрельбе или маневрировании, устав ограничивался лишь благими пожеланиями, вроде: «действовать наилучшим образом», «стремиться нанести врагу наибольший вред».

Противопоставить макаровской «Тактике», полной новаторства, боевого духа, творческих устремлений, тогдашние высшие морские руководители ничего не могли, а потому отвергли этот труд Макарова огульно.

В советское время «Рассуждения по вопросам морской тактики» Макарова изданы дважды и до сих пор пользуются большой популярностью среди моряков нашего Военно-Морского Флота.

В 1894 году в «Морском сборнике» была напечатана работа Макарова «Разбор элементов, составляющих боевую силу судов».

В этой статье впервые были подробно рассмотрены элементы, из которых складывается боевая сила корабля. Макаров считал, что современный военный корабль должен отвечать следующим основным требованиям:

1) плавать при любом состоянии моря и погоды и

2) наносить неприятелю всеми наступательными средствами наибольший вред.

В связи с этими требованиями боевую силу судов он разделял на следующие три элемента:

1. Морские качества (к которым относятся: ход, дальность плавания без возобновления запасов угля110, поворотливость, остойчивость, способность не сбавлять ход при сильном волнении, способность хорошо переносить качку).

2. Наступательные средства (мощь артиллерии, мины, сила таранного удара).

3. Оборонительные средства (неуязвимость, непотопляемость, живучесть).

Наступательные и оборонительные средства, по мнению Макарова, развиваются во взаимосвязи. И усиление одного влечет за собою, как правило, ослабление другого. Если, например, с целью увеличения мощи корабля усилить его броню, то это сделает его более тяжелым и отразится на скорости хода.

Рассматривая оборонительные и наступательные средства, Макаров подверг анализу каждый из элементов, составляющих боевую силу корабля, и показал, в каких условиях какие элементы могут полнее проявить себя, и их сравнительную ценность.

Особенно подробно Макаров остановился на своей любимой теме — непотопляемости судов. Попутно он выдвинул проект создания так называемого «учебного водяного судна», то есть такого судна, на котором личный состав мог бы обучаться борьбе с пробоинами. «Я предлагаю, — писал Макаров, — чтобы для обучения как офицеров, так и нижних чинов всему необходимому по части непотопляемости был приспособлен специальный водяной корабль, у которого в борту должно быть сделано несколько пробоин… Надо, чтобы люди видели, что такое пробоина, как вода бьет через плохо закрытые двери, почему необходимо должным образом задраивать горловины и проч. До сих пор мы учились трюмному делу рассказом; пора, однако, начать учить показом».

Учения на таком корабле следовало, конечно, производить на мелком месте, чтобы в случае промаха при заделке пробоин пластырями корабль погружался в воду лишь до верхней палубы. По проекту Макарова учение должно было вестись так. Прежде всего надо снять один из пластырей и дать воде заполнить ту или иную часть корабля. Затем практиканты должны возможно быстрее подвести пластырь под пробоину, изолировать все прочие помещения и пустить в ход водоотливные средства. Иногда, чтобы поставить корабль на ровный киль, необходимо затопить помещения, расположенные в корме или носовой части корабля. В общем комбинаций, как спасти корабль, получивший пробоину, существует множество, следует лишь выбрать наилучшую. Если люди научатся спасать корабль в условиях искусственно созданной аварии, то в критический момент они не растеряются и спокойно проделают то же самое, что и на учении.

Макаров предвидел возражения против этого способа обучения, указания на его сложность и рискованность. Чтобы доказать, что эти опасения напрасны, Макаров приводит в пример корабль, идущий под всеми парусами и захваченный внезапно налетевшим шквалом. «Действия, которые приходится произвести во время аварии для удержания корабля на воде, — пишет он, — гораздо менее сложны, и если мы умели приучить экипаж к уборке парусов во время шквала, то сумеем научить также людей делать все необходимое во время аварии, — надо только найти способ, каким образом практиковать их».

Однако эта мысль Макарова не встретила сочувствия, и «учебное водяное судно» не было испробовано на практике, вероятно, из опасения возможных неудач и связанных с ними хлопот по подъему корабля.

В заключительной части руководства Макаров рассматривает вопрос, интересовавший его всю жизнь, — вопрос о размерах боевых судов.

Макаров отдавал предпочтение малым, быстроходным, небронированным крейсерам. Несколько таких кораблей, вооруженных сильной артиллерией, по мнению Макарова, могли бы оказаться в бою более действенными, чем один гигант-броненосец. «…Я бы составил флот, — писал Макаров, — исключительно из безбронных малых боевых судов с сильной артиллерией».

Чем крупнее корабль, тем сложнее его устройство и управление им, тем больше он расходует угля и всяких других запасов. Макаров приводил очень много доводов в пользу легких крейсеров. Он писал: «…Прежде размер определял силу, и чем больше корабль, тем он был сильнее. Теперь размер не определяет силы, ибо маленькая миноноска может утопить большой корабль, а потому к кораблям больших размеров должно быть больше недоверия теперь, чем прежде… Если поставить вопрос, что лучше: корабль в 3000 тонн или в 9000 тонн, то на него нельзя ответить иначе, как в пользу корабля в 9000 тонн, но если спросить, что лучше — один корабль в 9000 тонн или три корабля по 3000 тонн, то произойдет колебание в ответе. Дело это требует всестороннего обсуждения».

В преимуществах легких крейсеров Макаров убедился на своем собственном боевом опыте, полученном в русско-турецкую войну на Черном море.

Помимо этого, пристрастие Макарова к легким, не бронированным крейсерам и миноносцам вытекало из его основной концепции морского боя, из его стремления обеспечить себе активный, наступательный образ действий, при котором тяжелые броненосцы могли бы явиться серьезной помехой для действий остальных кораблей.

Макаров не мог смириться с мыслью, что броненосец, эта грозная дорогостоящая железная крепость, от какой-нибудь случайной мины может в одно мгновенье пойти ко дну со всем своим почти тысячным экипажем. Эта мысль в значительной степени и являлась стимулом ко всем его изысканиям в области непотопляемости судов.

Не учитывая всего многообразия задач, которые могут встать перед флотом, С. О. Макаров якобы в практических целях предложил создать стандартный универсальный тип боевого корабля, который был бы пригоден для выполнения самых разнообразных функций: для боя, крейсерской службы, разведывательной службы, бомбардировки крепостей и т. д. Такой «унифицированный» тип корабля даже в конце XIX века, не говоря уже о современном флоте, был неприемлем ввиду невозможности совмещения стольких действий в едином типе корабля. Впрочем, и сам Макаров на практике нередко отклонялся от этого своего проекта.

Как ошибочное следует рассматривать утверждение Макарова о том, что в бою не нужны резервы, так как наличие резервов якобы дает возможность противнику уничтожать эскадры по частям. Есть в работе и другие неверные положения, объясняющиеся главным образом тем, что Макаров недопонимал природу войны как явления социального. Однако ошибочность некоторых тактических положений Макарова не умаляет значения большинства его выводов и советов, сохранивших свою ценность и до нашего времени.

В труде Макарова мы находим много совершенно новых, впервые выдвинутых тактических положений, как то: групповые атаки миноносцев в дневное и ночное время, взаимодействие миноносцев с артиллерийскими кораблями в бою, организация обороны якорной стоянки, тактические приемы в артиллерийском бою и т. п.

Макаров впервые высказал правильную мысль о влиянии характера боевого маневрирования корабля на пробиваемость его бортов и палубы. Впоследствии удалось на основе его высказываний построить диаграмму пробиваемости бортов и палубы корабля при различных курсовых углах и дистанциях. Попутно Макаров пришел к правильному выводу о том, что иногда целесообразнее увеличивать не калибр артиллерии, а начальную скорость полета снаряда.

Совершенно новым является положение Макарова о сохранении строя во время боя. Иностранные военно-морские теоретики доказывали, что во время боя неизбежна «общая свалка». Макаров же утверждал, что сохранение строя в бою возможно и даже необходимо, ибо оно обеспечивает флагману возможность руководить эскадрой, а следовательно, и успех боя.

Основным принципом ведения боя Макаров считал сосредоточение превосходящих сил против какой-либо части боевого порядка противника. Последствием такого маневра должно было явиться окружение, «охват» противника, отрезание его от главных сил и последующий разгром по частям.

Теоретически разработанный Макаровым «маневр охвата» неприятельской колонны, обеспечивающий сосредоточенный огонь по концевым кораблям противника, после русско-японской войны был принят во всех флотах мира и широко применялся во время первой мировой войны.

Морская тактика, говорил Макаров, представляет собою науку, которая учит, как с наибольшей выгодой использовать свои корабли в борьбе с противником.

И, предвидя неизбежность войны, он старался использовать решительно все возможности для того, чтобы добиться разгрома врага в первом же сражении.

Макаров разработал таблицу однофлажных боевых сигналов, чем значительно упростил систему сигнализации, составил подробную инструкцию для действий миноносцев как в разведке, так и в атаке, написал специальную «Инструкцию для управления огнем в бою на ходу» и «Инструкцию для похода и боя».

Макарову удалось сформулировать все основные положения современной ему тактики с такой ясностью, четкостью и простотой, что его формулировки могли бы служить основой морского устава того времени. «Инструкция для похода и боя» представляет интерес даже для неспециалистов, ибо в ней уделяется много места таким важнейшим моральным условиям победы, как бодрость духа и вера в свои силы. В ней, по признанию современников Макарова, много здравого военного смысла, «военной мудрости», которая может научить «самому основному».

Разрабатывая тактические приемы ведения морского боя в различных условиях, Макаров не только отдавал должное стратегии, но и ставил ее выше тактики. «Есть наука, которая выше тактики, — это стратегия, — писал Макаров. — Она исследует все элементы войны; она определяет размер потребных для войны средств и наилучшие способы воздействия на неприятеля; она решает, какой род военных действий лучше поведет к цели»111. Стратегия указывает, где следует сосредоточить силы, где дать бой, в каком направлении вести наступление. Дело же тактики — решить, с помощью каких материальных и людских средств и как именно должно вести бой, чтобы с наименьшими для себя потерями и наибольшим успехом разбить неприятеля. Более детальные указания, как действовать артиллерией, машинами, минами и проч., дают специальные военные науки. При таком порядке все военно-морское дело, замечает Макаров, „становится на твердый фундамент“, и всякий начальник должен будет точно выполнять свои обязанности.

Все, что касается войны, в широком значении этого слова, относится к стратегии, техническая же сторона самих сражений находится в ведении тактики. Разумеется, тактика опирается на последнее слово целого ряда военно-морских наук, одновременно она исследует существующую между этими науками зависимость. «Морская тактика, — писал Макаров, — есть наука о морском бое. Она исследует элементы, составляющие боевую силу, и способы наивыгоднейшего их употребления в различных случаях на войне»112.

Исследуя вопрос о соотношении между знанием и умением, то есть о связи теории с практикой, Макаров замечает: «Недостаточно знать правила, надо еще иметь уменье, которым из правил воспользоваться и каким образом его применить». Изучив высказывания по этому вопросу русских и иностранных авторитетов, Макаров приходит к выводу, что изучение теоретических основ тактики совершенно необходимо для каждого моряка. Это поможет морякам во время боя ясно оценить обстановку и избрать наивыгоднейший способ действий.

Вопреки господствовавшему тогда мнению, Макаров доказывал, что разделение стратегии на морскую и сухопутную неправильно, даже вредно, и что «цельность действий могла бы выиграть от полного слияния армии и флота и соединения в одном министерстве общего управления наступательными и оборонительными силами страны»113.

С самого начала своей военно-морской службы Макаров проникся убеждением, что моряк всегда должен помнить о возможности войны, а приняв в ней участие, обязан всеми средствами добиваться победы. Рекомендованные Макаровым способы ведения войны казались многим трудными и рискованными. Но он был уверен в преимуществах активных действий и считал, что русскому флоту лучше всего удавались предприятия «невыполнимые».

Секрет таких успехов русских моряков Макаров видел прежде всего в том, что подготовка к войне в мирное время в русском флоте всегда стояла очень высоко. Сам он, командуя эскадрой, неизменно заботился о боевой подготовке личного состава и кораблей вверенной ему эскадры.

В начале 1895 года Средиземноморская эскадра Макарова прибыла на Дальний Восток для соединения с эскадрой вице-адмирала Тыртова, в подчинение к которому вступал Макаров. Политическая обстановка на Дальнем Востоке в это время была весьма напряженной. Каждый час можно было ожидать выступления Японии. Корабли эскадры Макарова всегда находились в полной боевой готовности, но письменной инструкции для боя не было. Надобность же в такой инструкции была очень велика. Понимая это, Тыртов поручил Макарову представить свои соображения о подготовке кораблей к бою.

Макаров с жаром принялся за работу. Вскоре инструкция была готова и 25 апреля 1895 года за подписью Тыртова, который не изменил в ней ни одного слова, передана в виде приказа по эскадре.