В обществе московских армян
В обществе московских армян
В эти же первые годы своего пребывания в Москве братья Спендиаровы приобщились к армянской культуре.
Среди московских армян вошло в традицию — где бы ни встретились им приезжие соотечественники, пригласить их к себе в дом и постараться заменить семью. Так Спендиаровы стали бывать у Нерсеса Осиповича Нерсесова — профессора торгового права на юридическом факультете.
У Нерсесовых они познакомились и с другими представителями армянской колонии. «Мы бываем на журфиксах у всех московских армян, — писал Леня отцу 25 октября 1891 года, — у профессора Нерсесова, у известного банкира Джамгарова, у доктора медицины Шагинянца[17], и теперь на журфиксе у Джамгаровых нас пригласили к себе Борджели. Нас везде очень любят, мы играем, поем…»
Музицирование — любимое занятие русской молодежи — было в большой моде и у армян, только, кроме русской и иностранной, здесь исполнялась армянская музыка.
Спендиарбв приобщился к ней в Москве, в семье профессора Нерсесова.
Однажды он застал у них за роялем незнакомого ему еще студента. Это был Сергей Гаврилович Мирзоев — в будущем пианист и теоретик. «Я не знал в то время, что Александр Афанасьевич музыкант, — рассказывал Мирзоев через много лет, — а ведь он уже был тогда скрипачом и учился композиции у Кленовского. Заметив, с каким вниманием он слушает «Баяти» Генария Курганова, и почувствовав, что он страстно любит музыку, я стал настойчиво советовать ему заняться ею. И вы думаете, он возразил мне что-нибудь на это? Он молча вежливо выслушал меня».
Несмотря на постоянные похвалы Кленовского, Саша действительно не считал себя музыкантом-специалистом. О композиторском будущем он не смел и помыслить. Держась незаметно, он без устали всем аккомпанировал, а во время танцев исполнял обязанности тапера, лишь в перерывах позволяя себе импровизировать или искать разрешение сложных аккордов.
После танцев начинались «пти же». В то время этими маленькими играми увлекалась вся московская молодежь, с той разницей, что у Ненарокомовых сражались в «блошки», а у Нерсесовых предпочитали шарады и «фанты». Саша не любил «пти же» и предпочитал ретироваться в кабинет Нерсеса Осиповича, где заставал профессора и его коллег. Образы этих удивительных людей на всю жизнь запечатлелись в памяти Спендиарова.
Нерсес Осипович Нерсесов. Высокий, чернобородый, с небольшими глазами, излучающими теплый свет, он, казалось, одним своим присутствием вызывал к жизни благородные чувства.
Профессор теории права Юрий Степанович Гамбаров, в будущем один из основателей Ереванского университета. Его всегда всклокоченная голова, заикающаяся речь и порывистые движения изобличали деятельную и страстную натуру.
Врач Сергей Давыдович Шагинянц. Не раз он рисковал жизнью на эпидемии холеры. На его узком иконописном лице привлекали тихие, серьезные глаза. Они становились пламенными, когда, робко вступив в общую беседу, он заставлял прислушиваться к себе старших коллег.
Григорий Абакумович Джаншиев, «дядя Гриша», как его называла молодежь, — автор книг «Из эпохи великих реформ» и «Братская помощь армянам, пострадавшим в Турции». У него был горб на спине и горб на груди, но его черные глаза сияли такой жизнерадостностью, что стоило ему войти в дом, как всем становилось весело.
Говорили об Армении, ровеснице Ассириии Вавилона, о ее древней культуре и о трагической судьбе ее народа. Все это было для Саши и Лени совершенно ново. Трудиться на пользу народа, веками страдавшего под гнетом иноземцев, пробуждать в нем Духовные силы, помогать его возрождению казалось братьям главным делом их жизни. Саша обрабатывал армянские песни, записанные им у Нерсесовых, и разучивал их с московской, а потом симферопольской армянской молодежью. Юноши изучали вместе армянский язык, читали армянские газеты… «Теперь мы с Сашей такие армяне, что только держись!» — восторженно писал Леня отцу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.