23:50

Фрэнк открывает дверь, не постучав, держа ее туфли, как подарок. Черные каблучки постукивают друг о друга. Одежда на нем та же, что и на шоу, – узкие черные брюки, белая рубашка с застегивающимся на пуговицы воротничком и пиджак. Нет только федоры[8]. Свеча отбрасывает на все вокруг неровный, таинственный свет. Фрэнк приглаживает волосы ладонью и смотрит на нее сверху вниз. Пощипывает цветок стоящего в вазочке букета. Лепесток падает на пол, и он подталкивает его ногой к кровати.

Она лежит на покрывале. Одетая. Босая. Свет почти сгоревшей свечи падает ей на лицо. На полу валяются бутылки из-под шампанского; на столе выстроились пузырьки с таблетками, два из них открыты, пробок нет. Глядя на него, она говорит: «Фрэнк», – и с едва заметной улыбкой закрывает глаза.

Он присаживается на край кровати и ставит рядом с собой ее туфли. Его колени повернуты вовне. Берет ее за левую лодыжку, медленно поднимает ногу и кладет себе на колени. Надевает туфлю.

– Наконец-то я нашел мою принцессу. И что за фокус она выкинула в моей гардеробной?

Мэрилин молчит.

Фрэнк поправляет постель. Разглаживает морщинки от своих брюк. Вторая туфелька падает на пол. Он подкладывает подушку под шею, обнимает Мэрилин одной рукой.

– Думал, ты хотя бы выпьешь со мной после шоу. – Он устраивается поудобнее. – Неужели я был настолько нехорош?

– Ты был замечателен. Как всегда.

– Тогда в чем дело? Почему ты подвела меня?

Мэрилин хочет поговорить, но после нескольких слов мысли сбиваются, и она забывает, что собиралась сказать. Ее душит злость, но она плохо понимает, на что злится. Разве лишь на то, что не может не быть в мире, быть в котором не желает. Кое-как объясняет, что приехала отдохнуть на уик-энд, но то, чего здесь не должно было быть – и он клялся, что не будет, – оказалось здесь, и оно, когда никто не видел, поймало ее и тянет вниз.

– Я клялся? Когда никто не видел? Ты о чем, черт возьми, говоришь?

– Я не про твое шоу, Фрэнк. Твое шоу замечательное. Так бы смотрела и смотрела, без конца…

Он резко садится, выдергивает руку у нее из-под шеи, и подушка падает на пол.

– Не разыгрывай передо мной сумасшедшую.

Она улыбается. Сумасшедшая. В его произношении это слово звучит почти мило.

– Ты ведь даже не представляешь, что с тобой творится, да? – нервно цедит он сквозь зубы.

– Нет, – она качает головой. Потом кивает:

– Может быть, немного…

Он говорит, что ей нужно быстро привести себя в порядок, потому что, если она будет такой завтра, он отправит ее домой, и пусть она забирает с собой эту шавку, Пэт Лоуфорд. У него тут не приют для душевнобольных. Люди здесь отдыхают, расслабляются, получают удовольствие. Здесь не важно, кто ты такой. Здесь все – его друзья.

– К утру. Реши все к утру. Подумай, как вернуть ту Мэрилин, которую я знаю.

Он наклоняется и задувает свечу. Ей кажется, затемнение коснулось только ее лица. Он уходит, и все остается, как было, только теперь у нее одна туфелька на ноге, а другая лежит на полу, да еще букет выглядит чуть более увядшим, и свеча погасла.

– До утра, – говорит он за закрытой дверью.

– До утра, – шепчет она. Его шаги громыхают по ступенькам. Она поворачивается на бок и обнимает подушку, напевая тихонько: «Завтра, это завтра, это завтра, это завтра».

После ухода Фрэнка главная цель – уснуть. Взять себя в руки. Иногда желтый предупреждающий знак не подпускает ее слишком близко к краю. Иногда говорит, что ей нужно опасаться падающих камней. Вот почему врачи и медсестры дают ей пилюли. Чтобы помочь удержать от рокового шага. Они – предохранительный барьер, не дающий подойти к краю, защитный зонт от падающих камней. Вопрос безопасности. Разве не так, порой извиняющимся тоном, говорили медсестры в Норуолке, напичкав таблетками ее мать?

* Декадрон фосфат

* Хлоралгидрат

* Rx 80521

* Rx 80522

* Rx 13525

* Rx 13526

* Секонал

Никто так и не смог определить, какие медикаменты лучше всего ей подходят. Доктор Энглберг, когда она спросила его об этом, не стал даже задумываться. Сказал только, что она все равно не поймет.

– По-моему, вы пытаетесь меня контролировать, – говорит она, и он смеется:

– Вы каждый раз меня смешите.

– Нет, я серьезно…

– Нет, я серьезно, – обрывает он ее. – Вот получите медицинскую степень, тогда и сможем что-то обсуждать.

– А вот теперь уже вы меня смешите.

Так они обычно и разговаривают, а заканчивается тем, что она делает вид, будто соглашается с ним. Оба знают, что она держит дома и другие антидепрессанты, которые ей достают в Тихуане. Проблема в том, чтобы запомнить: что для чего и что как называется. С цветами у нее всегда путаница.

Она убирает за ухо прядь волос, проглатывает загадочную таблетку (Rx 13525) и запивает ее шампанским.

За то, чтобы привести себя в порядок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.