На растерзанной Эспаньоле

На растерзанной Эспаньоле

Плавание адмирала из Ямайки в Сан Доминго было исключительно тяжелым и длилось около двух месяцев. Когда Колумб добрался, наконец, до Сан Доминго, его ожидал здесь очень любезный прием. Овандо вышел ему навстречу, с большим почетом проводил в свой дом, где Колумб, его брат и сын прожили до конца их пребывания на острове.

Несмотря на исключительную предупредительность и знаки почтения со стороны Овандо, между вицекоролем и губернатором сразу же возникли несогласия и споры. Когда Овандо собственной властью освободил Парраса, Колумб потребовал немедленной отмены этого распоряжения. Он указывал губернатору на данное ему королями право суда над взбунтовавшимися подчиненными. Овандо, в свою очередь, ссылался на свои полномочия правителя и верховного судьи. С трудом Колумбу удалось добиться отсылки Порраса в Испанию для суда над ним.

Колумб разглядел за подчеркнутой вежливостью Овандо скрытую враждебность. Овандо не выполнил приказаний королевы о выплате адмиралу причитающейся ему части доходов. Колумб не мог добиться от губернатора даже отчета. Представитель его интересов на острове дважды жаловался королеве на умышленную запущенность расчетов.

За короткое свое пребывание на Эспаньоле Колумб мог видеть, к какому бедственному положению привело туземцев хозяйничанье испанцев на острове в течение двенадцати лет, со времени их водворения на нем.

Угнетение индейцев Эспаньолы началось еще во времена правления Колумба, когда адмирал, раздав землю в собственность колонистам, прикрепил индейцев к участкам, обязав работать на земле своих белых господ.

В 1502 году, при замене Бобадильи Овандой, королева велела объявить туземцев свободными, но эта королевская милость длилась недолго. Ованда заявил королям, что освобождение индейцев приведет к тяжелым последствиям для колонии. Индейцы, доносил он двору, ленивы и беспечны и не пойдут на работу по найму.

Уже в 1503 году последовало разрешение Изабеллы «занимать индейцев работой, если это необходимо для их пользы». Пользуясь этим разрешением, Овандо снова восстановил крепостную систему. Он определил продолжительность работ индейцев в рудниках и на полях белых сначала в шесть месяцев в течение года, а затем увеличил этот срок до восьми месяцев.

Современник Колумба Лас Касас очень ярко описывает жизнь туземцев в эти годы.

«Испанцы обременяли индейцев тягчайшими работами и обращались с ними бесчеловечнее и более жестоко, чем во времена Бобадильи. Их часто отсылали в места, удаленные от их жилищ и семейств, и удерживали там на изнурительных работах. Если кто-нибудь из этих несчастных, утомившись, оставлял на минуту работу, его осыпали ударами плети. Пища их состояла из одного кассавного хлеба, недостаточно питательного при чрезмерно тяжелом труде.

Когда надсмотрщики-испанцы обедали, туземцы, подобно голодным собакам, бросались под стол подбирать кости, которые те иногда кидали им: обглодав и высосав кость, они растирали ее между камнями в порошок и «посыпали им свой кассавный хлеб, чтобы не пропала ни малейшая частица такой драгоценности.

Если индеец, доведенный до крайности, в надежде избавиться от тяжкого и непрерывного труда и варварских истязаний своих мучителей, искал спасения в горах, — его преследовали, как дикого зверя, секли без милосердия и, чтобы предупредить новую попытку к побегу, заковывали навсегда в кандалы.

Множество этих несчастных жертв погибало до истечения срока, определенного для работ. Те, которые переживали его, получали позволение вернуться домой, с тем, чтобы в следующем году опять явиться на работу в назначенное время. Но их жилища, большей частью находились в 40, 60 и даже 80 лигах от места работы. А все путевые запасы их состояли из небольшого количества кореньев, сладкого перца и кассавного хлеба.

Изнуренные продолжительной и тяжелой работой, многие из них не имели сил добраться до дому. Я часто встречал их: иные валялись мертвые среди дороги, другие с трудом переводили дыхание от усталости и изнеможения, сидя в тени под деревьями. Некоторые, борясь со смертью, произносили слабым голосом: «есть… есть…». Наконец, те, которым удавалось добраться до жилищ, находили их чаще всего пустыми. В продолжение восьмимесячного их отсутствия жены и дети их разбрелись или умерли; поля, единственный источник их пропитания, заросли травой. В унынии, в изнеможении им ничего не оставалось, как только ждать у порога своих хижин медленной смерти».

Если туземцы делали попытки сбросить с себя иго пришельцев, в области, охваченные восстанием, направлялись карательные отряды, истреблявшие для острастки поголовно всех.

Тот же Лас Касас повествует об усмирении племени Чигаев, происходившем незадолго до возвращения Колумба на остров.

«Овандо отдал приказ предать огню и мечу провинцию Чигей… Когда испанцы достигли границы Чигея, на всех высотах вспыхнули огни. Широкие столбы дыма, оповестив жителей о приближении неприятеля, распространили всеобщую тревогу. Старики, женщины и дети были удалены немедленно в уединенные пещеры, скрытые в лесной чаще, а воины занялись приготовлением к бою.

Испанцы вступили в открытую безлесную равнину, удобную для действий кавалерии. Захватив в плен нескольких туземцев, они стали допрашивать их о силах и намерениях неприятеля, но не получили никакого ответа. Испанцы прибегли к пытке, но также без всякого успеха — дикари остались непреклонными среди истязаний. Этот народ предпочитал смерть измене.

Испанцы продолжали углубляться внутрь провинции и в одном селении были встречены соединенными силами нескольких второстепенных кациков. Дикие воины ждали их, выстроившись вдоль улиц, со своими луками и стрелами, но совершенно нагие и без всякого прикрытия. При появлении врагов они подняли ужасный вопль и пустили в них тучу стрел, но с такого расстояния, что ни одна стрела не достигла цели. Испанцы ответили залпом арбалетов и ружей. Индейцы, увидев, что многие из них упали мертвыми, обратились в бегство, не дождавшись атаки шпагами. Но и в бегстве они проявляли большое мужество: некоторые воины вырывали из своих ран стрелы, глубоко вонзившиеся в тело, ломали и грызли их зубами и в бессильной ярости бросали их в испанцев.

Разбитые и рассеянные чигаи устремились с семьями к своим естественным крепостям — горным пещерам — и укрепились в них. Испанцы преследовали их, но с величайшим трудом. Проводниками им служили несколько пленных, которых они принудили к измене неслыханными истязаниями. Они гнали их перед собой на веревке, обвязав одним концом шею своей жертвы, а другой держа в руке. Некоторые из несчастных, достигнув края пропасти, кидались в нее стремглав, стараясь увлечь за собой и своих тиранов.

Наконец, испанцы открыли убежище побежденных и не пощадили ни возраста, ни пола. Все, даже беременные женщины и матери с детьми на руках, пали под ударами бесчеловечных убийц».

Таково было положение на острове — излюбленном детище Колумба.

Адмирал стал торопиться с отъездом в Испанию. Починили каравеллу, на которой он прибыл из Ямайки. Командование над ней принял Бартоломео. Сам Колумб и его сын поместились на другом судне, нанятом для их переезда. Обе каравеллы отплыли из Эспаньолы 12 сентября 1504 года.

Колумб почти не подымался с постели до самого прибытия в Испанию. 7 ноября суда бросили якорь в Сан Люкаре,