XVI. «ГРУБЫЙ ЗАКАТ»: ДРУГИЕ «ЗВУКИ МУ»

XVI. «ГРУБЫЙ ЗАКАТ»: ДРУГИЕ «ЗВУКИ МУ»

Так или иначе, профессионализм нового состава позволял ему воплощать в жизнь некоторые древние песни Мамонова, не получавшиеся у ранних «Звуков» чисто технически: «Больничный лист», «Канава», «Консервный нож». Эти композиции – наряду с незначительно пополнившим мамоновскую сокровищницу новым материалом – составили новый альбом проекта «Грубый закат», медленно записывавшийся на протяжении 1992–94 годов. К моменту его завершения возникла очередная проблема: изначальный дуэт, превратившись в квартет, уже не мог органично именоваться «Мамонов и Алексей». Группу следовало как-то назвать – и перед искушением поднять из руин прошлого заветный бренд «Звуки Му» Петр Николаевич не устоял, что не могло не дать толчок всевозможным конфликтам вокруг проекта. Но об этом несколько позже, а пока – немного личных впечатлений тех времен. Весной 1995 года автор этих строк был откомандирован журналом «Музыкальный олимп» на концерт нового состава «Звуков Му» в арт-клубе «Пилот». Репортаж оказался написан в спровоцированном эстетикой действа квазииронично-сюрреалистическом стиле.

«Итак, мы видим целый лес урбанизированных скелетов птеродактилей – дизайн сцены данного заведения. Крылья одного из зверей огромными оленьими рогами вырастают над головой человека, сидящего за барабанной установкой, – так в „Пилоте“ традиционно опускают всех „стукачей“. В нашем случае это драммер новых „Звуков“ Андрей Надольский – маленький, лысый, склонный к полноте человечек со странными изогнуто-полузакрытыми глазами. Чем-то он напоминает гротесковую маску нэпмана – такие зловещие персонажи в свое время выходили на сцену Театра сатиры, олицетворяя угарный пожар на свадьбе Присыпкина в одиозном спектакле „Клоп“. Человечек стучит в эдакой напряженно-ресторанной манере, не утруждая себя прихотливыми рисунками.

По краям сцены стоят люди, рядом с которыми Надольский воспринимается как некий незадачливый метроном, тайно пробравшийся, скажем, на репетицию Роберта Фриппа с Миком Карном. Это старый звукомуковец Алексей „Лёлик“ Бортничук и пресловутый чудо-басист Женя Казанцев. Начнем с последнего.

Легендарный Казанцев, имеющий ныне вид респектабельного беса – или даже, скорее, пожилого, больного демона, которому уже почти все равно, – во времена „медвежьей крови“ и „золотой осени“ переиграл чуть ли не во всех советских культовых ВИА. Трудно подобрать достаточно уничижительный эпитет для того, кто сочтет сие недостатком… <…> Казанцев играет четко, ненавязчиво, иногда изобретательно. „Темный Му“ он открывает партией как бы ритм-гитары, которая на деле нарезает, естественно, в басовом регистре и качает ослепительный драйв. По общему музыкальному решению этот номер явно тянет на центральную вещь текущей программы. В остальном же наш Стью Кук справедливо чурается самовыражения на чужих костях и подчеркнуто сдержан. Помнит, умница, что группа все-таки где-то как-то исполняет песни.

Вот кто разворачивается во всем блеске как музыкант, мыслитель и звукоискатель – так это Лёлик. В незапамятные времена он считался одним из самых слабых мест ансамбля, и на концертах десятилетней давности снобы вяло гнусавили, что в рок-музыке не место кумовству. Но человек сутками запирался в отрешенной ото всего мира мамоновской студии (было дело, спонсор платил) и, как проклятый, трудился.

Вообще-то это хорошо, когда гитарист поначалу ну совсем не умеет играть. Если ты с ходу рождаешься русским струнным соловьем, не возникает нужды в наличии серого вещества. Такого количества мастеров безмозглых запилов, в краю которых нам приходилось существовать, не собрать со всей Европы. Лёлик же всегда готов поиграть аккордами (как ни странно, чудовищная редкость), изысканно интроспективен и изумительно работает со звуком. Он словно стоит на минном поле примочек и аккуратно щупает их продолговатым шузняком. Он чем-то похож на слегка сколовшегося Сергея Юрского (сильно заросшего) средних лет, а иногда по тембру – на Пейджа в „Down By The Seaside“. Спокойное, словно мраморное, без тени мимики лицо, в меру задрапированное разрозненными, но чистыми патлами.

Стоящий по центру „отец родной“ Петр Николаевич являет собой полярную противоположность сводному брату, кою только подчеркивает полная идентичность прикида: слегка мятые серые костюмы, белые сорочки с перекошенными воротничками, мягкие темные ботинки. Мамонов, естественно, само пиршество мимики и жестикуляции: когда орет – словно легкий дымок изо рта. Чистый Кощей Бессмертный (если не Баба-Яга), в общем, поющий Милляр. Или старый английский дворецкий-эпилептик… <…>

И что примечательно, в нынешнем плотном гитарном саунде ансамбля, где все внимание меломанов беспощадно тянет на себя гитара, мамоновскому пению приходится несладко. Петр Николаевич, ранее хрипло царивший на фоне размазанно-психоделических клавиш и концептуально пумкающего баса, ныне вынужден играть роль реального вокалиста в реальной (и очень для него тесной) ритмической сетке эдакого постньювейвовского толка.

Приходится отделываться бегло-кабаретным речитативом, создающим разве что орнамент узнаваемости на лёликовских гитарных пассажах. Так колют орехи печатью английской королевы.

Зато Мамонова и Надольского удачно связывают лысины. По центру лысин – легкие, пушистые гребешки. Вообще, если вспомнить, что гитаристы стоят по краям, то схему группы можно представить в виде креста, где уходящая в глубь сцены вертикаль – панк-кабак, а горизонталь – Talking Heads».

Итак, Мамонов решил восстановить над своим проектом вывеску «Звуки Му»: в конце концов, так изначально называлось все то, чем он занимался… Но оказавшиеся в момент распада за бортом проекта его бывшие участники – в первую очередь, Липницкий – считали иначе. С их точки зрения, все они потратили немало времени и сил на популяризацию культового бренда, а не кто иной, как сам Мамонов, его и похоронил. То, что он в их отсутствие возродил «Звуки Му», породило нешуточный конфликт: Александр Давидович, занимавшийся в ту пору рок-журналистикой, не выдержал и разразился гневными филиппиками… Петр Николаевич по этому вопросу хранил молчание, а поддерживающую его позицию сформулировала жена и директор Ольга: «„Звуки Му“ не могут кончиться как идея, пока Мамонов жив и на сцене. <…> „Звуки Му“ – название, придуманное Петром Николаевичем Мамоновым с созданием его песен в 1980 году. „Звуки Му“ – это не определенный состав людей, а идея, концепция, стиль, образ жизни и т. д. В состав „идеи“ могут входить любые музыканты, актеры или художники, которые подходят, не очень подходят или вовсе не подходят, но в силу жизненных обстоятельств приглашены Петром Мамоновым для осуществления его художественных идей».

Во второй половине 90-х ситуация осложнилась еще и в финансовом ключе: с наступлением эры CD аудионаследие «Звуков Му» оказалось в руках фирмы «Moroz Records», которая всю прибыль от продающихся альбомов группы отдавала Мамонову как автору. «„Звуки Му“ – это Мамонов, кто бы ему ни подыгрывал» , – поясняли сотрудники фирмы. Липницкому, Хотину и Павлову такой подход к проблеме казался несправедливым. Разгоревшийся костер финансовых и этических противоречий потушить было непросто: народившийся постсоветский шоу-бизнес неумолимо набирал обороты. «Одному бублик, другому дырка от бублика – это и есть демократическая республика».

В какой-то степени конфликт был урегулирован лишь несколько лет спустя, когда и второй состав «Звуков Му» уже не существовал. Выступивший в качестве миротворца Олег Коврига рассказывал об этом нелегком процессе в интервью SpecialRadio:

«…Как-то Саша Липницкий договорился с Брайаном Ино об издании в России OPALовского альбома „Звуков Му“. Уже хлебнув всякого разного с российскими музыкантами и прожив достаточно долго в Ленинграде, Ино ни на какие деньги не претендовал, просил только договориться между собой. А вот как раз это и было самым сложным… <…> Мы издали альбом в день пятидесятилетия Ино (15 мая 1998 года.Примеч. автора ).Я даже написал ему письмо-поздравление на английском языке, но как-то постеснялся его отправить, а зря. Это издание было призвано всех примирить, поскольку группа имела к Мамонову претензии: „Издает диски у Морозова на «Moroz Records», а нам ничего не дает…“ Разборка возникла со старым составом „Звуков Му“. Поскольку за „Простые вещи“, „Крым“ и „Транснадежность“, изданные на „Moroz Records“, музыканты не получили ровным счетом ничего, они требовали „сатисфакции“. Петр ушел в глухую „несознанку“. Мне же эта ситуация казалась совершенно искусственной. На месте ребят я бы никаких претензий не предъявлял, поскольку для меня „Звуки Му“ – это, прежде всего, сам Петр, а все остальное – более или менее удачный фон. Но и на месте Пети я бы предпочел расстаться со своим прошлым по-хорошему… <…> Ябыл готов удовлетворить и группу, и Петра: мне казалось, что надо прорваться сквозь этот тяжелый бред, а определить, кто сколько получит, это уже дело техники. Очень мне хотелось издать этот альбом. В конце 70-х я считал Брайана Ино почти что музыкальным богом, и до сих пор мне кажется, что „Another Green World“ – один из лучших альбомов всех времен и народов. Принять эстафету от Брайана Ино для меня было чем-то запредельным.

В той ситуации я им должен был дать денег, и я им всем дал, собственно. И действительно, этот скандал на много лет затих. Группа, к слову, тогда уже развалилась.

Издали мы этот альбом. Очень старались не ударить в грязь лицом перед Брайаном Ино. Сделали digipack книжкой… <…> Но влетел я на этом издании крепко. Конец весны – не лучшее время для релиза, а через три месяца разразился наш любимый кризис, и такие компакты перестали продаваться вообще. Но свои обязательства перед группой я выполнил».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.