А. Беляков. По сталинским маршрутам
А. Беляков. По сталинским маршрутам
1. Москва — Петропавловск-на-Камчатке
Это было в 1936 году, на одном из заседаний комиссии ЦК ВКП(б), на которое были приглашены инженеры, техники, летчики и авиационные командиры. На заседании я увидел, как подробно товарищ Сталин вникает во все тонкости авиационного дела, как дорожит жизнью каждого летчика, как заботится о том, чтобы на самолете было удобно и безопасно работать.
Во время перерыва Чкалов и Байдуков подошли к Серго Орджоникидзе и спросили его о судьбе нашего проекта: совершить дальний беспосадочный перелет.
Товарищ Серго ответил улыбаясь:
— Не сидится вам, все летать хотите… Я сам не возьму на себя разрешения такого большого и сложного вопроса, но я спрошу у товарища Сталина, а может быть, и вас сведу с ним.
И действительно, вскоре он подвел Чкалова и Байдукова к товарищу Сталину. Серго представил летчиков и, продолжая улыбаться, сказал в шутливом тоне:
— Вот всё пристают… Хотят через Северный полюс лететь.
Товарищ Сталин, сдерживая улыбку, попыхивал своей трубкой. Летчики стояли взволнованные и ждали ответа.
— Зачем лететь обязательно на Северный полюс? — сказал товарищ Сталин. — Летчикам все кажется нестрашным. Рисковать привыкли. Зачем рисковать без надобности?
Иосиф Виссарионович сначала подшучивал. Затем сказал уже серьезным тоном, что условия полета у Северного полюса мало изучены.
— Надо хорошо и подробно все изучить, чтобы наверняка уже лететь туда…
И, помолчав, он внимательно взглянул на летчиков и добавил:
— Вот вам маршрут для полета: Москва — Петропавловск-на-Камчатке.
В такой простой и задушевной беседе родился Сталинский маршрут. В словах вождя мы почувствовали и любовь, и ласку, и доверие.
* * *
Прошло более двух месяцев с того памятного дня. Мы тщательно готовились к полету: изучали маршруты, испытывали самолет, осваивали радио и подготовляли снаряжение. Наконец все работы были закончены; об этом мы могли с удовлетворением доложить руководителям партии и правительства.
Мы снова в Кремле. В небольшом зале я увидел сидящих за столом товарищей Серго Орджоникидзе, Молотова и других членов правительства. В стороне за отдельным столиком сидел товарищ Сталин. Он встал, подошел к нам и радушно поздоровался. Я думал, что мы будем отчитываться перед строгой правительственной комиссией, а вдруг неожиданно весь доклад о нашей подготовке вылился в задушевный разговор.
— Все готово, товарищ Сталин, — сказал Чкалов, — осталось указать нам поточнее маршрут.
Попросив разрешения повесить на стене карту перелета, Чкалов стал подробно рассказывать о том, какими путями можно долететь из Москвы до Петропавловска-на-Камчатке.
Товарищи Сталин, Молотов, Орджоникидзе и другие члены правительства стояли вместе с нами около карты и разглядывали разноцветные линии маршрута.
Нами были разработаны три варианта. Мы защищали северный вариант, то есть маршрут с выходом за Полярный круг. С одной стороны, этот маршрут был удобен тем, что пролегал в районе многочисленных радиостанций Северного морского пути, с другой стороны, выход за Полярный круг в период арктического лета избавлял нас от полета в темноте в течение двух ночей из трех.
Товарищ Сталин очень быстро разобрался во всех обстоятельствах каждого предложенного варианта и сказал:
— Летите из Москвы до Земли Франца-Иосифа, оттуда свернете на Северную Землю и пересечете Якутию. От Петропавловска-на-Камчатке надо вернуться на материк через Охотское море к устью реки Амура, а дальше можете продолжать путь до тех пор, пока будут благоприятные условия погоды и хватит горючего.
Когда мы стали уходить, товарищ Сталин уже совсем по-отечески обратился к нам со словами:
— Скажите по совести, как у вас там, все ли в порядке? Нет ли у вас червяка сомнения?
Мы хором ответили, что у нас никаких сомнений нет.
Из Кремля мы уходили радостные, взволнованные, с твердым намерением безукоризненно выполнить перелет и не уронить честь нашей родины.
* * *
Память моя навсегда сохранит день нашего возвращения с острова Удд[4] в родную Москву.
Самолет наш катился по знакомому полю аэродрома. Наперерез ему мчалось несколько автомобилей.
Самолет наконец остановился. Остановились и автомобили.
Из передней машины показался товарищ Сталин. Он спокойной походкой шел к самолету.
Мы были ошеломлены, когда увидели товарища Сталина.
Чкалов в это время стоял на крыле. Увидев Иосифа Виссарионовича, он поискал глазами стремянку, махнул рукой, сел на крыло и, соскользнув на землю, побежал навстречу.
Стараясь быть серьезным, Чкалов вытянулся и отрапортовал:
— Товарищ Сталин, ваше задание выполнено.
Сталин дружески улыбнулся, широко раскинул руки, крепко обнял Чкалова и расцеловал. Потом он передал Чкалова в объятия Ворошилова, а сам шагнул к растерянному Байдукову и ко мне и поцеловал нас, как детей.
Его первые слова были:
— Не устали вы? Мы вас не будем долго мучить: вам нужен отдых, а сейчас пойдем к трибунам.
Мы были так растроганы, что почти не могли говорить.
* * *
Прошло несколько дней, и мы снова в Кремле. Мы рапортуем нашей великой стране об очередном достижении советской авиации и о благополучном завершении перелета по Сталинскому маршруту.
И здесь я услышал слова, которые указали мне ясный путь дальнейшей работы.
Товарищ Сталин, говоря о летчиках, сказал:
— Смелость и отвага-это только одна сторона героизма.
Другая сторона, не менее важная, — это уменье. Я за таких летчиков, которые умеют сочетать смелость и отвагу с уменьем.
Я понял, что, детально изучая штурманское дело как одну из отраслей авиационной техники, я нахожусь на правильном пути. Я сказал себе, что и впредь буду совершенствоваться в своем деле. Уменье — не менее важная сторона героизма.
2. На Юге
Я никогда не забуду встречи с этим великим, простым и обаятельным человеком, когда он отдыхал на Юге. Здесь не надо было говорить о делах — можно было разговаривать обо всем, что на душе.
Это было вскоре после окончания перелета по первому Сталинскому маршруту.
Однажды мы были приглашены к товарищу Сталину на дачу.
Помню, мы шли небольшой аллеей. У входа на дачу я увидел товарища Сталина. Рядом с ним стоял товарищ Жданов.
Настроение у нас было приподнятое и радостное. Мы подошли всей гурьбой и поздоровались. Поздоровались — и не знаем, что делать дальше.
Товарищ Сталин, видя, что мы еще незнакомы с окрестностями, сказал нам:
— Ну, походите кругом и посмотрите, что здесь насажено.
И он пошел вместе с нами. Обходя вокруг дачи, мы увидели много лимонных деревьев со спелыми плодами. Один огромный лимон привлек мое внимание. Товарищ Сталин, видя, что лимоны нас занимают, сказал:
— Если они вам нравятся, сорвите. Кто сколько хочет.
Желая сохранить что-либо на память о посещении товарища Сталина, я немедленно воспользовался этим разрешением, и самый большой лимон с дерева очутился в моем кармане.
Гуляя по саду, мы обратили внимание на незнакомую нам породу деревьев.
— Это эвкалипты, — сказал товарищ Сталин. — Очень ценное дерево.
Товарищ Сталин нам объяснил, что эвкалипты отгоняют малярийных комаров и что их полезно сажать там, где желают избавиться от малярии. Он рекомендовал сажать эвкалипты в более северных местах нашего Союза, для того чтобы они там акклиматизировались.
Мы заметили, что около дачи растет какая-то сосна особой породы, с длинной пахучей хвоей.
— Здесь раньше рос дуб, — сказал товарищ Сталин, — но он был чем-то болен, и мы решили его заменить сосной. Узнав об этом, агрономы и садоводы стали говорить, что сосна здесь расти не будет, но мы все-таки решили попробовать, и, как видите, сосна растет и даже очень хорошо.
— Видно, товарищ Сталин, — сказал Чкалов, — всякое дело можно выполнить, если к нему руку приложить.
— Да, верно, — сказал товарищ Сталин, — только не нужно унывать при неудачах. Если не выходит, надо второй раз попытаться. Если прямо нельзя взять, надо со стороны обойти. Этому нас, большевиков, еще Ленин учил.
Незаметно, в дружеском разговоре, черпал я для себя уроки большевистской мудрости.
Солнце уже село, но около дачи было еще тепло.
Товарищ Жданов оказался знатоком сельского хозяйства и метеорологии. Он объяснил нам, что внизу, у подножия холма, ночью бывает холодней, потому что наступает инверсия. Я хорошо знаю это слово. Оно означает обратный, ненормальный ход температуры, когда она повышается с высотой. После упоминания инверсии разговор как-то естественно перешел на авиационные темы. Товарищ Сталин хорошо знал, что на больших высотах летчики страдают от холода. Он начал сетовать на то, что авиационные люди мало занимаются вопросами обогрева кабин и электрически обогреваемой одежды.
Попутно товарищ Сталин упомянул, что напрасно летчики иногда рискуют и не пользуются парашютом даже в тех случаях, когда положение становится явно угрожающим.
— Вот недавно был случай, — сказал товарищ Сталин: — один из наших самолетов потерпел аварию в воздухе, на нем было четыре человека-трое выпрыгнули, а один остался на самолете и погиб. Когда мы вызвали тех, которые благополучно спустились на парашютах, и стали расспрашивать, как это все произошло, то один из летчиков, докладывая, стал извиняться, что он принужден был выпрыгнуть с парашютом. Он считал себя в этом виноватым… Какая у вас, летчиков, ломаная психология! — продолжал товарищ Сталин. — Мы его хотели наградить за то, что он выпрыгнул с парашютом, а он стал доказывать нам, что он виноват. Жизнь одного летчика нам дороже многих машин.
Какая огромная любовь к людям, какое сердечное отношение к летчикам сквозили в этих словах, заботливых и задушевных!
Наступила темнота, и товарищ Сталин пригласил нас в столовую. При этом он сетовал, что сегодня за столом не будет хозяйки: его маленькая хозяйка — дочка Светлана — несколько дней назад уехала в Москву, так как в школах уже начались занятия. Он с большой любовью и нежностью говорил о своей дочери и, невидимому, без нее скучал.
Обед проходил в обстановке исключительно непринужденной.
С затаенным дыханием выслушали мы рассказ товарища Сталина о некоторых эпизодах его подпольной революционной деятельности.
Быстро летели часы. Я старался запечатлеть каждый жест товарища Сталина, запомнить каждое его слово.
Наступила минута прощанья.
Я подошел к товарищу Сталину и попросил его написать в. мой блокнот хотя бы два слова. Но товарищ Сталин сказал, что сейчас уже поздно, все устали, и что он удовлетворит мою просьбу завтра.
Мы уехали.
Я, конечно, никогда и не думал, что товарищ Сталин запомнит свое обещание: и без моих просьб у него много дел.
Каково же было мое удивление, когда на следующий день я получил от товарища Сталина фотографию его дочери Светланы с надписью — вверху, в левом углу: «Светлана», а внизу: «т. Белякову на память. И. Сталин».
Когда я вечером после трудового дня смотрю на этот дорогой подарок, передо мной вновь встает образ великого человека, такого обаятельного, так покоряющего своей мудрой простотой.
3. Готовимся к новому перелету
Пришла зима, и вновь наши сердца потянулись к бесконечным просторам воздушного океана, к вольным и далеким льдам Арктики. Мы мечтали о беспосадочном перелете из Москвы в Америку.
— Принимайтесь, ребята, за работу, — говорил Чкалов. — Я возьму на себя хлопоты о разрешении, а вы, Саша с Егором, осмотрите самолет. Составьте подробный список того, что нужно на нем переделать.
Чкалов и Байдуков уже побывали у народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова и заручились его согласием и поддержкой.
Однако мы все еще слышали заявления о том, что район Северного полюса не изучен-неизвестно, мол, какая там погода.
Если неблагоприятная погода заставит экипаж совершить вынужденную посадку на лед, говорили нам, то помощь оказать будет трудно.
Нам очень помогло то обстоятельство, что весной 1937 года готовилась в Арктику большая экспедиция Северного морского пути. Четыре многомоторных самолета должны были вылететь из Москвы к Северному полюсу. Но, так как тяжелые самолеты неспособны пройти такое большое расстояние без пополнения горючего, решено было для будущей экспедиции организовать базу на острове Рудольфа (архипелаг Франца-Иосифа). От него до полюса девятьсот километров тяжелого пути.
21 мая самолет Водопьянова доставил четырех отважных зимовщиков на Северный полюс. Молнией облетело весь мир сообщение о блестящей высадке советской экспедиции на дрейфующую льдину. Чкалов долго крепился, наконец не выдержал и позвонил товарищу Молотову. Он просил его сообщить, каково мнение товарища Сталина о нашем предложении лететь в Северную Америку.
— А как у вас с материальной частью? — спросил Молотов.
— Все готово.
— Как все готово? Ведь разрешения нет!
— А мы на всякий случай…
Товарищ Молотов рассмеялся и сказал:
— Хорошо, товарищ Чкалов. На-днях обсудим ваш вопрос.
И действительно, через несколько дней, 25 мая, Чкалова вызвали к телефонному аппарату и сообщили, что нас приглашают на совещание в Кремль.
Я в этот день был в полете. На совещание поехали Чкалов и Байдуков.
* * *
4. Рассказ Чкалова
В первую же встречу Валерий рассказал мне о чудесных часах, проведенных среди руководителей партии и правительства.
«Свое выступление я начал с характеристики нашего самолета, на котором можно было бы совершить полет через полюс в Северную Америку, — рассказывал Чкалов. — Я напомнил, что свой предыдущий полет мы прервали из-за метеорологических условий, имея в баках тонну бензина.
Я так увлекся, что едва не рассказал о том, как, пролетая над Землей Франца-Иосифа, мы чуть было не решили изменить курс и лететь через Северный полюс в Америку. Байдуков быстро дернул меня за пиджак, я замолчал, но товарищ Сталин, улыбаясь, сказал:
— Продолжайте, товарищ Чкалов.
Второй раз дернул меня за пиджак Байдуков, когда я проговорился о «контрабандных» работах. Позабыв об уговоре, я незаметно для себя рассказал о том, что все подготовительные работы уже сделаны. Байдуков даже изменился в лице, но опять раздался голос товарища Сталина:
— Продолжайте, товарищ Чкалов.
«А вдруг мы поспешили с подготовкой? — с тревогой подумал я. — Ведь постановления-то правительства еще нет».
Взглянул на Байдукова-в глазах у него та же тревога.
Дружеская беседа длилась уже более полутора часов.
Тепло отзываясь о смелом коллективе полярников, товарищ Сталин заметил, что теперь, наверное, нам будет легче лететь через Северный полюс.
Я сказал смеясь:
— Товарищ Сталин, для нас это «хуже»: ведь Папанин будет «давать» с полюса все плохую да плохую погоду… Так никогда и не улетишь!
— Вот тебе и на! Мы думали-будет лучше, а вот оказывается, что для летчиков лучше бы и не делать полета на полюс, — шутливо сказал товарищ Сталин, обращаясь к Молотову.
— Так, значит, как обстоит у них дело с машиной? — спросил он одного из руководителей авиационной промышленности.
— Они давно готовы, товарищ Сталин. Ведь вы слышали…
— Да, слышал, — рассмеялся товарищ Сталин. — Впрочем, я об этом знал раньше.
На душе моей отлегло. Значит, товарищ Сталин знал о всей нашей подготовительной, «контрабандной» работе. Занятый важнейшими государственными делами, он не забыл о нас. Ну, а если он знал о подготовке, значит…
Товарищ Сталин начал расспрашивать нас о всех подробностях проведенной работы. Он великолепно понимал нас с полуслова.
— Так вы, товарищ Чкалов, говорите, что выбор самолета правилен? — спросил он меня.
Потом помолчал и добавил:
— Все-таки один мотор… Этого не надо забывать.
— Товарищ Сталин, мотор отличный, — ответил я. — Это ведь доказано, и нет оснований беспокоиться. А кроме того, — пошутил я, — один-то мотор — сто процентов риска, а четыре — четыреста.
Присутствующие засмеялись. Наступил самый решающий момент. Товарищ Сталин, задав еще несколько вопросов, немного задумался, а потом сказал:
— Я-за!
Когда первый пункт решения правительства о перелете был записан, товарищ Сталин предложил еще новый пункт о том, чтобы обязать экипаж в случае неблагоприятной обстановки сделать посадку в любом пункте Канады, а в случае прямой опасности для экипажа произвести немедленную посадку.
Эту фразу товарищ Сталин повторил и мне:
— Прекратить полет при первой опасности.
Я не знал, какими словами поблагодарить товарища Сталина за доверие, оказанное нам. Крепко пожал я руку дорогому вождю и сказал:
— Спасибо, товарищ Сталин, за доверие. Мы оправдаем его.»
5. Возвращение
Долгих шестьдесят три часа были мы в воздухе. Мы пролетали над скованными льдом просторами Арктики, наш самолет парил над Северным полюсом и пошел на посадку возле города Портланд (Северная Америка). Чкалов впоследствии говорил, что на крыльях советского самолета мы привезли американскому народу привет и дружбу ста семидесяти миллионов свободных граждан СССР.
Но вот мы снова на родной земле. В наш вагон вбегают радостные и возбужденные советские пограничники. Они крепко жмут нам руки, обнимают, расспрашивают о нашем путешествии. Мы не замечаем, как поезд подходит к станции Негорелое
Скромная пограничная станция выглядит необычно празднично. Светят юпитеры и прожекторы. Гудит толпа. Нас бурно приветствуют. Мы выходим на перрон и направляемся к трибуне.
Около нас, сгибаясь под тяжестью огромного букета цветов, стоит шестилетняя дочь пограничника. Кто-то из толпы ей задает вопрос:
— Кому букет-то?
Она со снисходительным недоумением отвечает:
— Взрослый, а не знает!.. Чкалову!
Короткий митинг окончен. Пересаживаемся в другой поезд.
Для нас прицеплен отдельный вагон. Поезд уходит в ночь на восток, к столице Советского Союза.
В 16 часов 13 минут 24 июля экспресс подошел к перрону московского вокзала. Тепло и радостно встретила нас Москва.
Над привокзальной площадью неслись звуки «Интернационала».
Это звучал гимн народной неукротимой воле, гимн нашей родине, нашей партии, в честь Сталина, по маршруту которого мы совершили перелет.
После короткого митинга мы сели со своими родными в автомобили и направились по улице Горького, переполненной москвичами, к Боровицким воротам Кремля.
В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца мы увидели товарища Сталина и его соратников и боевых товарищей — Молотова, Ворошилова, Калинина, Кагановича, Микояна, Жданова.
Глубоко взволнованные, подходили мы к столу. Здесь же присутствовали инженеры и рабочие авиационной промышленности, наши друзья-летчики, родные, знакомые.
Товарищ Сталин каждого из нас обнял и расцеловал. Трудно передать волнение, которое испытали мы под ласковым взором простого, родного и близкого всем нам великого Сталина.
Зал долго гремел от аплодисментов, когда был провозглашен тост в честь того, чье имя уже давно стало символом побед.
Товарищу Сталину несли мы свои самые горячие чувства.
Валерий встал из-за стола и, обращаясь к присутствующим, сказал:
— Многое повидали мы в дни перелета, в дни нашего путешествия. Мы видели, как зарубежные рабочие относятся к нашей стране, с какой надеждой и упованием смотрят они на Советский Союз, откуда, подобно магнитным волнам, идут по всему свету великие идеи коммунизма. В знак своих чувств зарубежные рабочие преподнесли нам серебряную скульптуру. На ней изображен земной шар. Континенты Европы и Америки соединены чертой, проходящей через полюс. Экипаж передает эту скульптуру как символ международной солидарности рабочих товарищу Сталину.
Иосиф Виссарионович взял статуэтку и, когда прием окончился, унес ее с собой.
А. Беляков