5

5

28 ноября 2-й интернациональный кавалерийский полк прибыл в Орехов. Впервые за последние четверо суток представилась возможность расседлать коней и поспать раздевшись.

Но уже в два часа следующего дня мы получили приказ выступить снова. На этот раз в направлении Цареконстантиновки. Туда же последовали штаб бригады и 1-й полк.

Поручив вести колонну Владимиру Колодину, командир полка П. И. Сокольский, прихватив с собой меня, поехал разыскивать Кужело. Нашли быстро. Эрнест Францевич был в отличном настроении. Сам проинформировал нас об обстановке:

— Каретников, видимо, еще не знает о разгроме главных сил Махно и потому пробивается в Гуляй-Поле. Его преследуют части 4-й армии. Тыл ее теперь стал фронтом. Нашей бригаде приказано задержать Каретникова у Цареконстантиновки.

Кужело показал на карте, где предстоит встретиться с противником, и озорно подмигнул:

— Имейте в виду, в Гуляй-Поле возвращается с востока и сам Махно. Командующий Южным фронтом Фрунзе для борьбы с ним выделил дополнительно третий конный корпус и еще несколько кавалерийских соединений...

К вечеру мы подошли к Пологам, где перекрещивались дороги с запада на восток и с севера на юг. Отдохнув здесь несколько часов, затемно тронулись  дальше. До Цареконстантиновки оставалось верст пятьдесят, но мы опоздали туда. Раньше нас ее заняли потрепанные конно-пулеметный, кавалерийский и пехотный полки Каретникова. Как только наша колонна оказалась в пределах досягаемости вражеской артиллерии, со стороны Цареконстантиновки забили трехдюймовки. Однако снаряды рвались вокруг да около, не причиняя нам вреда.

Ехавший в голове колонны разведчик Габриш поучал кого-то из молодых бойцов:

— Артиллерия — оружие культурное. Стреляет по науке: перелет, недолет, потом — в самую точку. Вот ты и не жди третьего снаряда: как попал в «вилку» — сразу в сторону...

Не успел он закончить свои поучения, как неподалеку грохнул взрыв. Взвизгнули осколки. Габриш, охнув, схватился за бедро. Я бросился к нему.

— Что с тобой, Иштван?

— Отвоевался, кажется.

— Рана не страшная. Скоро поправишься. Еще повоюем.

— Не везет мне, — пожаловался Габриш. — Хотел эмира поймать, не пришлось. Думал, хоть Махно попадется, и опять неудача...

Подъехала санитарная повозка. Я попрощался с товарищем и поскакал к ушедшим вперед подразделениям.

Бригада перестроилась в предбоевой порядок. Эскадроны рассредоточились по лощинам, укрывшись от вражеских наблюдателей. Штаб соединения разместился на дне оврага. Здесь Кужело объявил свое решение на бой. 1-й дивизион со штабным эскадроном в пешем строю при поддержке батареи и броневиков должен был атаковать неприятельские позиции в лоб. Главная наша задача — связать противника боем, отвлечь его внимание от главных сил, которые пойдут в обход Царетсонстантиновки.

Части Каретникова пока не проявляли никакой активности. Их словно и не было в селе. Лишь несколько орудий продолжали бить по площадям. Но как только наши цепи поднялись и вышли на открытое место, из-за домов вынеслась конница с тачанками. Повозки быстро развернулись и разразились заливистыми  пулеметными очередями. Чаще загрохали вражеские пушки.

Пришлось залечь. Лава махновцев стремительно надвигалась. Впереди нее, играя клинком, скакал рослый всадник. Мне невольно подумалось: «Не Петриченко ли?» За ним на ветру полоскалось черное знамя. Вид мчащихся кавалеристов был довольно устрашающим. Я даже оглянулся: не дрогнул ли кто. Нет, как будто все в порядке. Напряжены, ждут команды.

Кто-то толкнул в плечо. Поворачиваю голову — Кажбак. Он показывает рукой в сторону дороги. Там, грохоча на ухабах, ползли броневики.

Когда до противника осталось шагов семьсот, они остановились и разом открыли ураганный огонь. Тотчас же к ним присоединились наши пулеметчики. Из-за оврага ударили пушки Стрельбицкого. Над конниками и тачанками со звоном стали лопаться шрапнельные снаряды. На поле появились убитые и раненые. Лава потеряла разгон. Некоторые стали поворачивать назад. Наступил критический момент. Я скомандовал садиться на лошадей и повел дивизион в конную атаку. В это же время, завершив обходной маневр, с востока на Цареконстантиновку пошел 1-й интернациональный кавалерийский полк.

Основная масса махновцев покатилась на Берестовое. За ними погнался 1-й полк. Часть бандитов подалась вдоль железной дороги к станции Бельманка. Их неотступно преследовали эскадроны Валлаха и Габора. В этом же направлении двинулся и штаб бригады.

В резерве Кужело держал немецкий дивизион. Во главе его он и влетел на Бельманку. Засевшие на водокачке и в вокзале вражеские пулеметчики обстреляли Кужело, убили под ним коня. Увидев, что командир упал, к нему бросился штаб-трубач Андраш Бартфай. Но его самого сразила пуля.

На штурм станции одновременно пошли венгры и немцы. Они зарубили более полусотни махновцев и около тридцати взяли в плен.

К вечеру 1 декабря наш полк сосредоточился в Андреевке. Здесь же разместился и Э. Ф. Кужело со своим штабом. А 1-й полк занял Берестовое.  

В наши руки попал приказ Махно, адресованный Каретникову. Он полностью касался нас. Крыжин прочитал его вслух, сразу же переводя на русский язык. Там были такие строки:

«Отдельная интернациональная кавалерийская бригада, состоящая из басурманов и москалей, с невиданной дерзостью напала 26 ноября сего года на Гуляй-Поле... причинила войскам народно-революционной армии громадный урон... Приказываю избегать столкновения с нею... Командиров, комиссаров и басурманов в плен не брать».

Последняя фраза вызвала повальный смех.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.