НИКТО НЕ ВЕРИЛ ТИШИНЕ
НИКТО НЕ ВЕРИЛ ТИШИНЕ
Третий день над главной базой Балтийского флота стоит тишина. Погода хорошая, а в воздухе ни одного вражеского самолета. Будто и войны нет.
Ефимову, Сухову и мне выпало с утра дежурить. Сначала мы сидели в кабинах, потом командир разрешил нам покинуть их, но приказал никуда не уходить от истребителей. Мы втроем собрались возле моей машины. Холодновато. Попрыгиваем, разминаемся.
— Что, озябли? — говорит, подходя к нам, инженер Сергеев. — Ну, погрейтесь, погрейтесь.
— Кабы подраться сейчас, враз бы согрелись! — отзывается Сухов. — А так что?
— А правда, товарищ командир… Что это мы все дежурим? Почему не летаем? — спрашивает у меня моторист Алферов.
— Не летаем потому, что фашисты не летают.
— А почему они не летают?..
Инженер кладет руку на плечо моториста:
— Ох и дотошный же ты, Алферов! А я вот что тебе скажу. Фашисты в эти дни сбитых нами стервятников хоронят — это раз. Поминки справляют — это два. Починяются — это три!..
Все мы улыбаемся. Нам по душе оптимистическое настроение Сергеева.
— Знаешь, сколько их после боев не вернулось на базы? Ого! — продолжает он между тем. — Зенитный огонь Кронштадта, — инженер многозначительно поднимает палец, — над Берлином такого нет! Да еще наши истребители фашистов потрепали. Ну, а бомбардировщик починить, сам понимаешь, — это не нашу пичугу. Вот и не летают…
Алферов слушает инженера, приняв положение «смирно». Потом он благодарит его и уходит в капонир, где у моториста всегда немало дел,
— Нам бы недельку затишья, — раздумывает вслух Сергеев. — Отдохнули бы немножко. А то ведь техники прямо на ходу спят. Ну да ладно, — спохватывается он, — Забалакался я тут с вами. У меня ведь тоже дела…
Инженер уходит, а Сухов вдруг, озорно похохатывая, схватывает меня за руку:
— Тебя, что ли, отлупить?
— Медведь чертов, — вырываюсь я. — Привык на маленьких нападать. Ты вон с Матвеем попробуй.
— А ну что ж, давай! — задорно откликается Ефимов и подходит к Сергею, широко расставляя ноги.
— С тобой неинтересно, — отмахивается Сухов. — Да и жалко тебя. Парторг как — никак. — Он дружески обнимает Ефимова. — А ведь правда, Матвей, так и врезал бы я сейчас какому — нибудь «мессеру». Аж руки чешутся...
— Еще успеешь, — говорю я. — До Берлина путь дальний.
Мы присаживаемся на сложенные в кучу чехлы. Разговор идет о том пока что отдаленном будущем, когда наша армия погонит фашистов от Ленинграда.
— Поскорей бы уж! — мечтательно говорит Сергей. — Последний фашистский самолет я хотел бы сбить над Берлином…
После дежурства я бегу к нашему писарю. Женя Дук недавно возвратился из госпиталя и уже трудится над очередным «боевым листком».
— Женька, есть мысль!.. Не мешай только: сочинять буду…
Незадолго перед обедом мы вывешиваем очередной номер листка. В нем только что написанное мной стихотворение:
Мы с врагами будем квиты.
Наш расчет с врагами прост:
Пусть-ка сунутся бандиты —
Всех отправим на погост.
И в стремлении орлином
Мы еще уйдем в полет —
Сбить над городом Берлином
Их последний самолет.
Сбить, увидеть, как, объятый
Дымом едким и огнем,
Упадет фашист треклятый
В черном логове своем…
Но пока что нет работы,
Как ни щурь на небо глаз…
А подраться так охота —
Руки чешутся у нас!..
Данный текст является ознакомительным фрагментом.