АРАМАИС СААКЯН Неповторимость

АРАМАИС СААКЯН

Неповторимость

С Марком Бернесом я познакомился в Ереване в 1961 году, когда он приехал на праздник «Золотая осень». В это время я работал в редакции молодежной газеты «Авангард».

Было ясное, солнечное утро. Узнав о приезде Бернеса, я побежал в гостиницу «Армения». В холле я увидел певца рядом с Сергеем Бондарчуком, Борисом Андреевым, Сергеем Филипповым. Он был без галстука, в белой сорочке с расстегнутой верхней пуговицей, в руках — солнечные очки. Я несколько минут восхищенно смотрел на него: на чуточку прищуренные глаза, на широкую обаятельную бернесовскую улыбку. Перед моим мысленным взором проходили созданные им герои: Костя Жигулев, Сергей Кожухаров, Аркадий Дзюбин, Чмыга, Минутка и другие из кинофильмов «Человек с ружьем», «Истребители», «Два бойца», «Великий перелом», «Третий удар». Одновременно я как бы слышал песни в неповторимом исполнении актера. Каждая из этих песен представляет частицу души, словно одну отдельную историю, новеллу жизни.

Существует мнение, что Бернес не обладал большими голосовыми данными. Я против этого. Ведь он пел не на оперной сцене, не был исполнителем классической музыки. Он был для нас просто искренним собеседником, душевным другом, который великолепно знал любой оттенок, нюанс слова, и говорил с нами — уверенно, от своего имени.

Его искусство — выражение правдивости. Каждая его интонация, помимо музыкальности, была честна и человечна. Он доверчиво, мягко беседовал с людьми, и именно поэтому Марка Бернеса очень любят. Мне всегда казалось, что нашей эстраде чего-то недоставало бы без этого голоса, а киноискусству — без обаятельной улыбки Бернеса.

И вот этот человек стоял передо мной. Мне было 23 года. Я с некоторой робостью подошел к нему, ожидая, что он (как это обычно бывает) поведет себя как кумир, с амбициозностью знаменитости. Но я ошибся.

— Знаете что, — сразу сказал он с интонацией старого знакомого, показывая мне солнечные очки, одно стекло которых было разбито. — Есть ли тут поблизости «Оптика»?

Мы сели в такси. По дороге певец расспрашивал о городе, интересовался, есть ли хорошая песня, посвященная Еревану…

Когда я попытался расплатиться с таксистом, тот отвел мою руку:

— Попрошу не оскорблять…

В «Оптике» произошло то же самое. Девушки в белых халатах, работницы магазина, всполошились. Без очереди поменяли стекла в очках, а когда мы захотели оценить их работу — наотрез отказались взять деньги:

— За Бернеса?.. Ни за что!

— Чудесные были девушки, — чуть позже сказал Бернес.

Гуляя по городу, мы фотографировались, обменивались впечатлениями.

— Завтра на городском стадионе я должен исполнить две новые песни: «Я люблю тебя, жизнь» и «Москвичи». Замечательные песни, — сообщил мне артист, — написаны на слова Ваншенкина и Винокурова.

— Замечательные поэты! — сказал я.

— Замечательные поэты! — подтвердил Бернес.

Мы продолжали гулять.

— Прекрасный у вас город. Обязательно приеду на гастроли, — сказал он мне при прощании.

Однако так и не смог приехать. Но мы с большим удовольствием постоянно слушали потом в Ереване его песни — по радио, по телевидению. Слушали его пластинки, смотрели фильмы с его участием…

На следующий день после нашего знакомства — на многотысячном Республиканском стадионе Бернес исполнил названные им две новые песни и вместе с Борисом Андреевым продемонстрировал эпизод из кинофильма «Два бойца». Они были удостоены грома аплодисментов. Здесь произошло одно интересное совпадение, которое впоследствии удивило артиста. Проезжая на машине мимо зрителей, Марк Наумович бросил букет в толпу. Он, конечно, не знал моего места и навряд ли видел меня — однако букет попал именно в мои руки.

Через некоторое время в газете появилась моя статья «Любимый киноартист и певец», которую я вместе с нашими фотокарточками послал Бернесу. Несмотря на то что певец оставил свой адрес, я умышленно написал: «Москва. Бернесу». И. письмо дошло!

И вот я в Москве. Позвонил Марку Наумовичу, и он тотчас же пригласил меня к себе. В его квартире меня прежде всего привлекла богатая библиотека, где было много поэтических сборников. Бернес всегда искал настоящие, близкие сердцу стихи. До сих пор мне кажется, что он родился для того, чтобы быть поэтом. Он был одарен поэтическим чутьем и интуицией и очень часто подсказывал темы поэтам, находил их интересные решения, поправлял отдельные строчки и четверостишья. И если бы не было Марка Бернеса, без сомнения, не было бы создано ряда известных песен, которые так и называются «Песни Марка Бернеса».

Познакомив меня с супругой Лилией Михайловной, певец достал пластинку. Мне казалось, что это должны быть его новые записи. Но каково было мое удивление, когда комната наполнилась звуками песни «Мама» — известного французского певца и композитора, армянина по происхождению — Азнавура.

— Замечательный певец, настоящий артист, — с волнением произнес Бернес, добавив: — Жаль, что Азнавур в Москве не был принят так, как следовало бы принять великого артиста. Шарль достоин самого лучшего приема.

Говоря об этом, он с большой теплотой смотрел куда-то в сторону, и вдруг я заметил, что он смотрит на большое цветное фото Азнавура, подаренное певцом Марку Бернесу.

Во время следующей встречи он показал мне множество зарубежных газет и журналов, в которых рассказывалось о гастролях Бернеса за границей. Было безмерно много хвалебных слов и слов любви…

Спустя несколько лет, когда я учился на Высших Литературных курсах при Союзе писателей СССР, появилась возможность еще чаще встречаться с известным артистом. Помню, в Театре Эстрады, а затем в концертном зале гостиницы «Советская» проходили вечера Никиты Богословского. Пять раз приходил я на эти концерты. И каждый раз — с Марком Бернесом и с его оркестром. До концерта он обычно давал указания оркестру.

Свое выступление певец начинал из-за кулис. Вдруг, без объявления, из глубины сцены раздавались слова песни «Три года ты мне снилась». Зал восторженно аплодировал любимому певцу. Со свойственной ему улыбкой Бернес выходил на сцену и друг за другом исполнял песни: «Темная ночь», «Любимый город», «Мы в этом сами виноваты…» и другие. Зал хотел слушать еще и еще… Артист с большой любовью продолжал петь.

В преддверии Первого учредительного съезда Союза кинематографистов СССР в Доме кино в Москве должен был состояться концерт Бернеса. Вечером выяснилось, что из-за болезни некоторых оркестрантов концерт отменен. Надо было видеть огорчение зрителей…

На следующий день я встретил Бернеса во Дворце съездов, где и проходил этот съезд работников кинематографии. Войдя в зал, я услышал со сцены: «Звание народного артиста РСФСР присвоено Бернесу Марку Наумовичу…»

Зал долго аплодировал. Во время перерыва почти все обнимали, поздравляли, целовали артиста. Он же взял меня за руки и долго не отпускал.

Выйдя из Дворца съездов, мы встретили ожидавшую нас Лилию Михайловну и поехали к ним домой. Вдруг кто-то позвонил Лилии Михайловне и Бернес так мастерски исполнил роль ревнивого мужа, что очень долго мы не могли успокоиться.

Позвонили из редакции газеты «Вечерняя Москва». На вопрос, какие у Бернеса планы, он ответил:

— Буду петь и сниматься.

…Однажды Марк Наумович пригласил меня вместе пойти на телестудию. По дороге сказал: «Когда ты присутствуешь, я пою еще лучше». Немного погодя, он пожаловался на свое здоровье. И тут же с грустью добавил: «Не думай, что боюсь смерти. Нет! Я думаю о своей дочери. У нее нет родных, близких, кроме Лили!»

Следующий раз я увидел его в больнице. Когда мы оставались одни, он откровенно говорил, что плохо себя чувствует, а когда приходили родные или врачи — улыбался и без конца шутил.

Вскоре Марк Наумович выписался из больницы. Мы снова встретились. Говорили долго о его песнях. Певец рассказывал, что хочет исполнять их по-новому. Он не любил, когда песни, специально написанные для него, исполняли другие.

Через несколько дней в кинотеатре «Форум» ко дню Советской Армии демонстрировался фильм «Два бойца». Пригласили и Марка Наумовича как исполнителя главной роли. До демонстрации фильма Бернес сказал, что это — одна из его любимейших кинокартин, и прочел тексты новых песен: «Журавли», «С чего начинается Родина». Зал с беспредельной теплотой встретил мастера кино.

Всем своим существом он был артистом. Он помогал людям быть чище и честнее, быть гуманными. Певец говорил: «Пока человек поет — он молод».

Зимой, в начале 1969 года, я поехал в Казань. Проездом побывав в Москве, позвонил Марку Наумовичу. Как всегда, он пригласил к себе. Но, к сожалению, не было времени, и я сказал, что обязательно встретимся осенью. Еще успеем много раз повидаться и поговорить.

В конце августа 1969 года я брал книгу в зале Ереванской публичной библиотеки и вдруг услышал, как одна сотрудница с грустью сказала другой: «Бернес скончался»… Я не поверил, я не мог поверить, но они показали мне некролог…

Скончался неповторимый человек. Слишком рано распрощался с жизнью. Весь вечер я просидел в сквере и вспоминал о наших незабываемых встречах… Семь лет мы были близки. Он остался для меня непревзойденным певцом, человеком, другом, и я знал, что на свете не будет нового Бернеса. А в мире более трех миллиардов людей и очень много певцов. <…>

В моем рабочем кабинете в Ереване висит фото артиста с добрыми глазами, устремленными вдаль, с обаятельной бернесовской улыбкой. Это фото он подарил мне…

Очень жаль, что обрушилась не только большая страна, но и души людей, подмятые заграничным и местным музыкальным шумом и сомнительными мыслями. Я не говорю, что все нынешние песни плохи. Есть среди них и замечательные. Я говорю лишь о том, что сегодня, кажется, нет потребности в песнях Марка Бернеса, а честное и человечное выглядит чуждым и смешным. Вот что ужасно!

Уверен, что все веяния и вихри пройдут и доброта и искренность опять поднимутся на сцену.

Когда по радио звучит голос Бернеса, жена и внуки зовут меня: «Иди… Бернес!» И это мой праздник души.

Долгое время мне было трудно слышать его песни.

А потом я стал снова слушать их и начал думать, что он — есть и живой…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.