Гамбург 1960: «Make show!»

Гамбург 1960: «Make show!»

16 августа Аллан Вильямс посадил Джона и его друзей в маленький голубой автобус. Они вычеркнули из названия группы слово  «сильвер» и отныне назывались просто — «The Beatles».

На процедуре проводов была только мать Стюарта Сатклиффа.

Джон пребывал в лучшем настроении, радуясь тому, что их хотят послушать за рубежом и что сами они впервые пересекут границу.

Когда в Ньюхэйвене автобус вкатился на паром, они уже не сомневались, что впереди их ждут золотые времена.

Договор, который лежал у Джона в кармане, был подписан на период с 18 августа по 16 октября 1960 года. Он гарантировал им еженедельное жалованье в 150 фунтов. Следуя тогдашнему обменному курсу, каждый получал на руки по двести немецких марок.

К этому добавлялось чувство неограниченной свободы — вдали от Ливерпуля и в недосягаемости для родителей можно, наконец, делать все, что хотелось.

В Хок-Ван-Холланде, после веселого морского путешествия, они покинули паром. Но на пограничной станции между Голландией и ФРГ их поездка чуть было не закончилась.

Договор у них был, но никто не располагал разрешением для «осуществления трудовой деятельности». На вопрос пограничного служащего, что они собираются делать в Гамбурге, Джон объявил всех студентами, которые собираются навестить друзей.

Чиновники недоверчиво посмотрели на гитары, но задерживать не стали.

17 августа, среда, время — около полуночи. Их автобус едет по Репербану. Световая реклама и лихорадочная суета самой знаменитой в Гамбурге развлекательной мили производит большое впечатление на ливерпульских парней.

Поведение Стюарта Сатклиффа несколько сдержаннее, его голос не присоединяется к ликующим крикам Джона, Пола, Пита и Джорджа. Его терзают сомнения — правильно ли он сделал, что оказался здесь, ведь в живописи он куда талантливее, чем в музыке. Только тесная дружба с Джоном заставила его пуститься в это сомнительное предприятие.

Микроавтобус покидает Репербан, сворачивает на улицу Большой Свободы и останавливается перед «Кайзеркеллером». Настроение, которое их переполняет, Джон усиливает замечанием, что уж здесь-то они точно на своем месте. Клуб заполнен до последнего стула: плотная толчея на танцевальной площадке, световые эффекты, синхронизированные с ритмами музыки… Исключительно юная публика вскакивает с мест при первых тактах очередного хита.

Бруно Кошмидер, владелец «Кайзеркеллера», приветствует «Битлз» и сообщает им, что здесь они играть… не будут. Он ведет их в «Индру», тоже принадлежащую ему. По дороге хозяин объясняет, что с помощью «Битлз» хочет превратить бывший стриптизный клуб в рок-заведение. То, что видят Джон и его друзья, действует на них весьма отрезвляюще. Перед убогой дверью они обнаруживают горы нечистот, в которых тут же перемазываются. Опечалившись, парни безуспешно высматривают афишу, извещающую об их выступлениях.

Вместо гардероба Кошмидер предлагает им воспользоваться мужским туалетом. Хуже и быть не может, думают пятеро ливерпульцев. Они ошибаются!

Они устали от поездки и потерянных иллюзий, они больше всего хотят добраться до гостиничной комнаты.

Кошмидер ведет их в свой кинотеатр «Бэмби». Он оставляет ребят в крохотной каморке, расположенной за проекционным экраном. Лампа накаливания бросает тусклый свет на пять железных кроватей, на которых нет ничего, кроме тощих, замусоленных матрацев. Обои лохмотьями свисают со стен, в углу торчит умывальник, безвольно капает вода из неисправного водопроводного крана.

Днем позже они все же поднялись на сцену «Индры» и исполняли репертуар, который тогда состоял почти сплошь из песен записных рок-идолов — Билла Хейли, Литтла Ричарда, Джина Винсента, Чака Берри, Карла Перкинса…

Развеселая публика этого заведения, где собирались моряки, проститутки и богатые господа из провинции, хотела глазеть на стриптиз, в рок-н-ролле они ничего не понимали и смысла в нем не видели.

За свой музыкальный товар «Битлз» получали только дружный свист. Хриплые мужские голоса то и дело требовали девочек, которые должны были раздеваться. С этой публикой Джон и его группа промучились неделю, пока, наконец, Кошмидер не понял, что благородная попытка сделать из порочной «Индры» культурное заведение обречена на провал. Он опять выпустил на сцену разухабистых «простигосподи», а битлзы переехали в «Кайзеркеллер».

Здесь была совсем другая аудитория: девушки, которые день-деньской сидят за пишущими машинками или стоят за прилавками, парни, в ушах которых и после работы трещат клепальные молоты верфей или грохочут заводские машины.

Внешне те, кто стоял на сцене, почти не отличались от публики. Так же, как и они, музыканты были одеты в кожаные куртки и узкие джинсы, носили одинаковые прически.

Джон Леннон так сказал о том времени:

«Мой первый шоу-номер заключался в том, что я скакал по сцене во время пения, как Джин Винсент. Каждая тема длилась не менее двадцати минут, поэтому любой из нас получал возможность втянуться в движение. С того момента все стали изобретать собственные номера.

И только один-единственный раз мы попытались спеть песню по-немецки. Пол выучил „Wooden Heart“ („Деревянное сердце“), тогда это был грандиозный хит. Мы все время совершенствовались, и наша уверенность росла. Ничего другого и быть не могло, поскольку мы по целым ночам долбили одну и ту же рутину и стирали пальцы до ран. К тому же мы пели публике, которая большей частью не знала нашего языка. И чтобы нас понимали, мы должны были выкладывать все — душу, сердце, кровь, пот и слезы. В Ливерпуле мы всегда давали только часовой сейшн, играя при этом лишь лучшие вещи. А в Гамбурге надо было заполнять восемь часов подряд. Значит, мы должны были всякий раз обрушивать на публику что-то новое. Мы играли громко. Банг! Банг! Все время. Чтобы завести публику и восемь часов держать темп, приходилось здорово выкладываться. В Гамбурге мы пробовали все, что ни шло на ум. Уже не осталось никого, кого бы мы не смогли скопировать…»

Не только публика «Кайзеркеллера» стимулировали их творческий рост, но и конкуренция с другими группами, которые заключали контракты с Кошмидером. Тони Шеридан, «Дерри и Сениорз», «Рори Шторм и Харрикэнз» (с ударником Рингом Старром) уже имели на музыкальной сцене Гамбурга хорошую репутацию. Битлзам ее предстояло завоевать.

И хотя они все еще пребывали в подражательной, эпигонской фазе своего развития, их собственный стиль сложился именно в это время. Они начали с того, что принялись сами аранжировать шлягеры, которые желала слушать публика. Следствие этого — все более громкая и агрессивная манера исполнения. Они развили свое знаменитое гармоническое групповое пение. Но это ни в коей мере не шло по задуманной концепции, а просто родилось из понимания того, что петь соло в течение восьми часов практически невозможно. Они быстро заметили, что голоса утомляются меньше, если петь хором.

Тони Шеридан, который познакомился с «Битлз» в те дни и который, в отличие от них, уже был рок-звездой, так характеризует пристрастие гамбургских менеджеров:

«Кошмидер меньше всего искал ансамбли, которые могли делать действительно хорошую музыку. Ему были нужны ребята, понимающие толк в шоу. В ФРГ тогда пели только Петер Крауз и Тед Херольд. Потом они еще получили пару фильмов с Биллом Хейли и Элвисом. По телевидению, в недельном обозрении они видели, как лондонские мальчики опустошают кинотеатры. От нас они ждали, что мы предложим им нечто подобное».

Р.Б.: — Итак, речь уже шла не столько о музыке, сколько…

ШЕРИДАН: — Нет, абсолютно нет. Таким людям, как Кошмидер, нужна была только прибыль.

Чтобы добиться расположения публики, Джон не стеснялся весьма несерьезных средств. В конвульсиях, топоча, визжа, он буквально бушевал на сцене — выворачивал наизнанку брюки, оскорблял слушателей («Fucking Nazis!») и ревел «Зиг хайль». На потеху публике шло всё.

Восемь часов изматывающего шоу, интенсивные репетиции, алкоголь и девушки, мало сна — все это действовало изнуряюще.

И чтобы на следующий вечер опять быть в форме, Джон и другие, исключая Пита Беста, стали прибегать к помощи прелудина — средства против ожирения, которое в сочетании с алкоголем оказывало допинговое воздействие.

От всего этого отношения в группе портились. Нередко доходило до ссор. Они чаще всего отыгрывались на Сатклиффе, упрекая его в неумении играть басовые партии, подтрунивая над его одеждой. С особой злостью к Стью относился Пол.

Однако на публике они успокаивались.

Вскоре вокруг заговорили о том, что в «Кайзеркеллере» играет одна суперсумасшедшая группа из Англии. Это притягивало все новых людей.

У Кошмидера не было причин раскаиваться в том, что он купил «Битлз».

Социальный состав публики постепенно менялся. Если поначалу приходили молодые люди из рабочих семей, то теперь все чаще наведывались студенты. Однажды среди них появились двое, полюбившие ливерпульцев сразу и надолго.

Клаус Форманн, студент частной школы искусств, как-то вечером забрел со своей подругой Астрид Кирххер в «Кайзеркеллер». Оба они пришли в восторг от «Битлз» — и от музыки, и от манеры исполнения.

В кругу своих друзей-студентов они тут же стали вести «пропагандистскую работу».

Те, кто раньше отвергали рок-н-ролл как «пролетарский» и «скабрезный», но дали себя уговорить Клаусу и Астрид, стали приводить все новых слушателей.

«Битлз» близко подружились со своими популяризаторами. Почти все фотографии гамбургского периода сделаны Астрид Кирххер. К Стюарту она почувствовала особое влечение. Они полюбили друг друга. Стью пришла мысль повесить гитару на гвоздь, остаться в Гамбурге и там изучать живопись.

Между тем известность «Битлз» стала такой широкой, что иногда толпа у входа в их кабак напоминала небольшую местную корриду.

Октябрь 1960: Джордж Харрисон, Стюарт Сатклифф и Джон Леннон ни ярмарочной площади в Гамбурге.

Естественно, необычайно усилилась их самоуверенность. Одновременно рос протест против условий, в которые их загнал Кошмидер.

Неужели им не причиталась более приличная квартира, чем вшивая каморка в «Бэмби»?

Разве успех не гарантирует повышения зарплаты?

Но Кошмидер не позволял торговаться.

В это время молодой предприниматель открыл на Репербане новый клуб, который он назвал «Топ Тен». Не без основания Кошмидер почуял в конкуренте опасность для своего предприятия.

Петер Экхорн — так звали владельца «Топ Тена» — переманивал к себе более высоким денежным довольствием вышибал «Кайзеркеллера», к нему охотнее шли и художники-оформители.

Кошмидер кипел от ярости. Когда ему сообщили, что «Битлз», посещая вместе с Тони Шериданом новый клуб, стали устраивать там «джем-сейшн», он и вовсе вышел из себя. Делец стал настаивать на соблюдении одного из пунктов контракта, который запрещал Джону и его группе выступать в каком-либо ином клубе в радиусе сорока километров от «Кайзеркеллера».

С тем, чтобы вновь вернуть Джона на свой курс, Кошмидер перешел к прямым угрозам. Если «Битлз» перейдут к Экхорну, им лучше не появляться на улице…

Петер уговорил Джона порвать прежний контракт, предложив более высокий оклад, нормальные бытовые условия и, если понадобится, надежную защиту от кошмидеровских громил.

Это не следует связывать с любовью к искусству. Прежде всего преследовалась хозяйская выгода. Новый клуб нуждался в многочисленной публике так же, как касса нуждается в деньгах. «Битлз» уже обрели в Гамбурге многих приверженцев, которые естественным образом могли перекочевать из «Кайзеркеллера» в «Топ Тен».

За пару часов до первого выступления в новом клубе появилась полиция и попросила Джорджа Харрисона предъявить паспорт. Случайностью это не было. Фараонов привел тип из кошмидеровской банды.

Паспортный контроль заключил, что Джорджу еще семнадцать лет и, стало быть, он — несовершеннолетний. Вследствие длительного нарушения закона об охране молодежи Джордж должен был в двадцать четыре часа покинуть ФРГ.

Ноябрь 1961: Астрид Кирххер и Стюарт Сатклифф, снятый за пять месяцев до его смерти.

На следующее утро Астрид и Стюарт посадили его в поезд, который следовал на родину.

За одну ночь до отъезда Джону, игравшему на ритм-гитаре, пришлось перенять солирующие партии.

Ожидания Петера Экхорна сбылись. Тони Шеридан со своей группой и «Битлз», как магнитом, притянули публику в его заведение. Бизнес был на пороге расцвета, конкуренты остались с носом. Но Кошмидер не давал себя обыграть так просто.

Пол и Пит должны были забрать вещи из «Бэмби». До кинотеатра они добрались без проблем. В темном коридоре Пол зажег спичку, подпалив при этом свисающие лохмотьями обои. Огонь они потушили быстро, собрали вещички и исчезли.

На другой день в новой квартире «Битлз» появились полицейские и арестовали Пола и Пита за попытку поджога кинотеатра «Бэмби».

Этот удар Кошмидера попал прямо в цель.

И хотя их отпустили через несколько часов, приговор был неумолим: немедленно покинуть страну.

Джон трясся от ярости.

До сих пор все в Гамбурге шло так хорошо. Ангажемент в «Топ Тене» означал новый шаг на пути к успеху, в перспективе появилась возможность записать в местной студии пластинку… Но, оставшись только со Стью, Джон уже не мог спасти положение.

Астрид Кирххер купила Стюарту билет на самолет. Джон сам наскреб денег, положил на плечо гитару, подхватил еще не оплаченные полностью усилители, и за несколько дней до Рождества отправился восвояси — сначала на поезде, потом — на судне.

Во время штормового перехода через канал его одолевали мрачные мысли. Он вспомнил, с каким радостным настроением они начинали в августе свое гамбургское путешествие.

Мечты кончились. На смену им пришла неопределенность — что будет дальше с ансамблем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.