Слуги дьявола (1536)
Слуги дьявола (1536)
В 1536 году Иоахим Камерарий находился в Тюбингене, куда его пригласили для участия в реорганизации университета. Однако его мысли были заняты совсем другим. Как нам уже известно, Камерарий определённо предсказал успех отправившейся в Новый Свет экспедиции Филиппа фон Гуттена. Возможно, одной из причин было наличие конкурента. В письме Даниелю Штибару Камерарий оправдывался, говоря о других астрологах и о том, что попытки ему помешать заранее обречены на провал: «Не думай, что следует относиться к предсказаниям астрологов или гаруспиков с большей верой, нежели к словам человека, мудрость которого не происходит из чего-то сверхъестественного, но основана на интуиции и способности предвидения»{383}.
В другом письме, адресованном Штибару, Камерарий прямо указывает на своего противника:
«Я пережил печальнейшую ночь 4 августа, когда Луна находилась в противостоянии Марсу в созвездии Рыб. Ибо твой Фауст причина того, что мне хочется с тобой об этом порассуждать. О, если бы он лучше научил тебя чему-нибудь из этого искусства, а не надул ветром суетнейшего суеверия или какими-то чарами держал тебя в ожидании. Но что же, в конце концов, он говорит? Что еще? Я знаю, что ты обо всем тщательно осведомился. Побеждает ли Цезарь? Так оно и должно быть…»{384}
Итак, Камерарий кое-что слышал о Фаусте. Письмо Филиппа фон Гуттена брату Морицу доказывает, что он консультировался с Фаустом относительно экспедиции, и Камерарий явно не испытывал радости по поводу вмешательства конкурента. Выражение «твой Фауст» (лат. tuus) подразумевает некие достаточно близкие отношения, существовавшие между Фаустом и Штибаром. Куда более обычным обвинением выглядело упоминание о «чарах». Что-то похожее говорил князь-епископ Франц фон Вальдек в 1534 году, в письме городскому совету Варендорфа об анабаптистах{385}.
Отрицая значимость предсказания Фауста, названного «суетнейшим суеверием», Камерарий пытается защититься и представить в выгодном свете свои способности, среди которых он числит «интуицию и предвидение». Познания Камерария в астрологии подкреплялись античными искусствами: sortes Homericae и sortes Virgilinae – гаданием по способу библиомантии, основанным на использовании работ Гомера и Вергилия. Прорицатель открывает подходящий текст, например «Илиаду», на случайной странице и толкует абзац, попавшийся ему на глаза, в контексте заданного ему вопроса. Отвечая на вопрос из письма Штибару о возможных победах Цезаря, Камерарий написал, что здесь лучше всего процитировать Гомера: «Честь скиптроносца от Зевса, и любит его промыслитель»{386}. Он напомнил Штибару о своём предсказании Карлу V, сделанном много лет назад, когда император был ещё ребёнком. Теперь Камерарий цитирует «Энеиду» Вергилия: «Перед приходом его уж ныне и Каспия царства, по прорицанью богов, страшатся, Меотии область, и семиструйного смутны устья дрожащие Нила»{387}.
Озабоченность Камерария по поводу будущих деяний императора разделяли многие. Старые враги уже развернули знамёна войны, и у границ империи вновь засверкала обнажённая сталь. Осенью 1534 года Карл V, готовившийся к началу военной кампании в Северной Африке, направил посланников для налаживания мирных переговоров с Францией. Но Франциск I вовсе не стремился к миру. Его эмиссар де ла Форе, пытавшийся найти средства и союзников для войны против империи, вместе с корсаром Барбароссой (ок. 1478–1546) побывал сначала в Алжире, а затем при дворе самого султана. Барбаросса, до того разбойничавший на побережье Италии, с успехом отбил Тунис у союзника испанцев султана Мулай Хасана, тем доказав свою способность доставить империи значительные неприятности. Когда весной 1535 года Франциск I встретился с очередным посланником Карла, выяснилось, что король Франции не только намерен сотрудничать, но и вступил в сговор с несколькими германскими князями. Тем временем Венеция упрашивала Сулеймана прервать военную кампанию в Месопотамии и выступить против Карла V в Средиземном море.
30 мая 1535 года Карл V покинул порт Барселоны и двинулся навстречу флотилиям Андреа Дориа (Генуя), рыцарей ордена иоаннитов (Мальта), Португалии, Сицилии и Италии, чтобы возглавить поход объединённых сил, насчитывавших более 400 кораблей, на Тунис. Хотя к августу Карл овладел городом, заставив Барбароссу вернуться в алжирское логово, эта новость могла не дойти до Камерария. Одержав победу, Карл со своей армией направился в Италию, чтобы перезимовать в Неаполе. В 1536 году император встретил Пасху в Риме.
В те времена Италию не раз охватывала паническая боязнь ведьм. По версии Реджинальда Скотта, такие события происходили в местечке Кассалис в Салассии (возможно, современная Казали близ Флоренции). Сразу несколько ведьм обвинили в том, что они распространяли чуму в этом районе. В период опустошительных эпидемий чумы, возникавших вплоть до XVII века, похожие случаи имели место в Генуе и Милане. В XIV веке во Франции и других странах в таких же преступлениях обвиняли прокажённых, которых истребляли под корень. В подстрекательстве к ведовству обвиняли евреев, за действиями которых многие аналитики усматривали мусульманский заговор. Мало что изменилось с тех пор. В 1536 году курфюрст Саксонии Иоганн Фридрих I по совету Лютера изгнал евреев из своих владений. Несчастья, наличие меньшинств и неведение создавали эффект смеси серы, селитры и древесного угля. Социологически распространение паники часто бывает связано с более масштабными кризисными явлениями.
В Риме Карл V уведомил римского папу Павла III о том, что Франциск I продолжает отвергать его предложения о мире. По мнению императора, дело шло к финальной схватке, которая положит конец турецкой экспансии в Европе. В феврале 1536 года вероломный Франциск вступил в союз с Сулейманом. В марте он вторгся в Савой и к началу апреля овладел Турином. Карл V ответил, вызвав Франциска драться один на один. Франциск, далёкий от понятия рыцарства, не принял вызов. Оставив планы по завоеванию Алжира (и неизбежно Константинополя), Карл во главе армии численностью от 50 до 60 000 человек вторгся в Прованс и подошёл к самым стенам Марселя.
Возможно, Камерарий был прав? Хотя военная кампания императора против североафриканских союзников турок была успешной, но овладев Экс-ан-Провансом Карл поставил свои войска в тупиковую ситуацию. Разделив армию на две части, командующий французов Монморанси занял хорошо укреплённые города Авиньон и Валанс. Таким образом, отказавшись уйти, он оставил захватчиков в систематически разграбленной сельской местности. Поколебавшись некоторое время, Карл V 13 сентября принял решение отступить. Возможно, у входа в Лионский залив стоял действительно мощный флот, но в конечном счёте Камерарий ошибся. Цезарь не побеждал. В декабре Карл V отплыл в Барселону.
В переписке со Штибаром Камерарий просто-напросто раздувал собственные успехи, заодно охаивая Фауста. Непомерное самомнение Камерария напоминало поведение его предшественников Тритемия и Муциана. Впрочем, его письма открывают некоторые подробности о том, что могло беспокоить интеллектуалов того периода.
Если Фауст действительно был комтуром иоаннитов, он не мог избежать конфликтов своего времени, особенно по причине турецких набегов на такие приграничные области, как Штирия. Поселения рыцарей-иоаннитов в Триполи и на Мальте (1530) были основаны Карлом V для обеспечения борьбы с корсарами, и корабли ордена участвовали в Тунисской кампании. Все эти данные свидетельствуют в пользу того, что Фауст находился в Южной Германии. Но если Фауст и участвовал в сражениях, эти дни остались в прошлом: магу было уже около 70 лет. Скорее всего, он больше не был комтуром (обычно эту должность занимали 5 или 10 лет) и либо ушёл в отставку, либо отправился за границу, чтобы попытаться заработать гаданием. Сняв мантию ордена, Фауст тем не менее оставался астрологом, однажды оказавшим услугу епископу Бамбергскому, и, несомненно, рассчитывал найти состоятельного клиента. Смена власти в Вюртемберге могла сделать этот город опасным для пребывания мага, а все крупные баварские города уже закрыли перед ним свои двери.
«Народная книга» по понятным причинам не отражает политики тех дней. Вместо этого нам показывают мага, на склоне лет наколдовавшего себе компанию прелестниц. Хотя, судя по «народной книге», Фауст должен был с самого начала вести разгульный образ жизни, с приближением срока договора он окончательно «впал в свинство и эпикурейство». Он приказал Мефистофелю доставить семь красивейших девиц, встретившихся им за время многочисленных путешествий. Согласно тексту P.F., Мефистофель в положенное время доставил «двух голландок, одну венгерку, одну англичанку, двух валлиек и одну франкийку». В «Вольфенбюттельской рукописи» вместо валлийки упоминается девушка из Швабии; кроме того, стоит сказать, что «франкийка» была привезена из Франконии, то есть из Германии, а не из Франции{388}. Должно быть, среди обширного гарема Фауст чувствовал себя не хуже Иоанна Лейденского: «Вот с этими-то прелестницами он и жил до самого своего конца»{389}. «Народная книга» о Фаусте датирует этот рассказ 20-м годом действия договора, что даёт нам 1534 год (согласно датам из голландского издания). Впрочем, к этим датам не стоит относиться слишком серьёзно.
К смертным грехам Фауста «народная книга» относила не только похоть, но и алчность. Неразвитость банковской системы того времени, доступной лишь для очень богатых или знатных особ, многие продолжали считать, что деньги следует зарывать в землю для лучшей сохранности. Подобно несчастливым искателям сокровищ из окрестностей Йены или слуге лейпцигского торговца Джона Георга Е., мечтавшего отыскать тайные богатства, многие наши современники тоже хотят сорвать куш и просаживают деньги в лотереях. Фауст из «народной книги» не избежал этой страсти. Он обратился к поиску зарытых в землю сокровищ на 21-й год договора, или, судя по датам из «народной книги», в 1536 году.
В «народной книге» Фауст возвращается в Виттенберг, чтобы тайком пробраться в развалины старой часовни, находившийся меньше чем в километре от города. Дьявол указал ему место. Едва начав копать, Фауст обнаружил «ярко сиявший» драгоценный клад, охраняемый «огромным и грозным змеем». Заколдовав змея, Фауст похитил сокровища. К своему огорчению, он обнаружил, что добыл из-под земли «только горящие уголья», да к тому же, копая, «слышал крики и видел многих мучеников ада». Не смутившись картиной грядущего проклятия, Фауст сохранил добычу и, когда вернулся в свою «нору», увидел, что горящие угли превратились в серебро и золото. Если верить «народной книге», после смерти Фауста его помощник Вагнер нашёл этот клад, стоивший около тысячи гульденов{390}.
Как видно, Фауст из «народной книги» не придавал большого значения мирским делам, а вместо этого был увлечён поиском сокровищ – и теми, кого «Вольфенбюттельская рукопись» называла его «бесовскими наложницами». В то же время реальный Фауст не мог оставаться в стороне от политических событий. Его пребывание на юго-западе Германии могло быть результатом неспокойной обстановки в Вюртемберге и ухудшения отношения к магу в Баварии, свидетельства которого мы наблюдаем сегодня в документах Ингольштадта, Нюрнберга и земли Саксония-Анхальт. К тому же этот регион мог стать опасным для мага из-за последствий выступления анабаптистов на севере. Для путешествия на значительное расстояние, Фауст мог воспользоваться водным путём от Батенбурга на реке Мёз (Маас) до Ликсхайма, заодно миновав бурлящий Вюртемберг. По Рейну он мог добраться до самого Базеля. Следуя этими маршрутами, Фауст мог быстро переместиться из Мюнстера, в окрестностях которого он находился в 1535 году, до того места, о котором упоминал Гаст, в течение всё того же 1535 года.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.