2
2
Следующая наша встреча с Людмилой состоялась в Кишиневе, куда я специально приехал, чтобы повидаться с милой моему сердцу женщиной, – разлука в пару месяцев не заглушила, а лишь усилила мою тягу к ней.
Я прибыл в Кишинев автобусом вместе с моим другом Кондратом: мы наметили встретиться вечером в назначенном месте, причем каждый из нас должен был прибыть туда вместе со своей дамой, после чего разъехались по своим делам.
Такси доставило меня на «Малую малину» – район, где размещались общежития меда. Там я нашел нужный мне корпус и, убедившись по журналу, что Людмила именно здесь проживает, оставил свой паспорт дежурному в залог, затем поднялся на четвертый этаж.
А в это время в комнате, которую я разыскивал, меня будто специально ждали: когда я постучал, дверь немедленно открылась, и я тут же оказался в объятиях моей милой Людмилы. Затем она завела меня в комнату и представила двум девушкам, своим соседкам по комнате, назвав меня двоюродным братом, который приехал из ее родного городка Сороки навестить любимую сестренку. Я успел ей шепнуть на ухо, что бывал в этом городе лишь проездом, но она махнула рукой, сказав мне, что девушки эти вообще там не бывали.
– Скажи им, что меня зовут Тиберий, тогда все сразу поверят, что мы родственники и у нас одна фамилия, – сказал я, после чего получил в ответ дружеский тычок в бок. Девушки оказались иностранками, приехавшими учиться в Кишинев из дружественной Болгарии и изучающими здесь медицину (В Молдавии – к сведению тех, кто, может быть, этого не знает, – проживают еще и свои, молдавские болгары).
У одной из девушек как раз сегодня был день рождения – ей исполнилось 20 лет. Моя Людмила, являясь старостой группы, еще в начале учебного года получила от руководства института общественное задание, согласно которому она обязана была жить вместе со студентками-иностранками в одной комнате и осуществлять над девушками шефство. (Очень скоро, буквально через час, мне предстояло узнать, к чему это «шефство» в итоге привело). Кроме меня в комнате уже находилась одна гостья – тетушка именинницы, приехавшая накануне из Румынии (вот такое малоправдоподобное стечение обстоятельств!) – ну, как тут не сказать, что за столом собрался эдакий малый интернационал.
Я, как единственный в комнате джентльмен, занялся сервировкой праздничного стола, внеся и свою скромную лепту в его украшение – бутылку коньяка и коробку конфет. Тетя из Румынии дополнила сервировку целым пакетом импортной провизии, а самое главное – блоком сигарет «Кент», и веселое празднование дня рождения началось.
В самый его разгар, когда мы, выпив коньяку и наевшись всяких вкусностей, дружно закурили, в дверь постучали, а секундой позже в комнату стремительным шагом вошел профессор – преподаватель девушек. Девушки натренированными движениями успели пригасить сигареты, но вот дым, висящий облаком в маленькой комнате, нельзя было как-либо спрятать, поэтому профессор с ходу прочел нам лекцию о вреде курения (хорошо хоть коньяк я движением фокусника успел сунуть под стол, а то лекция бы заняла вдвое больше времени, включая в себя также сообщение о вреде алкоголя), а затем он присел за стол и стал распекать девушек-болгарок за слабую учебу и… плохое поведение. Людмиле тоже досталось – она получила нагоняй за плохой контроль за соученицами, а затем профессор пообещал болгаркам, что выгонит их из института уже к началу следующего семестра, если они, к тому времени, соответственно, не исправятся и не подтянутся.
Покончив с нравоучениями, профессор обратил свое внимание на меня. (О приезде румынской тетушки его, очевидно, уведомили заранее, потому он и пришел). Я успокоил профессора, продолжив тему «брата из Сорок» и заверил его, что объектом моего внимания и ухаживания сегодня будет исключительно тетушка-иностранка. На этом наш разговор исчерпался, и профессор ушел.
Я стал было приглядываться к болгарочкам (они были таки ничего, общительные и симпатичные, и к тому же иностранки!), но Людмила не дала мне и шанса, единолично и полностью завладев моим вниманием, а вскоре мы с ней, еще раз поздравив именинницу и поблагодарив остальных, откланялись и отправились в город, оставив родственников скучать наедине.
Время клонилось к вечеру, когда такси привезло нас к гостинице «Турист». Войдя в полутемное фойе, мы с Людмилой увидели у окошка администратора обычную для советских гостиниц картину: десятка полтора командировочных с унылыми лицами, сжимающие в руках паспорта и дешевые шоколадки, предназначенные, очевидно, для ублажения администратора, переминались с ноги на ногу и с тоской поглядывали друг на друга.
Администратор, симпатичная женщина средних лет, сидела за стойкой с неподвижным лицом, которое вкупе со строгой табличкой над ее окошком «Мест нет», составляло, казалось, единое целое.
Я, с улыбкой извинившись, обогнул очередь, подошел прямо к окошку, протянул строгой даме два паспорта (паспорт жены я на всякий случай всегда носил с собой) и сказал:
– У меня тут бронь, вы сверьтесь, пожалуйста, со своими записями, а мы с женой подойдем позже, через пару часов.
Очередь зашевелилась, командировочные с завистью вздыхали, поглядывая на меня, «счастливчика с бронью», затем вполголоса стали переговариваться между собой, – от долгого стояния они все здесь уже успели перезнакомиться.
Догадливая администратор, не меняя постного выражения лица, взяла паспорта, открыла их, потом журнал, пробежала по нему глазами и кивнула мне, что все, мол, в полном порядке.
Сочтя дело решенным, я взял Людмилу под руку и отправился на выход. В паспорт, между листочками, я вложил 25 рублей – это была самая надежная в нашей стране бронь, которую ничем не разрушить.
Людмила удивилась такому молниеносному оформлению, но на вопрос «как?» я только поцеловал ее в щечку, а тут как раз подоспела «волга» с шашечками, мы погрузились в нее и укатили в мотель «Стругураш».
Около ресторана с одноименным названием я надеялся встретиться к этому времени с Кондратом, причем он должен был там появиться со своей новой девушкой, жительницей Кишинева, незнакомой мне прежде.
Мы подъехали к интуристовскому комплексу, когда на часах было около восьми вечера, и тотчас обнаружили ожидавшую нас пару: Кондрат и его новая пассия, рослая светловолосая девица с открытым симпатичным лицом, прогуливались под растущими вдоль дороги оголенными деревьями, потерявшими свою листву после недавних первых морозов. Мы поприветствовали друг друга, познакомили между собой наших дам и уже вчетвером, проголосовав куда следует пойти – в бар или в ресторан, после чего, подчиняясь большинству, направились в бар. Отдав швейцару-распорядителю трехрублевые входные билеты, мы прошли внутрь.
Круглые, практически закрытые кабинки этого самого любимого мною в Кишиневе бара, были удобны в смысле интима, и мы, вооружившись стаканами с напитками, заняли одну из них. Людмила, как обычно, предпочла пить водку, я – коньяк, Кондрат со своей девушкой заказали шампанское.
Настроение у всех было отличное, мы без удержу шутили и смеялись, наши девушки (подругу Кондрата звали Ириной) быстро сдружились между собой. Ирина оказалась спортсменкой, гандболисткой, и, несмотря на совсем юный возраст – 18 лет, была уже чемпионкой Европы среди юниорок.
В кабинку то и дело заглядывали вновь прибывающие посетители (она рассчитана не менее чем на 8 мест), но я всем делал отмашку рукой, давая понять, что мы к себе никого не желаем. Подошел парень – то ли швейцар, то ли администратор-распорядитель, и попросил нас принять к себе румын, или, на выбор, финнов, объяснив это тем, что народу в бар приперла тьма-тьмущая и мест на всех не хватает. Я шепнул парню на ухо: «Да ну их всех на х…», сунул ему в руку червонец, и он отправился искать места для своих иностранцев в другом конце бара. Через некоторое время к нам в кабинку заглянул по тому же, наверное, вопросу, бармен Жорик, но, увидев знакомые лица, кивком поприветствовал нас, затем как-то безнадежно махнул рукой и удалился.
Танцевали мы, выбираясь из кабинки по очереди парами, чтобы посторонние не смогли покуситься на нее в наше отсутствие.
Танцуя, я обнимал Людмилу, сжимая в своих руках такое милое и желанное тело, и от предчувствия скорой близости с ней уже загодя трепетал от возбуждения.
В самый разгар гулянья в нашу кабинку сунулись двое «бездомных» японцев, к этому моменту уже достаточно подвыпивших, и мы, глядя на их умильные физиономии с глазами-щелками – от выпитого, казалось, почти совсем уже закрывшимися – не смогли отказать. С японцами, знавшими по-русски всего несколько слов, мы быстро нашли общий язык, и уже через несколько минут я «заговорил» по-японски – это, конечно, были исключительно команды из дзюдо и каратэ, которые я знаю достаточно полно, добавкой к ним были несколько десятков слов на английском. Вскоре наши японские друзья уже вовсю заказывали шампанское для всей компании и целовали ручки нашим дамам – они были очень забавные и мы не пожалели что пустили их к себе.
Вечер был великолепен, однако ближе к полуночи мы с Людмилой были вынуждены попрощаться с друзьями и откланяться – пришло время отправляться в гостиницу, а Кондрат с Ириной решили еще остаться, так как в общежитие, в котором они собирались заночевать, явиться было чем позднее, тем лучше.
Мы оделись в гардеробной и, не переставая целоваться, вышли на свежий воздух. Такси на стоянке не оказалось, лишь в стороне от гостиничного комплекса, примерно в сотне шагов от него, за деревьями, стоял одинокий «москвич». Это, наверное, частник, желающий подзаработать, решил я, и мы направились к машине. Когда мы, не размыкая объятий, подошли, рядом с машиной уже крутились двое каких-то типов, сразу почему-то вызвавших во мне неприязнь, они вяло переговаривались с водителем, молодым парнем в зеленой болоньевой куртке и в берете.
Завидев нас, один из парней, одетый в черную меховую куртку с непокрытой головой, сказал:
– О, а вот еще двое попутчиков, вам куда, ребята?
– К гостинице «Турист», – ответил я.
– Ну, так это же по пути, давайте сбросимся и поедем вместе, нам с другом как раз на Рышкановку.
– Так чего же вы до сих пор не поехали? Не сговорились? – кивнул я на водителя.
– Дорого просит, – ответил парень. Во все время нашего разговора второй из парней, одетый в серое пальто и в кепке на голове, исподтишка бросал на Людмилу недвусмысленные взгляды.
– Ну, так что? – нетерпеливо спросил меня первый парень, – едем?
Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что что-то тут было не так и эти двое каким-то образом могут быть опасны, поэтому я сказал водителю:
– Шеф, не теряй зря времени, заводи шарманку, дорогой назовешь свою цену, я хотел бы поехать вдвоем со своей девушкой. Я думаю, мы с тобой при любом раскладе договоримся, торговаться не будем.
Водитель посмотрел на меня каким-то странным взглядом и… ничего не ответил, даже не пошевелился. С этой секунды я был уже почти уверен в том, что дело здесь действительно нечисто – водитель, который, казалось, находился тут для того, чтобы заработать, закалымить денег, на мое предложение никак не отреагировал, пробормотав после некоторого молчания, что он собирается ждать какого-то мифического клиента, о встрече с которым якобы договорился заранее. При этом он ходил быстрыми шагами около машины, все время курил и явно нервничал. А тут еще и второй урод, тот, что в кепке, тоже стал уговаривать меня ехать всем вместе. Почуяв во всем этом подвох, я нащупал и обхватил пальцами находившуюся за поясом под кожаным пиджаком и курткой нунчаку, и сказал парню, который мне уже надоел своими приставаниями:
– Все, земляк, отстань, я с тобой делов не имею и еду своей дорогой, мне – в одну сторону, тебе – как ты сам сказал – на Рышкановку.
– Да че ты в натуре, братан, давай скинем башли пополам и поехали, – вновь стал нажимать он, прибавляя к своему лексикону жаргонные выражения.
– Чего ты меня уговариваешь, как девку? – разозлился я. – С вами вместе я никуда не поеду. Разговор закончен.
Парень сразу же после моих слов замолк и, отвернувшись, отошел в сторону. Людмила, кутаясь в шубку, жалась ко мне, а я, бросив взгляд на ее демисезонные ботиночки, в нетерпении стал вглядываться в пустынное шоссе, надеясь там увидеть огоньки машин, которых, как назло, все не было, вокруг было темно и безлюдно.
Вдруг я уловил движение за своей спиной и резко обернулся – один из парней, тот, что был в черной куртке, и про которого я совершенно забыл, подкрадывался к нам сзади! Спрашивать его в чем дело, у меня не оставалось времени, и я, развернувшись к нему лицом, одновременно отталкивая Людмилу в сторону, зарядил мгновенно выхваченной из-за пояса нунчакой ему в голову, нанеся в течение двух-трех секунд пять-шесть ударов, от которых он, простояв, словно удивляясь чему-то, еще несколько мгновений на ногах, мешком повалился мне под ноги, и только тогда, уже лежа, схватился за голову и завизжал, словно его режут. По ходу, не останавливаясь, я, сделав два шага вперед, накатил нунчакой и второму его товарищу, сексуально озабоченному, пока тот в растерянности таращился то на меня, то на своего напарника. Все это мне было нетрудно проделать, я уже лет десять, наверное, этими японскими игрушками балуюсь, но второму парню я по голове не попал, а только, кажется, по рукам, и парень, развернувшись, с криком сиганул в кусты. А водитель «москвича», вот уж чего я совсем не ожидал, тоже бросился наутек.
«Банда, – понял я, придерживая правой рукой около себя ничего не понимающую Людмилу, а левой вращая нунчаку, чтобы быть готовым к любому повороту событий, – банда грабителей, ну, кто бы мог подумать, а?» Страха у меня не было, с пистолетом в наших краях бандиты и хулиганы не ходили, а ножа я не боялся.
Я озирался по сторонам, ожидая нападения, но продолжения не последовало, зато вдали, на шоссе, показался свет фар, затем приближающаяся машина свернула к мотелю, а секундами позже мы увидели, что это было такси с приветливым голубым огоньком наверху и шашечками на двери.
Мы с Людмилой, которая до сих пор еще не осознала, что же, собственно, произошло, энергично замахали руками, скорым шагом пошли, почти бросились машине наперерез, тут же, не спрашивая цену и не торгуясь сели, и, торопя водителя, укатили в город – в мои интересы входило поскорее покинуть это место, иди знай, с кем я здесь связался – лучше быть подальше отсюда, а заодно и от греха.
– Савва, – сказала Людмила, когда огни ресторана исчезли за одним из поворотов дороги, – а ведь нас могли убить. И ты – мой ангел-хранитель, ты защитил нас обоих.
– Бог с тобой, что за глупости ты говоришь, милая, – наклонился я к ней и поцеловал в прохладные губы. – Хулиганы простые, или карманники, ты же видела, они ждали, чтобы я достал деньги, а сами не начинали. – Я фальшиво засмеялся, а девушка, успокоенная этими словами, прижалась ко мне, и до самой гостиницы просидела не шевельнувшись и не выпуская меня из своих объятий.
Войдя в вестибюль, мы обнаружили у стойки цепочку командировочных все в том же составе, только некоторые из них, уже потеряв, видимо, надежду получить номер, свои шоколадки сами сжевали.
Я назвал администратору свою фамилию, оказалось, что «бронь» моя в порядке, в силе и действует, и даже листики прибытия заполнены чьей-то заботливой рукой и нам осталось лишь расписаться в них.
Денег дежурная с меня не взяла, сказав вполголоса «там хватит», и мы, получив ключи от номера, поднялись на нужный этаж.
В эту ночь Людмила была со мной особенно нежна, а в меня словно вселился бес – я был неутомим и вертел Людмилу в постели как хотел, не давая ей опомниться.
Во время одной из коротких передышек в неярком свете ночника я увидел, как она полотенцем вытирает со своего живота… пену. Это наша любовная жидкость смешалась, и мы ее взбили до пены, с гордостью подумал я.
Однако и на этот раз она, моя милая медичка, не удержалась и поставила, как обычно, свой диагноз, назвав то, что происходило между нами в постели, сладкой экзекуцией. Каково, а? Выслушав Людмилу, я рассмеялся, затем вновь сжал ее в своих объятиях.
Зато когда я ее, наконец, отпустил, она так и осталась лежать, закатив глаза, слабо шевеля губами; девушка при этом что-то шептала.
Было что-то около четырех утра, когда мы, обнявшись, уснули, и как раз в это самое время в дверь постучали. Я вскочил с постели, вынул пять рублей из кармана пиджака, и собирался уже было просунуть их, приоткрыв дверь, в образовавшуюся щель, когда вспомнил, что Людмила находится здесь со мной вполне на законных правах, «официально», то есть по документам моей жены. Что-то здесь не так, подумал я, замерев у двери, несмотря на то, что в нее вторично постучали; теперь и Людмила приподнялась в постели, она тоже обеспокоилась не на шутку. Я шагнул к ней, поцеловал, велел, пока я не разрешу, из-под одеяла не высовываться, затем вернулся и отпер дверь, надеясь лишь на то, что хотя бы здесь и сейчас мне не придется использовать свои нунчаку.
У двери стояли трое: дежурная по коридору, какой-то мужчина в гражданском, очевидно гебист, и старший лейтенант милиции, который, завидев меня рявкнул:
– Проверка документов.
Радостно вздохнув я мгновенно успокоился и сказал:
– Ну, если и представитель власти здесь, то можно ни о чем не волноваться.
– Назовите вашу фамилию, – буркнул милиционер, посветив мне в лицо фонариком. В руке у него были два паспорта – мой и жены, открытые на тех страничках, где вклеены фотографии.
– Чуть потише, ребята, – называя свою фамилию и стараясь быть максимально вежливым, сказал я, – жена спит.
– Придется ее тоже побеспокоить, мы должны на вашу жену взглянуть, такой порядок, – сказал гражданский.
– Что ж, посмотри и ты разок, – усмехнувшись, сказал я, делая шаг назад и впуская ночных гостей в комнату, – я вот на нее каждый день и каждую ночь смотрю и не налюбуюсь.
– Гражданка А-ва, – позвал милиционер, осторожно касаясь Людкиной ноги под одеялом, и держа перед собой паспорт моей жены. – Прошу вас приподняться на минутку.
Людка опустила простыню, и подслеповато взглянула на присутствующих, в то время как дежурная включила в номере верхний свет.
– Это не она на этой фотографии, – сказал гражданский, заглянув в паспорт и сопоставляя лицо в нем с оригиналом.
– Вы вглядитесь повнимательнее, ведь одно и то же лицо, – произнес я спокойно, перебирая в голове варианты выхода из этого положения, затем, решив, что в данной ситуации самое лучшее все же шутка, сказал с усмешкой: – Это могло случиться лишь в том случае, если бы ночью мне ее незаметно подменили. Давайте вас поднимем в четыре утра посреди сна, и взглянем, будет ли ваше лицо соответствовать фотографии?
– Да я пошутил, – сказал гражданский, делая в своем блокноте какую-то пометку. – Спокойной ночи, товарищи, отдыхайте, извините за вторжение.
Я закрыл за неожиданными ночными гостями дверь и полез к Людмилке под горячий бочок.
– Неужели я так похожа на твою жену, ведь я ее так ни разу и не видела? – прошептала она.
– Тебе незачем ее видеть, все красивые женщины чем-то похожи между собой, – сказал я, добираясь рукой до самого горячего ее местечка, – ну-ка, встань на коленки живо, жена должна мужа слушаться.
– Есть, мой повелитель, – сказала Людмила, принимая любимую нами обоими позу. – Я вся твоя.
Наутро, еле шевеля истомленными в ночном любовном запале губами, она прошептала:
– Савва, что это было? Я млею от счастья, я на вершине блаженства. Ты подарил мне лучшую ночь в моей жизни!
– Это тебе на память обо мне и о том городе, где мы с тобой встретились и познакомились! – сказал я, крепко целуя ее в губы. – Ты же знаешь, бармен – это визитная карточка города, поэтому я всегда должен быть на высоте.
На учебу Людмила отправилась на такси, правда с двухчасовым опозданием, на вторую пару, а я, дождавшись на автовокзале Кондрата, рейсовым автобусом уехал вместе с ним в свой южный город.
С тех пор прошло около полугода, окончилась зима, незаметно пролетела весна, начиналось лето, и я стал забывать мою милую Людмилку; ритм жизни у меня был насыщенный и напряженный, лица все новых людей мелькали передо мной часто, словно в калейдоскопе, и теперь лишь изредка, расслабившись под рюмочку коньяка, я с улыбкой вспоминал «мою римлянку».
А вскоре мой напарник, Саша Чумаков, перебравшийся к этому времени на постоянное место жительства в город Кишинев, встретил женщину, на которой решил жениться, и решено было праздновать свадьбу в ресторане, обособленно расположенном около поселка Новые Анены, потому что невеста, говорят, была родом из тех мест.
Собираясь на свадьбу и подыскивая себе пару, я вдруг подумал, что лучшего варианта, кроме как отправиться в Кишинев, разыскать там Людмилу, взять ее с собой и иметь прекрасную партнершу на этой, как я небезосновательно предполагал, шикарной свадьбе, мне не найти.
С этой мыслью я выехал в Кишинев. В знакомом уже мне общежитии на «Малой малине» я Людмилу не застал и по совету находившихся у здания студентов бросился ее искать в учебный корпус, естественно на такси – время поджимало.
Добравшись до места у нужного мне перекрестка я выскочил из машины и… пробежав несколько шагов, обнял сзади за талию идущую по тротуару девушку в расклешенном платье и с портфелем в руке. Ни у кого в мире ни могло быть такой классной фигуры и таких ножек, как у Людмилы, а это, конечно, была она.
Людмила, откровенно обрадовавшись, и все еще не веря в то, что это именно я перед ней, смеясь и теребя за руку, отвела меня в сторону, в небольшой скверик со скамеечками под деревьями и поминутно оглядываясь по сторонам, стала расспрашивать как мои дела.
Я удивленно спросил ее:
– Ты кого-нибудь ждешь или торопишься куда-то?
– Мой муж должен сейчас подъехать за мной на машине, – с некоторой досадой в голосе сообщила она.
– Муж?.. – удивленно протянул я.
– Да, не удивляйся, я уже два месяца как замужем.
– Бог мой, как у вас, женщин, все это быстро, однако… – не удержался я. – Ну, да черт с ним, с мужем, поехали вместе со мной на свадьбу в Новые Анены, а там ты ему перезвонишь, скажешь, подруга, сестра, бабушка заболела, необходимо было срочно выехать и так далее, ну, в общем, вместе придумаем и наврем что-нибудь.
– Не поймет, – сморщив носик, произнесла моя Людмилка с сожалением, глядя мне прямо в глаза, – он у меня дагестанец, сам понимаешь, Кавказ, горячая кровь.
В это самое время из группы студентов, проходивших мимо, отделился, направляясь к нам, какой-то парень, по внешности кавказец, и сказал с еле заметным красивым акцентом:
– Льюда, я тьибя везде ищу!
Она призывно махнула ему рукой, затем открыла свой портфель и достала из него какую-то папку, (молодец, не растерялась), муж подошел, я протянул ему руку, которую он автоматически пожал, а Людмиле, включаясь в игру, сказал:
– Если с курсовой не поможешь, то дашь хотя бы контрольную списать, хорошо?
Она кивнула, улыбнувшись мне одними глазами – и этим было сказано все: люблю, помню, прости, прощай, – и я, повернувшись, побежал к шоссе ловить такси.
На свадьбу к напарнику мне пришлось отправиться самому, а в сердце моем поселилась легкая печаль и грусть от расставания с одной из самых замечательных женщин в моей жизни, моей «гордой римлянкой». Всю дорогу, добираясь до ресторана, где должна была состояться свадьба, и потом еще много-много раз за эти годы я вспоминал ее и думал о ней.
Осень 1980, зима и лето 1981 гг.
«Сердитый».
Немецкий шнапс 30 мл.
Сборная настойка 30 мл.
Перечная настойка 30 мл.
Огуречный рассол 30 мл.
Все, кроме рассола, смешать в стакане, выпить залпом, запить рассолом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.