4. Первенцы-быстроходы

Время методично отсчитывало минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы… Казалось, еще совсем недавно мировая буржуазия каркала о неизбежной гибели России, а английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, посетивший молодую Советскую республику, назвал план электрификации и экономического возрождения нашей страны утопией, а Ленина кремлевским мечтателем.

В ту пору, когда в Кремле встретились величайший мечтатель современности с писателем-утопистом, один из них смотрел в будущее и видел Россию в свете ярких огней, другой, загипнотизированный прошлым, видел ее в кромешной тьме. Немногочисленные наши заводы тогда не остыли еще от горячки военных заказов; страну душил голод не только на хлеб, но и на спички, гвозди, соль, керосин… Делались первые попытки купить в Америке партию тракторов — «фордзонов».

Ленина и Герберта Уэллса рассудила сама жизнь. Прошло лишь десять лет, и над Россией, разгоняя вековую цепкую мглу, зажглись яркие огни новой, ленинской эры. Построенные на Волге и в Харькове заводы-гиганты стали выпускать ежедневно сотни тракторов…

В 1932 году из Москвы в столицу Украины Харьков приехал Михаил Иванович Калинин. Предстояло торжественное открытие Днепрогэса. Сталин, отдававший предпочтение плану строительства Волго-Донского канала, не поехал на торжество. Все, кто знали, что в вопросе о создании электростанции на Днепре генсек неохотно уступил требованию большинства в Политбюро, не могли не обратить внимания на то, что в его приветственной телеграмме не упомянулось имени Ленина — инициатора электрификации Советской страны.

Из Харькова в Запорожье Председателя ЦИК СССР сопровождало все правительство Украины. Приехал на Днепрогэс и командующий войсками Украинского военного округа Иона Эммануилович Якир.

До церемонии открытия станции оставалось несколько часов. Командир Днепропетровского стрелкового корпуса суховатый, словно английский лорд, Федор Рогалев пригласил командующего отдохнуть с дороги, позавтракать. Но Якир отказался. Велел всем встречавшим его садиться в машины и ехать к зенитчикам.

Якир, Рогалев, Александр Швачко — начальник противовоздушной обороны Украины, красавец, прозванный в кругу друзей Аполлоном, — сели в синий «бьюик» комкора.

Рогалев нервничал, искоса поглядывал на Швачко: «Тоже мне лезет со своим зенитным полком, когда приезда командующего ждет предупрежденная за неделю знаменитая 30-я Иркутская дивизия, штурмовавшая Чонгарский мост в ноябрьские дни 1920 года». Нервничал и Швачко. Хорошо зная натуру командующего, он ждал его визита, но не предполагал, что Якир поедет в зенитный полк сразу же, прямо с вокзала. Приготовился ли к встрече суетливый Вераш?

Машина, шурша шинами, неслась по новому асфальтированному шоссе. Мимо мелькали оголенные кроны недавно посаженных кленов и тополей, только что заселенные кирпичные дома, новые корпуса заводских цехов, высокие, словно египетские пирамиды, усеченные конусы, еще не успевших почернеть охладителей. Молодая индустрия Запорожья представала во всем своем величии.

Швачко дал знак шоферу сворачивать к казармам.

— Нет, Александр Ильич! — распорядился Якир. — Держите направление на первую батарею.

В окружении высоких тополей, с зачехленной казенной частью, удлиненными тонкими стволами смотрели в небо зенитки. Пока часовой, выполняя формальности, пропускал начальство в запретную зону, расчет одного из орудий приготовился «к бою».

Появился и представился командующему близорукий, в огромных очках, черный как жук командир зенитного полка мадьяр Вераш.

— Звено «неприятельских» машин идет с северо-запада, звено с юга! — дал вводную командующий. — Дистанция две тысячи метров, высота — тысяча.

Расчет ожил. Заработало счетное устройство. Шевельнулся ствол пушки, грянул холостой выстрел. Команда следовала за командой. Отлично подготовленные зенитчики сноровисто, без суеты выполняли сложные операции, раз за разом «поражая» воздушные цели.

После отбоя Якир поблагодарил бойцов и командира полка Вераша за отличную работу. Подошел к наводчику, спросил, как служится, как живется, что пишут из дому, кто родители, много ли в орудийном расчете ударников? Хотя командующий задавал вопросы наводчику, отвечали на них чуть ли не хором все бойцы расчета.

— Хорошо, — остановил расшумевшихся артиллеристов Якир. — А какой нынче день, знаете?

— Как же не знать! Открытие Днепрогэса!

— А о плане ГОЭЛРО слышали? Знаете, кто его предложил?

Получив дружный и правильный ответ, Якир стал спиной к казенной части зенитки, поднял руку — наступила тишина:

— Да, товарищи, великий Ленин сказал, что коммунизм — это Советская власть плюс электрификация всей страны. Сначала были Волховстрой, Шатура, Штеровка, а сейчас Днепрострой. Гигант! Полмиллиона лошадиных сил! При царе таких чудес не создавали. Меньшевики когда-то кричали, что большевики могут лишь разрушать, а мы создаем новое на радость друзьям, назло врагам. Другим об этом будут рассказывать газеты, а вы это видите каждый день своими глазами. Мало того, вам оказана великая честь: ваш полк будет охранять Днепрогэс! Гордитесь, товарищи! Конечно, охрана Днепрогэса возложена не только на вашу часть. За станцию несут ответственность и полки товарища Рогалева. Но их очередь еще неизвестно когда наступит, а ваша с первой минуты. Есть такой генерал Дуэ, итальянец, фашист. Тот считает, что песенка наземных войск спета. Войну, дескать, можно выиграть лишь мощным ударом авиации…

— Они боятся человека, ищут спасения в технике, — воспользовавшись небольшой паузой, сказал Вераш.

— Знаете, товарищи, — продолжал Якир, — и дерево и человек рушатся под ударами внешних или внутренних причин. Иногда — это страшнее всего — под двойным ударом: внешним и внутренним. Дерево рушится от разряда молнии, от зубьев пилы, от наезда танка. Оно гибнет и от червяка-древоточца. Человеку страшен удар извне и молнии, и пули, и меча, и дубины. Он часто не выдерживает и бурной вспышки болезни. Также бывает и с человеческим обществом. Наше, советское, общество побороло многочисленные внутренние болезни, угрожавшие ему: заговоры белогвардейцев и меньшевиков, махновщину и григорьевщину, восстание левых эсеров и мятеж в Кронштадте, разгул кулаков на Тамбовщине, антиколхозное сопротивление сельской буржуазии. Мы устояли под натиском нэпманов. Не одолел нас троцкизм. С внутренними опасностями, как говорится, в основном покончено. А вот с внешними, тут иное дело! Надо держать ухо востро, и особенно вам, товарищи зенитчики. Помнить о теориях генерала Дуэ надо ночью и днем. Особенно ночью. Мне сегодня придется выступать на открытии Днепрогэса. Позвольте мне, товарищи, от вашего имени заверить рабочий класс, советский народ и Советское правительство, что охрана Днепровской электростанции — в надежных руках.

Артиллеристы шумной толпой провожали командующего до самой машины. В синем «бьюике» Якир сказал Рогалеву:

— Вы всю дорогу дулись на меня, Федор Федорович, за то, что я в первую очередь поехал к Верашу. А ведь и вы так бы поступили. От зенитчиков теперь зависит очень многое. Не правда ли? После торжественной части на Днепрогэсе сразу же поедем в вашу тридцатую. Банкетничать не станем, некогда, не время.

Строгое лицо командира корпуса расплылось в улыбке:

— Знаю, вы не любитель банкетничать. Сами не банкетничаете и другим не даете.

— Не время, — повторил Якир.

— А когда же наступит это время? — спросил комкор. — Я, конечно, не имею в виду так называемую спокойную жизнь старого гарнизонного начальства, но когда пройдет пора этой непрестанной гонки?

— Думаю, что только после нас, Федор Федорович. При коммунизме. Потому, что долго строить нам не дадут. — После минутного молчания спросил: — Вы читали «Капитанскую дочку»? Там описывается чересчур спокойная жизнь в Белогорской крепости. Не гарнизон, а богадельня. Однако как героически умер старикан-комендант Иван Кузьмич Миронов! Хоть и царский служака, а не вредно нашим командирам знать этот пример служения воинскому долгу.

— Мы это и делаем, товарищ командующий, — отчеканил по-солдатски Рогалев.

— К сожалению, не всегда, уважаемый товарищ комкор.

— Я вас не понимаю, товарищ командующий.

— Сейчас поймете, Федор Федорович, — сдерживая раздражение, продолжал Якир. — Ваша восьмидесятая дивизия донесла об отличных результатах индивидуальных и коллективных стрельб. Заняла первое место в округе. Здорово! А за счет чего?

— Как за счет чего? Вы, товарищ командующий, знаете лучше меня. Восьмидесятая дивизия — это рабочий класс Донбасса, отличники, ударники и в труде и в учебе.

— Все это верно, спорить нет смысла. Но вот, видать, командир дивизии крепко втер вам очки. Через своих шефов отхватил на Луганском заводе пятитонку патронов.

У Рогалева округлились глаза, лицо покрылось красными пятнами. Якир продолжал:

— А вы знаете, не то что бойцу, а зайцу дай тройную норму патронов, он станет стрелком-отличником. А за чей счет? За счет народного пота. Нет, ты, голубчик, своим потом добейся и положенной нормой.

— От вас первого слышу, товарищ командующий, — окончательно растерялся Рогалев.

— Плохо, что не знали. Очень плохо. Говорите о том, что учите людей верности воинскому долгу, а на деле что получается?! Эх, Федор Федорович! Уважаемый вы человек, комиссаром были, а проглядели такое дело. Завтра же поезжайте туда. Сами разберитесь в этом антипартийном, антигосударственном деле. Знаете, я не терплю очковтирателей. Потом в дивизии проверьте выборочно полки. Дайте людям строго положенную норму боеприпасов. Выполнят задачу — похвалим, а выскакивать на первое место обманом никому не позволим.

Уже почти семь лет командовал Якир округом, и все это время он сам не знал покоя и не давал застаиваться другим. О какой там спячке могла идти речь! Индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства взбудоражили весь советский народ. Клокотала жизнь и в Красной Армии. Импульс, данный ей выступлением Фрунзе о единой военной доктрине, не угасал! Появились в армии свои теоретики, мыслители, организаторы, конструкторы, стратеги и тактики. Книжные полки военных библиотек обогатились печатными трудами советских полководцев. Авторы этих книг горячо полемизировали не только с зарубежными военными авторитетами, но и друг с другом. Книги и статьи Тухачевского, Егорова, Якира, Уборевича, Какурина, Сергеева, Путны, Примакова, Микулина, Эйдемана, освещая опыт гражданской войны, давали богатый материал для теоретических обобщений.

В 1924 году на вооружение войск поступил первый советский Полевой устав, подытоживший боевой опыт двух войн. И это была несомненная заслуга талантливого полководца, военного теоретика, глубокого мыслителя Михаила Васильевича Фрунзе.

Даже в самых отдаленных гарнизонах возникали диспуты по поводу новых книг по вопросам тактики, стратегии, обучения войск. Подвергались всестороннему обсуждению самые различные вопросы военного дела и военного строительства, выдвигаемые как советскими, так и иностранными авторами. Люди стремились заглянуть хотя бы в недалекое будущее. Особенно острые дискуссии разгорались при разборе книг Дуэ — крестного отца воздушных армий и апостола воздушной войны, Фуллера — английского проповедника танковых ударов и немца Зольдана — одного из яростных пропагандистов профессиональных армий.

Кардинальные вопросы большой военной политики, государственной и глобальной стратегии, нового оперативного искусства поднимали на страницах журнала «Война и революция» Свечин, Тухачевский, Меликов, Триандофилов.

Во всех больших гарнизонах появились танковые полки и бригады, хотя, по сути дела, еще не было для них настоящих боевых машин. Проводились опыты. Советские конструкторы модернизировали французский танк «Рено» и английский танк «Виккерс».

В конце 1931 года в Москву были вызваны из Харькова председатель Совнаркома Чубарь, руководитель украинских большевиков Косиор и командующий войсками УВО Якир — члены Комиссии обороны УССР. Центральный Комитет партии поставил перед ними задачу: дать к лету 1932 года два быстроходных танка. Советские инженеры уже создали проект, двигавшейся на колесах и на гусеницах боевой машины БТ-2.

— Это дело чести не только вашей республики, но и всей страны! — сказали представителям Украины в ЦК. — На первомайском параде дипломатический корпус должен увидеть наши новые боевые машины.

Серго Орджоникидзе, положив руку на плечо своему другу Косиору, сказал:

— Как думаешь, Станислав, завод справится с заданием?

— Поговорим с рабочим классом! — коротко ответил Косиор.

Чубарь добавил:

— А мне придется потолковать с партийцами. Ведь я состою на учете в их парторганизации.

— Пусть с рабочим классом поговорят товарищи Чубарь и Косиор, а я потолкую с Владимировым, с директором завода. За него ручаюсь, сделает все, что потребуется, — обещал товарищу Серго Иона Эммануилович.

Вспомнил при этом Якир дела давно минувших дней. В июле 1919 года он посылал плосковца Ивана Колесникова подавить восстание земляков. На переговоры с мятежниками выехали Голубенко и Владимиров. Леониду Владимирову кулаки кричали: «Кому служишь? Чужакам?», а он спокойно отвечал: «Не чужакам, а советскому народу».

Сразу после гражданской войны Владимиров ушел на завод, стал токарем. Смекалистого рабочего, бывшего комиссара, а потом командира полка, орденоносца сразу оценили на производстве. Он быстро выдвинулся: стал мастером, потом начальником цеха. А в 1931 году он работал уже директором крупнейшего гиганта индустрии — Харьковского паровозостроительного завода.

Вот ему и выпала честь дать Красной Армии два первых быстроходных танка. Конечно, Якир понимал: Владимирову в то время было гораздо легче сделать сто других машин, нежели один танк. Это знали и в ЦК партии Украины. Директора пригласили в СНК. На заседание Совнаркома приехали руководители и многих других промышленных предприятий республики. С ними говорили Чубарь, Косиор, Якир. СНК обязал одних дать для танков броню, других — моторы, третьих — легированную сталь, четвертых — недостающие карусельные станки. Кое-кто недоумевал: «А как же наши планы?» Им ответили: «Это задание сверхплановое. Оно должно быть выполнено во что бы то ни стало!»

Не хватало цветных металлов. Чубарь предложил снять колокола в харьковских церквах.

Не раз и не два появлялся командующий войсками Якир на завод. Минуя кабинет директора, он шел в цеха, к людям, горячо взявшимся за новое дело. Беседуя с рабочими, командующий взывал к их пролетарскому долгу. Люди работали по две смены, как в военное время. И вот 1 мая 1932 года по Красной площади, пусть пока с некондиционной броней, пусть пока лишь с одними пулеметами, с ревом и треском, выбрасывая синее пламя из раскаленных глушителей, стремительно пронеслись мимо трибун два быстроходных танка.

Вскоре на территории завода приступили к оборудованию вновь построенного цеха, из ворот которого уже через несколько месяцев один за другим начали выезжать новенькие танки БТ-5 и БТ-7.

Как наиболее целесообразно применять это новое, мощное по огню, ударной силе и подвижности средство борьбы? Использовать ли танки в качестве непосредственного подспорья пехоте, чего добиваются французы, или сделать самостоятельным родом войск, о чем постоянно трубит англичанин Фуллер? Эти вопросы дни и ночи волновали командующего войсками Украинского округа.

Ясно было одно: нельзя слепо доверять теоретическим выкладкам ни французов, ни англичан. Надо все проверять самим, практически убедиться, как это получится не только на топографической карте, но и на местности, в обстановке, максимально приближенной к боевой.

И командующий войсками округа вместе со своим штабом, который возглавлял в то время Дмитрий Александрович Кучинский, проводит несколько опытных учений с участием вновь сформированных танковых частей и соединений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.