Закопченные густым дымом

Закопченные густым дымом

Эмир Самух и другие эмиры внезапно появились перед лишенным стен городом Севастия, но поначалу опасались нападать, приняв купола многочисленных церквей за палатки оборонительной армии. Но вскоре они разобрались, что город беззащитен, и безжалостно истребили множество жителей.

Спирос Врионис-младший. Закат средневекового эллинизма

Деревня Белисирма словно уцепилась за край ущелья Ихлары: дома кувыркаются вниз к реке Мелиндиз, улицы напоминают русла ручьев. Народ здесь выглядит здоровым и веселым, а женщины потрясающе одеты. На другом берегу реки я заметил в огороде крестьянку лет пятидесяти, облаченную в пурпурные и лимонные цвета, а ее трудившаяся неподалеку соседка носила фиолетовую кофту и небесно-голубые шаровары. Молодая девушка с благородным профилем и осанкой императрицы шла по мосту, наряженная – от головного платка до каймы на юбке – в одежду разных оттенков цвета красного вина.

Высоко над рекой и огородами мы разглядели окна и дверные проемы Дирекли Килисе (Колонная церковь). По дороге туда к нам присоединилась ватага из четырех мальчишек лет восьми или девяти от роду. Как и большинство детей в деревенской Турции, они были очаровательны, вежливы и готовы оказать любую помощь приезжим, тем более иностранцам. Дети – лучшие проводники в Каппадокии, ландшафты и архитектура которой предстают для них раем, где им известны каждый уголок и каждая трещина.

Колонная церковь высечена в камне, напоминающем мягкий белый сыр. Мы вошли в величественный сводчатый зал, потом направились в нартекс, ступая осторожно, чтобы не провалиться в раскрытое погребальное отверстие в полу. По правую руку в скале виднелось несколько келий, впереди была церковь – самая красивая церковь в Ихларе. Прекрасная и благородная Богородица с Христом-Младенцем на руках смотрела на нас у входа с поверхности высокого и массивного квадратного столба.

В глубине храма мы увидели грузного, мускулистого святого Георгия и святых покровителей Юстиниана I – Сергия и Вакха, облаченных в модные придворные одежды. Спаситель в центральной апсиде восседал на украшенном драгоценностями троне в форме лиры. На северной стене находилась фреска с изображением святого Георгия, поражающего дракона. Сам святой был стерт, зато его ярко-красный жеребец продолжал попирать чудовище в облике двуглавой змеи, при этом гениталии жеребца были выписаны с любовным вниманием.

В отличие от большинства художников Ихлары, мастер, расписавший Дирекли Килисе, вовсе не был наивным провинциалом. Хорошо осведомленный о модах византийского двора и работавший на состоятельного заказчика, он, тем не менее, не до конца воплотил в жизнь свой декоративный замысел. Купол и южная апсида, покрытые штукатуркой, остались нерасписанными, что, вместе с сохранившейся надписью, позволяет точно датировать росписи. Надпись сообщает, что храм возведен в царствование императоров Василия II и Константина VIII, то есть между 976 и 1025 годами, а другие детали свидетельствуют, что он был закончен ближе к концу этого периода. Дирекли Килисе, как Япракхисар и Селиме Калеси, мог быть построен только после длительного периода процветания и безопасности (все три монастыря отличаются значительными размерами и представительными монументальными фасадами), но в конце 50-х годов XI столетия над этим убежищем нависла серьезная угроза. В 1059 году эмир Самух со своими союзниками целую неделю жег и грабил Севастию (нынешний Сивас), и, как назло, в этом же году на трон вступил Константин Х Дука.

Этот чудовищно недальновидный и безответственный правитель, происходивший из старинной анатолийской аристократической семьи, предал интересы своего сословия и проводил опасную пацифистскую политику. Даже потеря Севастии не убедила его в том, что армия является чем-то большим, чем источником непредвиденных расходов и угрозой его личной власти. В результате лучшие войска были выведены из Анатолии и расформированы, а немногие оставшиеся лишились жалованья и довольствия. Можно представить, как пали духом все воины. Историк Иоанн Скилица вскоре после этих событий писал, что «даже знаменосцы были неразговорчивы и выглядели грязно и убого, словно закопченные густым дымом». Византийская армия, всего лишь каких-то сорок лет тому назад бывшая непобедимой военной машиной и приводившая в трепет мусульманских властителей, превратилась в собственную тень, ее солдаты «склонились до земли под бременем нищеты и болезней». Всякое решение, принятое Константином Х и его самодовольной придворной кликой, в которой первенствовал Михаил Пселл, можно рассматривать как направленное на уничтожение империи, и если в свете этой чудовищной трагедии позволителен упрек, то его заслужили вовсе не турки, а именно император со своими придворными, ибо, прочитав все книги на свете, они так ничего и не поняли. Это правда, что кочевники, путавшие церковные купола с палатками, были неспособны оценить значение цивилизации, которую они яростно уничтожали, но турецкое «невежество» (используя терминологию Джефферсона) выглядит менее предосудительным, чем «ошибки» византийских бюрократов и книжников. Михаил Пселл, даже после распада империи в результате политики, которую он поддерживал, продолжал настаивать на том, что способность слагать цветистые риторические фразы – важнейшее достоинство императорской особы.

Константин Х умер в 1067 году, но исправлять ситуацию было уже поздно. В этом году турки захватили Кесарию, главный город восточной Каппадокии, предав ее огню, истребив жителей и осквернив мощи святого Василия Великого. Разорение было настолько чудовищным, что около полувека город пустовал. Сильнейшее потрясение потребовало изменения политики в столице, и вдова императора спешно вышла замуж за Романа Диогена. Роман происходил из очень знатной каппадокийской семьи и хранил верность военным традициям своего сословия. Возможно, он не был столь необходимым империи харизматическим правителем, но его, тем не менее, отличали отвага и честь. С самого начала Роман взвалил на себя непосильную задачу: восстановить фактически ликвидированную армию. Будь у него время, он, возможно, в этом бы и преуспел. Но времени не было, и к тому же все его усилия были сведены на нет предательством сторонников предыдущего императора – все закончилось трагедией при Манцикерте.

Тюркские племена продолжали беспрепятственно проникать в Анатолию. Больше не было нужды говорить о «набегах» и даже о «вторжении»: происходило массированное переселение целых племен, исчислявшихся десятками тысяч, причем женщины завоевателей – к ужасу христиан – сражались наравне с мужчинами, занимаясь больше уходом за лошадьми, чем воспитанием детей. Эти бедные и воинственные люди видели в Анатолии источник богатой добычи, но довольно быстро поняли, что центральное плоскогорье идеально подходит для пастушеской и кочевой жизни. Анатолия напоминала им их покинутый дом. Более того, византийское правительство само пригласило кочевников в империю, усмотрев в них противовес бунтовавшим военным аристократам. В результате мирное население, состоявшее из позабывших арабские набеги крестьян и горожан, вновь погрузилось в кошмар, а император, находившийся в безопасности очень далеко, в своем богоспасаемом Городе, не мог оказать им помощь.

Этим императором был Михаил VII Дука, сын Константина Х и ученик Михаила Пселла, который называл его «гордостью поколения и чрезвычайно привлекательным по характеру человеком». Иоанн Скилица разрывает в клочья этот покров лести и так пишет о новом императоре: «Тратя свое время на бессмысленные поиски красноречия и теряя силы в составлении бездарных ямбов и анапестов, он привел империю к краху, вед?омый в никуда своим учителем философом Пселлом». Через несколько лет население Каппадокии оказалось отрезанным от столицы. Монастыри в Белисирме, Япракхисаре и Селиме использовались по назначению от силы в течение сорока лет, после чего и их накрыла волна разрушения. Развитие искусства резко оборвалось. Анатолия была эллинизирована наследниками Александра Македонского и стала христианской в царствование Константина Великого. Теперь же все это было поставлено под удар.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.