ГЛАВА 5 ДОЛОГ ПУТЬ У НАС С ТОБОЮ

ГЛАВА 5

ДОЛОГ ПУТЬ У НАС С ТОБОЮ

Выезд в Одессу в мае 1985 года, пожалуй, стал поворотным в моей фанатской карьере. Если до Одессы я имел репутацию правого фаната, который с какого-то перепуга начал фанатеть за СКА, то после Одессы товарищи стали считать меня отмороженным на всю черешню.

К тому времени я уже полностью переформатировался в фаната СКА, имел репутацию «единственного питерского коня», но продолжал переживать и за «Зенит». На СКА я имел всего один выезд, потому что, кроме меня, за армейцами никто ездить не хотел. И чтобы поучаствовать в выездном суппорте, мне ничего не оставалось делать, как ездить за «Зенитом».

Правда, мои зенитовские приятели опасались, как бы я не появился на их выездном матче в красно-синем прикиде: шарфе и свитере (который тогда назвали странным словом пусер).

- Мы с Сократесом договорились: если ты, Ара, приедешь в Одессу в «конской сбруе», мы силой отнимем ее у тебя, снимем, а отдадим только после того, как вернемся в Питер, - признался мне Вадик Смолин. А я, ничего не зная о заговоре друзей, приехал в знаменитый черноморский город в обычном, как бы сейчас сказали, кажуальном прикиде, а Смолин выдал мне в Одессе футболку с зенитовской стрелкой и с номером 13.

По дороге я вновь побывал Москве, на матче сборной СССР со сборной Швейцарии - шел отборочный цикл на чемпионат мира 1986 года. Наши выиграли 2:0, и я со спокойной душой отправился дальше. В Москве мы пересеклись с молодым фанатом «Зенита» Вадиком Богдановичем, который никогда не имел денег в кармане, за что и был прозван Копеечником. Не было денег у Вадика и на этот раз, но он очень хотел побывать в Одессе. А я купил билет в плацкартный вагон на поезд Москва-Одесса.

- Ара, может, впишешь меня?

- Если только в «гроб». Полезешь?

- Конечно! Конечно, полезу!

Мы отправились на Киевский вокзал. Копеечник под видом провожающего вошел со мной в вагон. Повезло, что у меня оказалась нижняя полка. Пока в вагоне не собрались пассажиры, Копеечник залез в ящик для багажа под моей полкой, я закрыл его, а чтобы он не задохнулся, между полкой и ящиком положил коробок спичек.

Проводница в суматохе забыла о провожающем, который куда-то исчез. Из Москвы мы отъехали часа в два дня, а Копеечник из «гроба» вылез под ночь, когда все уже ложились спать, чем смертельно напугал моих соседок -бабушек-хохлушек.

- Ой, хлопцы! Шо ж вы робите! Ох, напугали до смерти!

Но проводнице бабки не стали жаловаться, пожалели нас.

- Как же ты, хлопец, весь день в ящике-то пролежал и не задохнулся? Бедный! А зачем вы, хлопцы, в Одессу-то едете?

- На футбол.

- На футбол?! И как вас только родители-то отпустили? Или сбежали? Будьте в Одессе осторожней! А то, знаете, там шпаны всякой много.

В Одессе нас уже ждали Сократес, Смолин, Фюрер и другие ребята, которые приехали туда прямо из Питера.

- Поехали быстрей на море, на пляж! Там Чуня голой купается, - шутя торопил нас Сократес, здоровый кудрявый детина.

- Да, не голой она купается, а в трусах, просто трусы просвечивают, - поправил его Смолин. - У Чуни такая огромная пизда!

Сократес, Смолин, Копеечник - с этими парнями я подружился на почве фанатизма. Смолин был моим сокашником, тоже учился в морском училище, жил в Колпине. Еще в нашей компании был парень, который решил взять себе прозвище Дюрер, но он не учел, что большинство фанатов - парни простые, и не знают художника Дюрера, зато им хорошо известно слово «фюрер». Так они и звали этого парня - Фюрер.

Дюрера это очень обижало, и он то и дело корил нас:

- Что вы за жлобы! Я не Фюрер, а Дюрер!

- Да ладно тебе, Фюрер, - отвечали мы.

В 80-е годы Фюрер-Дюрер был очень близок к хиппи, писал стихи, переделывал известные песни под зенитовские гимны, которые, правда, никто и не думал распевать на трибуне. А в 90-е годы Фюрер-Дюрер стал ярым антисемитом, монархистом, участвовал в деятельности ультраправых организаций, был идеологом питерской «Черной сотни». Я несколько раз видел, как он на Невском проспекте, у Гостиного двора читает псалмы перед кучкой последователей. То есть Дюрер превратился-таки в Фюрера, пусть в маленького.

Сократес тоже иногда позволял себе снобистские выходки. Он родился в семье высокопоставленного офицера и учился в ЛИАПе, институте авиаприборостроения. Иногда, как бы шутя, поддевал нас: «В отличие от вас, пэтэушников, я буду иметь высшее образование». С высшим образованием у него получалось не очень, и он не вылезал из академок, правда, в армию так и не попал.

До матча основного состава оставалось два дня. Однако найти себе временное жилье в Одессе и в те времена, еще до появления кооперативов, было легче легкого. Мы обратились в бюро по размещению на временный ночлег, где меня, Смолина и Сократеса, свели с квартирной хозяйкой, довольно миловидной женщиной лет сорока, которая за умеренные деньги сдавала койко-места в районе легендарной Молдаванки.

Квартира располагалась на первом этаже в старом доме, нас встретила дочь хозяйки. То, что было впереди этой блондинки, иначе как сисярами не назвать. Огромная грудь была почти не прикрыта, точнее - она просто вываливалась из сарафана. Такой размер!

- Хлопцы, если хотите помыться, ванна там, в конце коридора, - сказала сисястая.

Я поспешил принять душ. Ванна была старорежимная, медная. Я разделся. Мое внимание привлек шум с улицы: какие-то детские крики, женские голоса. «Почему здесь, в ванной, так слышно, что происходит во дворе?» - удивился я. Обернулся и увидел, что в стене - огромная дыра, как будто от снаряда. Меня это не столько смутило, сколько озадачило: «Как они здесь моются? На глазах всего двора?» Защелки на двери ванной не было, вошла грудастая.

- Я полотенце принесла.

- Спасибо, у меня есть свое. А вот что делать с дырой?

- Ой, обычно мы полотенцем ее занавешиваем. Да ладно, мойтесь так.

Я быстро помылся, и не стал предупреждать Сократеса о дыре, когда он отправился совершать гигиенические процедуры. Кстати, дочь хозяйки с полотенцами навестила и его, а затем и Смолина.

Вечером мы гуляли по Одессе, осматривали достопримечательности, заходили в погребки, где в розлив продавали неплохое сухое белое вино.

Матч дублеров проходил в Ильичевске, что в нескольких десятках километрах от Одессы. Местные гопы, которые от нечего делать заявились на разбитый стадион, были возмущены нашим появлением.

- Вы чего сюда припиздохали? Сейчас мы вам всем пропишем пиздюлей! - кричали они в наш адрес.

Матч охраняли всего два мента, и они явно не ожидали оказаться в гуще разборки заезжих ультрас с местными гопниками. А мы делали вид, что не обращаем на гопов никакого внимания: шизовали, поддерживая питерский дубль. Мы любили посещать матчи дублирующих составов, потому что на них можно было делать все, что хочешь, - не то, что на больших стадионах, где за каждым движением фанатов пристально следили менты. Минут за тридцать до конца матча гопники со стадиона ушли. Понятно, что они отправились за подмогой, чтобы нас как следует проводить. Минут за пять до конца игры на стадион прибежал запыхавшийся молодой милиционер.

- Ребята, питерские, там вас на выходе человек тридцать с кольями ждут, а нас тут три милиционера. Если драка начнется, мы ничего сделать не сможем. Мы попросили подкрепления, но когда оно прибудет - неизвестно.

Матч закончился победой нашей команды, но мы вряд ли могли выйти победителями из драки с тридцатью гопниками, вооруженными кольями. Нас было человек пятнадцать, а бойцов и того меньше. И мы, чтобы избежать стычки, решили попросить тренера дубля, господина Л о-хова, взять нас в автобус. Пошел договариваться Фюрер, но вскоре вернулся с кислой миной.

- Говорит, в автобусе места нет, их на Львовском сюда привезли, а не на «Икарусе». Чего будем делать?

- Драться, а что еще? - сказал я.

- Нас же уроют! Может, уйдем огородами?

- Будем драться древками от флагов, - предложил я, и меня поддержали Сократес и Смолин.

Мы вооружились древками, взяли в кольцо девиц и пошли на выход.

- О, питерские, бля, идут! - раздалось из толпы гопников. Их было много, они с вызовом смотрели на нас, лузгая семечки.

И тут произошло то, чего не ожидали ни мы, ни гопники - с визгом подскочили два или три милицейских бобика, а потом подъехал милицейский пазик.

Заметно было, что менты на взводе.

- Эй, вы, чего здесь собрались? Дискотеки сегодня не будет, так что, хлопцы, расходитесь по домам! - кричал один из них, полный мужик лет сорока. - О, Симоненко, и ты здесь! А чего отмечаться в отделение не приходишь? А?! Я тебя спрашиваю! Инспектор тебя ждет, а ты не приходишь. Нехорошо, Симоненко, нехорошо.

- Да я… - начал было Симоненко.

- Да шо ты, шо ты?! - мент не дал Симоненко опомниться. - Ты хочешь опять в колонию, но не забывай, что на «малолетке» сидеть тебе недолго. Тебе скоро восемнадцать, взрослая зона по тебе плачет, Симоненко. Ох, плачет!

Симоненко умолк, а мент продолжал:

- А вы откуда, такие красивые?

- Из Ленинграда

- Из Ленинграда? А чего вас сюда занесло?

- На футбол приехали.

- Вам чего, делать нечего? Ладно, полезайте в автобус, отвезем вас до Одессы.

При входе в пазик у нас проверили документы и действительно довезли до Одессы.

Мы решили отметить наше чудесное спасение в каком-то очередном погребке, и то, как мы добрались до квартиры с проломом в стене, я не помню. Помню, что на Дерибасовской улице заряжали: «Во всем Союзе знаменит ленинградский наш "Зенит"!» А я еще кричал, что команды лучше СКА пока еще не появилось. Рядом с нами крутились какие-то сомнительные личности, но как мы от них избавились, тоже не помню.

И вот наступил день матча основных составов. Все утро мы приводили себя в порядок с помощью сухого вина, ну и привели. Словом, мой уровень восприятия опасности был сильно понижен. Так или иначе, на матч я шел в зенитовской футболке с номером тринадцать, готовый в любой момент дать отпор любой агрессии. Но агрессии не случилось, и я благополучно дошел до трибуны.

Нас, питерцев, собралось человек сорок, мы купили билеты за ворота. Сам матч был очень невыразительным. «Зенит» после чемпионства играл плохо, а местный «Черноморец» никогда не отличался красивой игрой. Зато мы поддерживали «Зенит» так, как будто на кону был Кубок чемпионов. Из старой основы никто не приехал, и я, благо выпил немало, решил взять на себя руководство движухой. На поле я почти не смотрел, так - иногда оглядывался. Я заряжал, дирижировал ребятами во время распевок и т. д.

Кто-то из одесситов, какой-то мужик, крикнул:

- Блокадники, заткнитесь! - и бросил в нас бутербродом.

Мужицкое хамство вывело меня из себя. Перескакивая через ряды, я побежал туда, где сидел хам, по дороге меня пытался завалить другой мужик, но я двинул ему локтем в жало, и полез дальше. Краем уха я услышал: «Так -взять тринадцатого!» На меня навалились два или три мента. Я вцепился в сиденье, еще один мент бил меня ногой то по одной, то по другой кисти - не в силах терпеть боль, я разжал пальцы. Мент сверху пытался обхватить меня за шею, но я все же занимался дзюдо и помнил, как уходить от захватов. Я скрестил руки, схватил себя за ворот футболки, прижал подбородок к кистям и наклонился. Тот мент, что бил меня по кистям, ударил меня ногой в лоб, но лобовая кость - самая крепкая, было больно, но терпимо. В итоге менты меня просто подняли и понесли, держа за ноги и туловище, им удалось распрямить меня. В меня с трибун летели огрызки, мороженое, плевки, перепадало и ментам, что их, конечно, злило. Менты донесли меня до бобика и, затаскивая туда, специально больно ударили головой о железный косяк.

В бобике уже сидел наш парень, не помню его прозвище. Нас увезли в отделение милиции при стадионе. За решеткой, в аквариуме, сидели пьяные гопки, похожие на зомби из фильмов ужасов. Работал телевизор - показывали футбол, но не тот матч, с которого меня унесли. Гопари мрачно оглядели нас. И моя зенитовская футболка вызвала у них приступ ярости, они начали обзывать нас, из их рта вылетали слюни, они, словно зомби в фильмах в стиле хоррор, тянули к нам руки из-за решетки.

Мент, что принял нас, выглядел усталым, но находил в себе силы шутить.

- О, эти парни давно ждали вашей компании, ребята! - сказал он и криво ухмыльнулся. И уже серьезно: - Документы.

И тут я вспомнил, что отдал паспорт Сократесу, чтобы не мять важный документ в заднем кармане джинсов: Сократес надел куртку с нагрудными карманами, в один из них он и положил мой паспорт.

Мент тем временем вынимал из сумки парня, привезенного со мной, зенитовские знамена.

- О, шелк! Отдам жене, пусть она себе платье сошьет.

- Шелк-то - искусственный, - я поддержал его шутливый тон.

- Верно… Так документы-то давай.

- Мой паспорт остался у моего товарища.

- Вот как. Значит, будем оформлять тебя в спецприемник.

Мент достал какие-то бланки, начал в них что-то писать. В телевизоре кончился футбол. Мент посмотрел на часы, посмотрел на нас и сказал:

- А чего мне с вами возиться? Футбол закончился, а вы одеты так, что можете рассчитывать на радушие одесситов. Забирайте свои знамена и идите. Пошли, пошли…

Он буквально вытолкал нас взашей. С матча возвращалась полупьяная куча народа, а на мне была только зенитовская футболка, на товарище - сине-бело-голубой трикотажный свитер (пусер). Не прошло и трех минут, как мы оказались в гуще враждебной толпы. Одесситы бросали на нас хмурые взгляды.

Я осмелился спросить:

- Какой счет?

- Ноль-ноль, - ответил кто-то.

- Да, чемпионы страны могли бы и выиграть у «Черноморца»…

Товарищ ткнул меня слегка кулаком в спину, мол, заткнись, а то огребем. Но я закусил удила, стрельнул закурить.

В городе во все винные магазины выстроились очереди. У меня не было ни денег, ни документов, и мы с товарищем крутились на одной из центральных улиц Одессы, пока не встретили Смолина, Сократеса и Копеечника.

- Ну тебе повезло! - Сократес, глядя на меня, давился от смеха. - Нас минут через пятнадцать после того, как тебя унесли, всех вывели со стадиона, погрузили в автобус и отвезли в какой-то ДК. Значит, туда мент, подполковник, прибегает и кричит: «Где номер тринадцать?!» Ему отвечают: «Его отвезли в отделение, первым забрали». «Зачем! Его надо было на пятнадцать суток посадить!» Но это еще не все. Начали нас обыскивать, нашли у меня твой паспорт, положили его вместе со всеми паспортами на стол и переписали данные. Потом, перед тем как выпустить, стали выкрикивать фамилии и отдавать паспорта. Кричат: «Жваня!» Мы все еле сдерживаемся. Мент посмотрел на нас и опять: «Чего вы лыбитесь? Где Жваня?!» Я сказал, что у меня твой паспорт оказался случайно, словом, сказал, как было: что ты дал мне его, чтобы не помять в джинсах. Мент отдал. Мол, уматывайтесь поскорей. На, забери свой паспорт!

Я взял документ и положил в задний карман, пусть лучше будет мятым, но при мне.

- Может, купим вина? - спросил Сократес.

Я поддержал его предложение. Взял деньги и пошел в магазин, где в винный отдел очередь только выросла. Я полез без очереди. Мужики недовольно загудели.

- Не борзей! - закричал один.

- Мы на поезд опаздываем, уезжаем из вашей Одессы!

Я все же влез без очереди и купил три бутылки белого сухого вина, которое мы тут же на лавочке и распили. Пошли на вокзал, чтобы проводить товарищей, которые уезжали в Ленинград на вечернем поезде.

Меня встретили как героя. Два раза подряд я побывал в экстремальных ситуациях, и оба раза не сплоховал. В Ильичевске показал, что не боюсь гопников, а на матче основных составов не дрогнул в стычке с ментами. Девушки-фанатки бросали на меня благосклонные взгляды. В то время, чтобы завоевать авторитет в фанатской среде, не обязательно было драться со всем, что движется, достаточно было показать, что не боишься, не дрогнуть. И я в Одессе показал это. Может быть, это произошло благодаря воздействию белого сухого вина, но, так или иначе, я показал, что не трус, и все это видели.

Я, Смолин и Сократес уезжали из Одессы на следующий день, с нами остался Копеечник.

Рядом с вокзалом за нами увязался полненький мужик небольшого роста, с усиками.

- Я - Саша Маленький. Меня вся блатная Одесса знает, все воры в законе, - он говорил с карикатурным одесским акцентом. - Я вам покажу наш город.

Мы бродили по ночной Одессе, купили у таксиста вина, по дороге побили какого-то мужика, который сказал что-то оскорбительное в адрес одного из нас. А когда Саша Маленький нас достал, мы оторвались от него и пошли ночевать на наши койко-места.

Дверь открыла дочь хозяйки в коротеньком халате, огромная грудь была почти голой.

- Ну что, мальчики, по нулям…

- Ноль, - Сократес схватил дочь хозяйки за одно теплое полушарие, - ноль, - Сократес взял за другое.

- Ой, мальчики, да вы проказники, - обладательница бюста засмеялась, а потом, перейдя на шепот, заявила: - И вы это… помойтесь, а то вспотели…

Вспотели! Я был грязным, как бродячая собака! Принял душ и лег в постель. Мы надеялись, что нас навестит дочь хозяйки, но нас хватило ненадолго - мы все вырубились.

Обратный путь в Петербург казался очень долгим. Деньги закончились, и купить перекусить было не на что. Терпение кончилось в Новосокольниках. В буфете за прилавком стояла толстая продавщица в белом чепце. Как только объявили об отправлении нашего поезда, мы ворвались в буфет и начали стаскивать с прилавка снедь, которая только попадалась под руки. Буфетчица кричала, но мы сделали все так быстро, что менты не успели среагировать. В поезд мы запрыгнули, когда он уже тронулся. И наелись потом до отвала жареной курицей, бутербродами с колбасой и прочим.

Кстати, буфетчица нас запомнила. Месяца через три мы возвращались из Киева, и вновь вышли в Новосокольниках, заглянули в буфет в надежде купить пива (те годы оно было в дефиците), за прилавком стояла все та же толстуха в белом чепце. Увидев парней в сине-бело-голубых шарфах, в футболках с логотипом «Зенита», бабища заорала: «А!!!! "Зенит"! Не-е-ет!!!» И накрыла прилавок увесистой грудью, обхватив его руками. А мы и не думали ничего воровать, просто пива купить хотели. Посетители ничего не поняли, а один мужичонка от неожиданности пролил себе на брюки бочковой кофе с молоком.

В Одессе я выступил неплохо, и нужно было закрепить репутацию, прочно войти в список правых фанатов. Летом 1985 года по окончании морского училища я работал матросом на скоростных судах «Метеор», график был довольно тяжелый: сутки через сутки. С таким графиком не то что на выезд не рванешь, на домашний матч не всегда сходишь. Мое дежурство выпадало на день, когда «Зенит» должен был дома играть с «Динамо». Я пытался отпроситься, договорился со сменщиком, но капитан был непреклонен: нет, и все тут!

«Да и хрен с тобой!» - решил я и просто забил болт на речное пароходство и суда «Метеор». А что мне было терять? Все равно через несколько месяцев в армию. После «домашки» я отправился в выездное турне.

С тем самым парнем, с которым я оказался в одном бобике в Одессе, я забыл его прозвище, а звали его, то ли Игорь, то ли Сергей, пусть будет Сергеем, я поехал в Вильнюс. Помню, что мы добивались одной и той же девушки, Юли, но я потом по своей воле снялся с этого соревнования, ибо до армии оставались считанные месяцы, и я хотел уйти туда с чистым сердцем. А вот Сергей, как я потом узнал, встрял. Юля стала-таки его девушкой, но как только он оказался в Вооруженных силах, изменила ему. Когда до Сереги дошла эта информация, он едва не сбежал из части. Зато я отдавал долг Родине со спокойной душой.

Выезд в Вильнюс, напомню, считался экстремальным. Это был мой второй Вильнюс. Приехали мы за день до игры, чтобы сходить на матч дублеров, который проходил на каком-то лесном стадионе где-то в окрестностях столицы Литвы. Мы были вдвоем, и если бы нас не забрала в автобус команда, сами мы до Вильнюса не доехали бы, это точно. Со стадиона вела одна дорога через лес, в котором с палками и камнями в руках нас ждали здоровенные литовские парни - мы их видели из окна автобуса.

Поздно вечером познакомились с литовцами, далекими от футбола, обычными гопниками. Купили спиртное и пошли на чердак, на котором, как сообщили литовцы, жила их подруга. Это был неплохой вариант, учитывая, что ночевать нам с Серегой было негде. Так почему бы не провести ночь на чердаке, обжитом литовской девушкой?

Литовка оказалась весьма симпатичной и чистенькой, несмотря на жизнь без удобств. Она почти не говорила по-русски.

- Она убежала из дома и живет теперь здесь, - пояснил один из ее приятелей. - Она дает.

Ночью мы вышли прогуляться, и один из литовцев зачем-то разбил прожектор у Дома правительства. Нас забрали в милицию, литовцев посадили в камеры, а с нами стали разбираться. Мы сумели убедить ментов, что не имеем к этим ребятам никакого отношения, и не разбивали прожектор. Менты и сами это понимали, видя, что мы фанаты, которые приехали на футбол, и отпустили нас. Мы пошли на вокзал, где и дождались утра, когда из Питера приехала основная фанатская бригада. В бригаде я с удивлением обнаружил известного фаната ЦСКА по кличке Марина. Сейчас бы такое погоняло заставило усомниться в гетеросексуальной ориентации парня, но тогда Марина проблем не знал, Мариной его прозвали просто потому, что его фамилия была - Мареничев. В Москве он совершил какое-то серьезное правонарушение, «обул» какого-то «мясника», и ему шили грабеж, и Марина скрывался в Ленинграде. Дело приняло действительно серьезный оборот, если папа Марины, генерал КГБ, не смог отмазать любимого сына. Это сейчас дети высокопоставленных родителей сбивают на машинах старушек насмерть, и ничего. При совке с этим было построже.

В Вильнюс приехала почти вся зенитовская основа. Матч закончился со счетом ноль-ноль. В ходе игры ничего интересного не произошло. Зато после… Нас оцепила милиция и под конвоем довела до вокзала. Вдруг крик: «Наших бьют! В пригородных кассах!» Я и еще человек пятнадцать-двадцать прорываем милицейское оцепление, разделяемся, одна половина вбегает в кассы с одного входа, вторая половина - с другого. Враг в ловушке… Я бежал в первых рядах, но толком так и не успел подраться. Когда я ворвался в пригородные кассы, литовцы уже валялись на кафельном полу. Нас опередили наши товарищи, которые забежали с другого входа. Передо мной на карачках стоял болельщик «Жальгириса», на кафель капала кровь, рядом валялась кепка в стиле «армия Вермахта», и я со всей злости ударил парня по голове ногой, как вратарь по мячу, когда вводит его в игру. Литовец, мотнув головой, упал на спину. Сейчас мне стыдно за этот удар… Я оправдываю себя тем, что они напали на нас, а не мы на них. Пассажиры в ужасе кричали: «Милиция!!!» Милицейские свистки. Мы подобрали избитого, слегка порезанного нашего парня и убежали, пролезли под перронами на дальние пути и спрятались за товарняками.

Однако менты нас обнаружили. Но дело приняло неожиданный оборот. Менты, видимо, решили просто поскорее избавиться от нашей банды: привели на перрон, где уже стоял поезд на Ленинград, и стали нас заталкивать в него.

- А билеты, билеты пусть покажут! - кричал проводник.

- Какие билеты! Пусть уматывают отсюда.

Когда очередь дошла до меня, я заявил, что в Ленинград не поеду, потому что мне нужно в Минск, где «Зенит» будет играть очередной выездной матч. То же самое сказали еще человек двадцать. Менты посовещались и отвели нас на перрон, откуда отходил поезд в Минск, а когда поезд подали, они попросили проводников поскорей посадить беспокойных пассажиров в общий вагон.

С белорусскими проводниками мы быстро нашли общий язык. Они нас угостили самогоном, и все закончилось настоящим дебошем. Из окон полупустого вагона ребята вывесили флаги, и на каждом полустанке прославляли «Зенит». С нами в Минск ехала молодая фанатка по кличке Падшая женщина, хрупкая девица с порочным выражением лица. Бухая самогон, мы не заметили, что она куда-то исчезла. Пошли искать. Нашли в последнем отсеке. Она лежала на нижней полке животом вверх, полностью голая, грудь маленькая, кожа белая, почти прозрачная, как облатка для причастия, а лобок показался мне слишком выпуклым, огромным островом, его покрывала густая растительность. На одной груди Падшей женщины зубной пастой кто-то написал - «Зенитас - чемпионас!», а на другой - «Жальгирис - парашас!».

- Парни, кто это сделал? - спросил Марина.

Все молчали. Да и кто мог это сделать, если все время мы проводили вместе, распивая белорусский самогон?

В итоге мы пришли к заключению, что Падшая женщина сама разделась и разрисовала свою грудь, ну и вырубилась. В конце концов, на то она и Падшая женщина, чтобы совершать такие поступки. Шмотки Падшей женщины куда-то пропали. Это, конечно, круто - отправиться на выезд с голой бабой, но - стремно. Весть о том, что в последнем отсеке общего вагона спит обнаженная девица, облетела пассажиров всего поезда.

В вагон завалилась группа пьяных дембелей.

- Чуваки, эта ваша подруга там спит?

- Наша.

- Что, она общая? Кто ее парень-то?

- А чего вы хотите?

- Ну мы это… из армии домой возвращаемся, может, познакомите нас с вашей девушкой.

- Чего, парни, ебаться хотите? Так бы и сказали. А что мы получим взамен? - Марина взял на себя переговоры с дембелями.

- У нас вот десять рублей и бутылка водки «Русская»…

- Подходит. Забирайте девушку - через два часа вернете живой и здоровой.

- А одежда-то где ее?

Марина пожал плечами.

- Ну вы, чуваки, бля, даете!

Тем временем Падшая женщина пришла в себя, и, похоже, ничуть, не удивилась тому, что она спала, выставляя напоказ свое естество.

- Тебя ребята в гости приглашают, - сказал ей Марина. Падшая женщина кивнула, дембеля накинули ей на плечи френч, и ушли с девушкой, которой кто-то из нас успел дать кеды.

Через полчаса тот самый дембель, что договаривался с Мариной, ворвался в наш вагон, крича: «Она ебанутая, эта девица ваша!»

- Что случилось? - спросил Марина.

- Она кусается, дерется… Возвращайте деньги и водку!

- Когда вы ее уводили, она кусалась? Нет! Так какие претензии?! Тем более мы уже все выпили и потратили.

Поезд остановился на какой-то станции, и в наш вагон вернулась Падшая женщина в солдатской рубахе большого размера, она пробежала по платформе. Девица довольно улыбалась.

- Как я их развела, а? У вас есть что-нибудь выпить? Ну, налейте, парни, а то я замерзла.

Мы ей налили водки, кто-то из парней дал ей тренировочные, в которых она потом и разгуливала по белорусской столице.

В Минск прибыли рано утром, еще до рассвета, накрапывал дождь. Чтобы укрыться от непогоды, мы залезли в купейные вагоны, отогнанные в ночной отстой. Я расположился в одном купе с Мариной. Где-то за стенкой попискивала Падшая женщина, то ли ее кто-то трахал, то ли она чихала. А Марина посвящал меня в историю армейского фанатизма:

- Есть нормальные команды, тот же «Зенит» - в принципе команда нормальная, а есть - «мясо». Одного только не пойму, зачем фанаты «Зенита» дружат с «мясниками»? «Мясники» - это же ублюдки, Ара! Они не держат слова. Как-то мы с ними договорились биться десять человек на десять человек. Мы сдержали слово, а их приперлось человек двадцать, да еще и с арматурой. Кто они после этого? И ты знаешь, «Спартак» никогда бы ничего не завоевал, если бы за него не болели люди из Политбюро.

Затем Марина начал читать антиспартаковские стихи:

И говорил Олег Романцев,

Что родом он из мексиканцев.

Какой ты, на хуй, мексиканец!

Ведь ты ж «спартаковский» засранец!

- Классные стихи! Только я не понял, при чем тут мексиканцы? Ведь Романцев не похож совсем на мексиканца…

- Да это так… для рифмы… Играть-то он все равно никогда не умел. Или вот еще послушай:

Мясник, ты снова рвешься ввысь.

Смотри, мясник, не наебнись,

Ведь в 78-м году

Ты вылетал уже в пизду.

- Здорово, Марина! Просто здорово!

- А как тебе это: «По воротам бил Хапсалис - на трибунах все уссались».

- Просто супер, Марина! Хапсалис - тот еще мазила. А на хоккее вы чего-нибудь распеваете? Как поддерживаете игроков?

- Да те же шизовки, что и на футболе, кричим. Но есть одна специальная песня:

И снова армейцы выходят на лед.

Огромный город победы их ждет.

Дроздецкий Коля свой гол забьет,

И наши армейцы выйдут вперед!

Песню надо было петь на мотив советского шлягера «Наш мир непрост». «Классно переделали!» - подумал я и решил, что для СКА эта песня тоже подходит, достаточно лишь поменять Колю Дроздецкого на Колю Маслова. Мне удалось привить традицию петь эту песню на матчах СКА, а когда в Ленинград вернулся доигрывать мега-звезда советского хоккея Николай Дроздецкий, то можно уже было ничего и не переделывать.

Из-за стенки перестали доноситься писки Падшей женщины. Я и Марина постепенно проваливались в сон. Проснулись мы от криков в коридоре вагона: «Стоять! Всем на пол! На пол все легли! Куда, сука?!» Спросонья я не сразу разобрался, что стряслось, отворил дверь купе и тут же упал от сильного удара в грудь. Падая, ударился головой о столик и потерял сознание. Очнулся я от того, что меня кто-то бил по щекам, этим кто-то оказался мент.

- Давай вставай, вставай, быстро!

Я поднялся. Марины рядом не было, как потом я узнал, он сумел быстро открыть окно, выпрыгнуть и убежать. Ведь если бы его взяли менты, то на свободе он бы оказался не скоро - за грабеж в совке давали большие сроки.

Марина потом объявился в Ленинграде. Не знаю, каким образом, но он потерял штаны и ходил в хлопчатобумажных тренировочных с пузырями на коленках. Он спросил, нет ли у меня штанов, которые я мог бы ему подарить. У меня были штаны, мне они достались от моего родственника, московского модника, но я в них ходить не решался, это были серые брюки в клетку, а гульфик не закрывался клапаном. Но Марине они понравились.

- На тебе взамен, - сказал он, и снял с себя джинсовую куртку. А джинсовая куртка по тем временам была большой ценностью. В ней я проходил аж до второго курса института.

Что до той облавы в Минске, то нас вычислили работники железной дороги и сообщили ментам. Правда, все обошлось. Менты проверили наши документы и всех отпустили.

- В вагоны только больше не залезайте, сидите в зале ожидания, - сказал, выдворяя нас, добродушный пожилой мент.

Естественно, небольшие проблемы возникли у Падшей женщины: документы она потеряла вместе с вещами. Падшая женщина провела в пикете на час больше, чем мы.

- Парни, дайте закурить, а то я устала, - только и сказала она, когда села рядом с нами. Ее и без того грязные тренировочные были заляпаны пятнами слизи.

В моем послужном списке есть уникальный выезд - Таллин, куда в октябре 1985 года были перенесены два домашних (!) матча СКА. Ни до, ни после этого в Таллине матчи хоккейного чемпионата Союза не проходили. В Эстонию я поехал вдвоем с приятелем, далеким от околоспортивных дел. Он просто поехал со мной за компанию - развеяться перед службой в армии. Мы три дня провели в Таллине, от нечего делать обошли все музеи. На ночлег нас приютила команда, защитник Игорь Евдокимов отдал мне свой матрац, и я спал на полу в его номере.

Первый матч был с московскими «Крыльями Советов». Из Москвы приехал основной фанат «Крыльев» по кличке Профессор, его сопровождали две девицы - просто секси. Не знаю почему, но за «Крылья» фанатело много красивых девиц. Может, их привлекало название команды, где присутствует романтичное слово «крылья»? Не знаю, но факт остается фактом. Профессор в фанатской среде пользовался репутацией интеллигента - носил очки, хорошо разбирался в истории хоккея, очень уважительно относился к соперникам любимой команды. Мы с Профессором были хоро-

шими приятелями, он писал мне письма в армию, потом наши пути разошлись, а недавно мы вновь увиделись, когда он приезжал в Питер на матч «Крылышек» со СКА. Он почти не изменился. Постарел, конечно. Но покажите мне человека, который помолодел за двадцать с лишним лет жизни.

В Таллине я сумел подключить к поддержке СКА целый взвод курсантов военного училища.

- Ребята, вы же будущие офицеры, а СКА - армейская команда. Так что вы просто обязаны подержать ее, а не «Крылья». Я буду заводить «А-р-р-р…», а вы подхватывайте: «…мей-цы с Невы!» Поняли, да?

Курсанты кивали бритыми головами в знак согласия. В итоге они вошли в такой раж, что почти все охрипли. В общем, я сумел организовать отличный суппорт. Профессор и его секси-девицы напрягали все силы, крича «Кр-р-ы-лья Со-ве-тов», но их почти никто не слышал. Мы их перекричали, что и признал Профессор двадцать один год спустя.

Описывать все мои выезды нет особого смысла. Все они похожи друг на друга. И все они связаны с нарушениями закона: безбилетным проездом, драками, мелким воровством. Особым шиком считалось уехать на выезд без гроша в кармане, без билета, спонтанно, просто взять и рвануть в другой город на какой-нибудь матч, неважно какой, даже без участия твоей команды - это вообще: высший пилотаж. Я, правда, предпочитал покупать билеты. Но и мне пришлось «вписываться» безбилетником в поезда по дороге из Киева, Воронежа, Минска. И в этом тоже был свой кайф - проехать из конца в конец огромной страны, преодолеть тысячи километров без билета, на третьей полке.

Вильнюс, Рига, Таллин, Киев, Минск, Одесса, Тбилиси, Кутаиси, Горький, Калинин, Москва - в этих городах (и не один раз) я побывал исключительно благодаря тому, что приобщился к движению ультрас. И еще: разъезжая с фанатами по стране, я научился выживать. Этот навык пригодился мне в армии.

Сейчас я понимаю, что рисковал в один прекрасный момент оказаться в канаве с проломленным черепом или за решеткой, да и тогда я это понимал. Но я не жалею. Не жалею, что прошел через все это, общался с ребятами, которые намеренно вели себя, как последние отбросы общества. Без выездов нет фанатизма. Выезды - это путь в настоящий фанатизм. И я прошел этот путь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.