4

4

В канун петрова дня, для шушенцев не только долгожданного розговенья, но и престольного праздника, звонарь вызванивал в мелкие колокола что-то похожее на разудалый перепляс. Богомольцы расходились от вечерни.

Владимир Ильич шел навстречу им. У ворот церковной ограды столкнулся со Стародубцевым.

— Вовремя идете, — сказал учитель и, приподняв фуражку, многозначительно добавил: — Оба там.

— Кто «оба»? Мне нужен только священник.

— Без псаломщика не обойдетесь. Я венчался — знаю. Сейчас они учинят вам «обыск», с божьей помощью.

— Хорошо, что не с жандармской.

— В церковную «обыскную» книгу запишут. «По указу его императорского величества».

— И в церкви «по указу»?! Как говорится, к каждой бочке гвоздь!

— Такой уж порядок. А вы, позвольте полюбопытствовать, кого в посаженые отцы попросите?

— Никого. Абсолютно никого.

— По обычаю полагается. И мне слышать довелось: Симон Афанасьевич счел бы за честь. Говорят, готов тройку с бубенцами…

— Знаете что? — Владимир Ильич взял учителя за пуговицу пиджака. — Я послал бы его к черту, но вы постесняетесь передать. Скажите только: как-нибудь без него обойдемся.

— И лучше будет… А у меня к вам сердце повернулось, когда вы помешали мужикам на кулачки сойтись, ребятишек остановили. Потом грифельные доски помогли…

— Трав да кореньев собрали?

— Есть белена, дурман. Солодкового корня накопаем. Осенью соберем валериану, одуванчик. Как договорились с провизором Мартьяновым.

— Он обещается приехать. Готовьте добычу.

— А вы, я слышал, переселяетесь на берег Шушенки? Туда, где декабрист жил?

— Совершенно точно.

— Я о них, о декабристах, к моему стыду, толком ничего не знаю. В семинарии не упоминали.

— Могу рассказать, если вас так интересует.

— А потом… — Стародубцев приподнял по два пальца и сложил их крестообразно. — За решетку… А у меня ведь семья.

— «Волков бояться, в лес не ходить». И еще есть пословица о празднике на нашей улице. Не опоздайте на праздник.

Псаломщик Тыжнов гасил свечи перед иконостасом, и в церкви терпко пахло нагаром фитилей.

Отец Иоанн, сняв ризу в алтаре, уже направился к выходу. На нем были опойковые сапоги и длинный подрясник из коричневого люстрина, лоснящийся на животе, плечах и локтях.

Увидев перед собой «политика», вынужденного не первый раз приходить с одной и той же нуждой, он, поглаживая бороду, с ехидцей подчеркнул, что всегда рад «чадам божиим», и пригласил в боковую клетушку, где хранились книги, свечи, просфоры, бумажные венчики для покойников, купели для крещения и еще какая-то церковная утварь.

— Пост сегодня кончается. А о моей просьбе вы уже знаете.

— Вспомнили, заблудшие, церковь господню.

— Я хотел бы заранее уплатить за требу, именуемую венчанием.

— Платят подать. За требу вносят лепту в сокровищницу церковную.

— Одно и то же. А вам я уже говорил, что в департаменте полиции с моей невесты взяли подписку о немедленном вступлении в брак.

— Церковь служит вседержителю небес, подчиняется токмо Святейшему синоду.

— Однако вы сами говорите, что нужны полицейские бумаги.

— От пришлых, как вы. И к сему присовокуплю, — возвысил голос отец Иоанн, — святая церковь бракосочетает по взаимному согласию и радению. — Он, развернув книгу на углу стола, ногтем подчеркнул строку. — Зрите самолично: «а не по при-нуж-де-ни-ю».

— В нашем взаимном согласии никакого сомнения быть не может, и моя невеста Надежда Константиновна Крупская в любую минуту подтвердит это. Но я не знаю, сколько у вас взимается?

— Таинство святого бракосочетания, сами разумеете. Причт облачается…

Владимир Ильич положил на столик несколько хрустящих бумажек.

Послышались шаги псаломщика. Отец Иоанн поспешно взял деньги, подержал перед глазами и опустил в выдвинутый ящик стола.

Догадываясь о предстоящей требе, Тыжнов пригладил волосы, сел перед развернутой книгой, перекрестился и, обмакнув перо в чернила, выжидательно глянул через плечо на священника. Отец Иоанн благословляюще помахал рукой:

— Во славу божию!.. — Просителю пообещал: — Не премину завтра же после обедни совершить первое оглашение. После чего — паки и паки, со всем благолепием. В праздничные и воскресные дни. Яко же требуется и соблюдается издревле.

— «Закон-порядок», — вспомнил Владимир Ильич, едва сдерживая усмешку.

— «Его же не преступиши», — подтвердил отец Иоанн словесами из какого-то церковного поучения. — Такожде заведено во святой церкви. Зрите своими очами. — Отстранив руку псаломщика, он снова подчеркнул ногтем строку. — «По троекратному оглашению, сделанному в означенной церкви», сиречь в нашем храме святых апостолов Петра и Павла. И Наркисс Валентинович днесь же пометит грядущие оглашения: тринадцатого июня, пятого июля, двенадцатого дня того же месяца. А там и сочетаем во соизволение господне, ежели никто из прихожан «препятствия сему браку никакого не объявит».

— Что за дело прихожанам? И что они могут знать о нас?

— Будем пребывать во благоожидании. — Отец Иоанн указательным пальцем, как птица клювом, подолбил плечо псаломщика. — А про ту нескладицу, что не исповедались они, — умолчи. Святое причастие не принимали — тоже умолчи. Бог их простит.

У Владимира Ильича горело лицо, горели руки; сжав пальцы в кулаки, он сунул их в карманы пиджака.

Той порой псаломщик дошел до нужной печатной строчки: «священно-и-церковнослужители производили обыск о желающих вступить в брак, и оказалось следующее: а) жених жительствует…» И написал: «В приходе Петропавловской церкви, в селе Шуше…»

Слегка склонившись, Владимир Ильич читал текст, напечатанный старославянским шрифтом:

— «Оба находятся в здравом уме». Ну, это как видите. «Жених». Пишите — холост. «Невеста» — девица.

Тыжнов протянул руку:

— Пачпорт извольте предъявить. Рождение требуется прописать с точностью.

— Вы же знаете, моя невеста и я — политические ссыльные. У нас нет документов, но они уже исправником затребованы из тюремного отделения. Я родился десятого апреля тысяча восемьсот семидесятого года.

— Со слов не дозволяется. — Отец Иоанн, сложив руки на груди, посмотрел куда-то на потолок, словно оттуда подслушивал «всевышний», потом стал назидательно растолковывать. — Ежли бы вы состояли прихожанами и значились бы по «исповедальным росписям»… А егда же вы…

Псаломщик встал и, почесывая кончиком ручки за ухом, недоуменно спросил:

— Как же теперь?.. Страница испорчена… Похерить?

— Помедли смиренно, — остановил священник. — Прибудут бумаги, ибо начальство повелело.

Повернувшись, Владимир Ильич хотел было выйти, но священник многозначительным жестом придержал его и заговорил о приглашении «посаженого отца»:

— Один достопочтенный прихожанин, добрый человек, мог бы…

— Нет, нет, — жестко и решительно прервал Владимир Ильич. — Никаких достопочтенных нам не нужно.

— Я — для благолепия свадьбы. А человек тот бескорыстно…

— Извините, не привык повторяться. И, насколько знаю, подыскивать подставных отцов не входит в обязанности священнослужителя.

Пока Владимир Ильич шел через площадь, в его разгоряченном сознании пронеслись мысли о мрачных столетиях.

Опустошали землю религиозные войны. То в одном, то в другом уголке планеты церковники, натравливая фанатиков на инаковерующих, затевали кровавую резню. Посреди городских площадей сжигали на кострах еретиков, отступивших от религиозных догматов. Ни в чем не повинных людей приковывали цепями к стенам сырых и темных монастырских казематов.

Все «во имя божие»!

И сейчас поистине несть числа гнусностям, которые чинят попы в тесном союзе с жандармерией и охранкой. Таковы уж порядки полицейского самодержавия, что религию господствующего богатого класса пропитали смрадным духом кутузки.

Не только руки и ноги заковывают в цепи, людские души держат в кандалах!

И одна из первых задач социал-демократии — расковать души, освободить людей от насилия над совестью, очистить землю от мерзости религиозных предрассудков. Государство не должно поддерживать ни одной религии. Ни один чиновник не должен иметь права спрашивать кого ни на есть о вере: это дело совести.

Увидев Надю у ворот, по беспокойным глазам понял ее тревожный вопрос и, улыбаясь, еще издали помахал рукой:

— Все, Надюша, идет к лучшему: завтра будет сделано с амвона первое оглашение о предстоящем венчании.

— Документов-то еще нет. Ты меня просто успокаиваешь, а сам взволнован. Я же вижу.

— Это — по другому поводу. — Владимир взял Надежду под руку, и они направились к пустынному берегу Шушенки. — Опять из-за Симона Ермолаева. Подумай, в посаженые отцы напрашивается! Тройку, говорит, запряжет!

— Дешево собирается купить!

— Да, да. Но если поторговаться, — в глазах Владимира блеснула острая ирония, послышался колючий смех, — он накинет. Не поскупится.

— И сам явился с таким добродетельным предложением?

— Нет, через Стародубцева. И вдобавок через попа. Тонкий ход: «Для благолепия свадьбы!»

— А меня волнует это оглашение с амвона. Так клоуны из ярмарочных балаганов зазывают на свои зрелища. Девки да бабы сбегутся поглазеть.

— Завтра он еще не назовет дня венчания. А потом будет яснее. Может, обвенчает без зевак.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.