На орбите Юрий Гагарин

На орбите Юрий Гагарин

Подготовка к первому полёту человека в космос подходила к концу. По всему было видно, что день, когда кто-то из нас займёт место в кабине космического корабля, был уже недалёк. И вот когда закончился важный этап специальной предварительной подготовки, нас, космонавтов, собрал политработник Николай Фёдорович. Каждый человек для него был открытой книгой. Речь зашла о том, готовы ли мы выполнить сложное и ответственное задание.

— Помните, в космос должен лететь человек с высокими моральными качествами, кристально чистый человек, — сказал он.

Его вера в наши способности подбодрила нас.

Этот разговор заставил о многом подумать. «Не подошла ли пора подать заявление с просьбой о приёме в кандидаты партии?» — мелькнула у меня мысль. С этой мыслью я и явился домой. Тамара, как всегда, встретила меня улыбкой.

— Что-то ты сегодня больно серьёзный, Гера! — произнесла она.

Я рассказал о беседе с политработником, о своих мыслях.

— Чего доброго, устарею, — пошутил я, — завтра же посоветуюсь с секретарём партийной организации.

Секретарь партбюро Григорий Федулович встретил меня приветливо, внимательно выслушал.

— Правильно, Герман Степанович, — одобрил он мои мысли. — Охотно дам вам рекомендацию, а в другой, надеюсь, не откажет комсомольская организация.

Так оно и было. Комсомольцы живо поддержали меня, а третью рекомендацию для вступления в кандидаты КПСС написал коммунист Евгений Анатольевич — опытный врач, наш наставник.

«Прошу первичную партийную организацию принять меня кандидатом в члены Коммунистической партии Советского Союза. Хочу быть членом нашей славной партии и идти на выполнение задания коммунистом…» — писал я в своём заявлении. Коммунисты не отказали в моей просьбе, я стал кандидатом в члены КПСС.

Между тем шли последние дни перед первым полётом человека в космос. Решался вопрос, кому выпадет эта великая честь. Многие из нас были хорошо подготовлены к полёту, и, естественно, каждый горел желанием взлететь в космос. Но все мы горячо поддержали кандидатуру Юрия Гагарина, которую выдвинуло командование. Этот замечательный человек, кристально честный коммунист пользовался у нас, космонавтов, заслуженным уважением. Я люблю людей с характером. Меня назначили запасным, дублирующим лётчиком, и я был несказанно рад оказанным мне доверием, был готов в любую минуту, если бы это только потребовалось, заменить моего друга.

Мы оба чувствовали себя уверенно. Правда, полёт в космос, несомненно, был связан с известным риском, в нём было много нового, необычного, неизведанного. Но вместе с тем мы хорошо знали, как тщательно готовился в нашей стране первый в мире полёт человека в космическое пространство, какие большие и многогранные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы проводились в этой области. Достижения Советского Союза в создании искусственных спутников Земли больших размеров, успешное проведение испытаний мощной ракеты-носителя, способной вывести на орбиту спутник весом в несколько тонн, позволяли приступить к постройке и испытаниям космического корабля, приспособленного для длительного полёта человека.

Этот корабль назвали «Востоком». Учёными были приняты все меры для исключения какой-либо случайности и полной гарантии безопасности его полёта. Пилот-космонавт одевался в защитный скафандр, сохранявший ему жизнь даже в том случае, если бы кабина корабля вдруг утратила свою герметичность. В течение месяца, предшествовавшего первому в мире полёту человека в космос, были произведены два контрольных запуска космических кораблей-спутников. В их кабинах вместо пилота находились манекен и животные — собаки Чернушка и Звёздочка.

К. Э. Циолковский однажды сказал: «Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчёт. И уже в конце концов исполнение венчает мысль». Мы были свидетелями исполнения самой смелой творческой мысли. Полёт Юрия Гагарина был осуществлён лишь тогда, когда учёные получили полную уверенность в том, что космонавт, совершив полёт вокруг планеты, благополучно, живым и здоровым вернётся на Землю.

Перед отъездом на космодром у нас состоялось партийное собрание с повесткой дня: «Как я готов выполнить приказ Родины». Космонавты давали клятву Родине, Коммунистической партии, Советскому правительству с честью выполнить задание.

Внимательно выслушали мы выступление Юрия Гагарина.

— На выполнение предстоящего полёта в космос, — сказал он, — пойду с чистой душой и большим желанием выполнить это задание, как положено коммунисту. Я присоединяюсь к многочисленным коллективам учёных и рабочих, создавших космический корабль и посвятивших его XXII съезду КПСС.

Затем слово предоставили мне.

— Знаю, — сказал я, — что в космическом полёте могут принять участие многие из нас. Но если партия и правительство доверят совершить его мне, не пожалею сил, приложу все знания и умение, чтобы выполнить это почётное задание во имя процветания нашей Родины.

Собрание закончилось. Взволнованные, с большим душевным подъёмом возвращались мы домой. И вот наступил долгожданный день отъезда на далёкий космодром Байконур. Естественно, наши близкие волновались. Мы пытались отшучиваться. Но расставание не обходится без грусти.

— Всё будет хорошо, Гера, — сказала мне Тамара.

И вот мы на космодроме, маленьком обжитом островке в бескрайнем степном океане. Наступило ясное утро среды, 12 апреля. Казалось, сама природа старалась создать все условия для успешного полёта. Автобус быстро доставил нас к подножию гигантской ракеты, как бы вырастающей из стройных железных ферм. Наступили последние минуты перед стартом. Юрий Гагарин тепло попрощался с провожающими его членами Государственной комиссии, с Главным Конструктором, с Теоретиком Космонавтики и другими учёными, с товарищами-космонавтами. Одетые в одинаковые скафандры, мы с ним обнялись и, как говорили друзья, «чокнулись» гермошлемами.

— Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! — сказал Юрий Гагарин. — Через несколько минут могучий космический корабль унесёт меня в далёкие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением…

Я смотрел на хорошо знакомое лицо друга. Его слова звучали как клятва:

— Всё, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты.

Я не улетал в космос, я был запасным лётчиком-космонавтом — Космонавтом Два, как однажды назвали меня журналисты. Но мне казалось, что слова друга исходили из самых глубин и моего сердца. Гагарин говорил о своей ответственности перед советским народом, перед всем человечеством, перед его настоящим и будущим.

— И если тем не менее я решаюсь на этот полёт, — продолжал Юрий, и в глазах его заплясали огоньки, — то только потому, что я коммунист, что имею за спиной образцы беспримерного героизма моих соотечественников — советских людей.

Закончив выступление, Юрий провёл ладонью по лбу и поднялся на лифте на площадку, расположенную у входа в кабину «Востока». Он поднял руки в красных перчатках и ещё раз попрощался:

— До скорой встречи!

Люк кабины корабля наглухо захлопнулся за ним. Мы все, словно завороженные, ещё несколько минут стояли у стартовой площадки, пытаясь осмыслить то, что происходило. Голова шла кругом от всего, что я увидел и услышал.

Я размышлял о товарищах. Они всегда готовы учиться у всякого, кто мог их чему-нибудь научить. Я был рад тому, что мог назвать их своими друзьями. Я представил себе Гагарина в космическом кресле. «Что думает он сейчас, в считанные минуты, оставшиеся до полёта?» — И смутная тревога за жизнь товарища закрадывалась мне в душу. Вскоре космонавт доложил:

— Самочувствие хорошее. К старту готов!

Только после этого доклада я пошёл раздеваться. Быстро снял скафандр, гермошлем и комбинезон и надел обычную, «земную» одежду. Вот уже объявлена получасовая готовность к старту «Востока». Мы все, оставшиеся на земле, волнуемся, пожалуй, больше, чем Юрий. Врачи, следящие за самочувствием Гагарина, были довольны: пульс — 64, дыхание — 24. На экране телевизионного устройства было хорошо видно сосредоточенное лицо Юрия. Его бодрость радовала всех. На вопросы врачей ответил по радио:

— Сердце бьётся нормально. Чувствую себя хорошо.

Вскоре послышалась команда:

— Подъём!

Ракета медленно оторвалась от земли и, набирая скорость, устремилась ввысь. Словно буря пронеслась надо мной и всколыхнула всё моё существо.

— Счастливого пути, Юра!

Меня нередко спрашивают, какие чувства я испытывал, когда улетал Гагарин? Вероятно, хотят услышать, как я переживал и волновался. Скажу прямо, что в момент непосредственной подготовки ракеты к старту я был больше увлечён технической стороной дела, следил за прохождением команд, докладами космонавта с деловой, профессиональной точки зрения. Для волнений времени почти не оставалось.

Когда ракета, стремительно взвившись вверх, скрылась из глаз, на старте стало пусто. Не успел стихнуть гул ракетных двигателей, как Николай Петрович Каманин сказал мне:

— Поедем к самолёту. Сейчас полетим в район приземления.

Вместе со всеми советскими людьми мы восторженно приветствовали первый полёт человека в космос. «Сказать только, — думалось мне, — наш Юрка — и вдруг на орбите!» Но в то же время полёт Юрия Гагарина нас, космонавтов, интересовал и с другой, деловой точки зрения. То, что он выполнял сейчас, находясь в кабине «Востока», мы много раз проигрывали во время тренировок. Слушая его сообщения по радио, мы невольно сопоставляли наши предположения с тем, что сейчас фактически происходило в полёте. Поэтому в сообщениях Юрия Гагарина мы улавливали именно тот смысл, который был понятен только тем, кто непосредственно готовился к подобному полёту, тем, кто заботливо готовил нас к нему.

Через несколько десятков секунд после старта Гагарин передал по радио:

— Продолжаю полёт. Растут перегрузки. Всё хорошо…

Услышав эти слова, я почти физически почувствовал всё то, что испытывал Гагарин в этот момент. Я понимал, что значат для него эти десятки секунд, чем именно характерен данный этап полёта. Мы прислушивались к голосу Гагарина, следили, как изменяется его звучание с подъёмом ракеты на большую высоту. Подошло время, когда ракета должна была уже пройти плотные слои атмосферы и с неё должен был автоматически сброситься головной обтекатель. Мы с интересом следили, сработает ли автоматика. И когда Гагарин передал: «Самочувствие отличное. Вижу Землю, лес, облака», — я понял, что автоматика сработала, а по интонации Юриного голоса определил: самочувствие его действительно хорошее.

После выработки топлива одна за другой отделялись ступени ракеты. Уже находясь в самолёте, поднявшемся в воздух, мы услышали новое сообщение с борта «Востока»:

— Произошло разделение с ракетой-носителем…

Это означало, что космический корабль вышел на орбиту и в его кабине наступило состояние невесомости. Как она переносится космонавтом? Вот главный вопрос, который интересовал меня тогда.

Я много читал о невесомости, старался представить себе это состояние. Но ведь его никто из людей по-настоящему ещё не испытывал. Правда, лётчикам в какой-то мере оно известно, так как в полёте на реактивных машинах бывают моменты, в какой-то мере близкие к нему. Во время тренировок мы также в течение очень короткого времени испытывали это состояние. Не терпелось узнать, таково ли будет ощущение невесомости в космическом пространстве, влияет ли оно на жизнедеятельность, работоспособность человека. Когда я вновь услышал бодрый голос Гагарина: «Полёт проходит нормально, чувствую себя хорошо. Бортовая аппаратура работает исправно», — то понял: состояние невесомости не мешает его действиям.

Тренировка «на невесомость».

Другая, весьма важная проблема, которая нас интересовала во время полёта Юрия Гагарина, — это работа автоматики. Полётом космической ракеты, работой всех её сложных механизмов управляли автоматические системы. Они направляли ракету по заданной траектории, управляли двигателями, сбрасывали отработанные ступени, в заданной точке переводили корабль на снижение. Автоматика поддерживала в кабине корабля условия, необходимые для нормальной жизнедеятельности человека. Мы с удовлетворением отметили, что все автоматические системы действуют безотказно.

Но впереди был заключительный и, может быть, самый важный этап полёта — снижение и посадка. Нам, лётчикам, известно, что и на самолёте посадка — это, пожалуй, самый сложный этап полёта. А у космического корабля нет крыльев, которые смогли бы поддерживать его в атмосфере. Он врывается в неё с огромной скоростью, от трения на внешней теплозащитной оболочке корабля температура поднимается до огромных величин. Всё ли сработало нормально? Конечно, система торможения и посадки неоднократно проверялась при полёте космических кораблей с животными. Но всё же я испытывал тревогу: вдруг возникнут какие-нибудь непредвиденные обстоятельства? Справится ли космонавт, если придётся опускаться на Землю с помощью ручного управления кораблём? В сознании промелькнули картины совместных тренировок, уверенные, отработанные до автоматизма действия Юрия Гагарина, и все сомнения исчезли. «Всё будет хорошо», — думал я.

И действительно, не успели мы обсудить последние сообщения из космоса, как наступили минуты приземления «Востока». И вот уже радио передаёт Юрин доклад: «Прошу доложить Партии и Правительству и лично Никите Сергеевичу Хрущёву, что приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею».

Всех нас охватил небывалый радостный подъём. Только в эти минуты, услышав имя товарища Хрущёва, я осознал всю грандиозность свершившегося исторического события — первого в мире полёта человека в космос, в котором он за 108 минут облетел всю нашу планету и благополучно приземлился на родной советской земле, именно там, где это и было предусмотрено.

Когда мы прилетели в район приземления, мне хотелось увидеть друга, сердечно обнять его, услышать о том, что он переживал в полёте, как проходил этот беспримерный рейс вокруг Земли. Я увидел Юру в плотном окружении. Вокруг него стояли учёные, генералы. Подойти к нему, казалось, не было никакой возможности. И всё же я осторожно стал протискиваться вперёд. На меня бросали негодующие взгляды, кто-то вслух выражал недовольство. Но я настойчиво продвигался всё ближе и ближе. Юра заметил меня и, расталкивая всех, бросился навстречу. Мы крепко обнялись, долго тискали друг друга в объятиях, не чувствуя, что обмениваемся крепкими тумаками.

После того как Юрий Гагарин немного отдохнул, мы вечером бродили с ним по берегу Волги, любовались пейзажем могучей русской реки, шутили, говорили о будущем. Юрий, устремив взгляд к безоблачному небу, задумался.

— Ты о чём? — спросил я и сам же шутя ответил: — Наверно, мечтаешь, как наши друзья вот так будут бродить по берегу какого-нибудь марсианского канала и так же любоваться закатом солнца?

— А это время, — серьёзно ответил он,— не так уж и далеко…

Да, оно недалеко, это время первых полётов к другим планетам, и с каждым днём становится всё ближе и ближе. Ещё весь мир продолжал восхищаться подвигом советского народа, осуществившего первый полёт человека в космос, а мы, космонавты, уже продолжали наши будничные дела по подготовке к новым полётам. Мы тщательно изучали опыт Юрия Гагарина, давший возможность сделать новый шаг на пути освоения космоса, детально анализировали его действия, делали для себя нужные выводы. С учётом первого полёта человека в космос продолжались и наши многочисленные тренировки.

Вскоре после торжественной всенародной встречи Юрия Гагарина в Москве, на которой Никита Сергеевич Хрущёв сказал, что этот бессмертный подвиг, выдающееся свершение будет жить в веках как величайшее достижение человечества, радио принесло радостную весть. Президиум Верховного Совета СССР за успехи в развитии советской ракетной техники, советской космонавтики наградил второй золотой медалью «Серп и Молот» семь видных учёных и конструкторов, присвоил звание Героя Социалистического Труда 95 ведущим конструкторам, руководящим работникам, учёным и рабочим. Ордена и медали получили 6910 рабочих, конструкторов, учёных, руководящих инженерно-технических работников.

С особой радостью мы узнали о том, что, отмечая выдающиеся заслуги Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущёва в руководстве по созданию и развитию ракетной промышленности, науки и техники и успешном осуществлении первого в мире космического полёта советского человека на корабле-спутнике «Восток», открывшего новую эру в освоении космоса, Президиум Верховного Совета СССР своим Указом наградил Никиту Сергеевича Хрущёва орденом Ленина и третьей золотой медалью «Серп и Молот». Мы, космонавты, повседневно чувствуем огромную заботу Н. С. Хрущёва по освоению космоса. Он направляет развитие отечественной космической науки и техники, выдвигает смелые предложения, поддерживает творческие дерзания учёных и конструкторов. Юрий Гагарин в своих записках «Дорога в космос» сказал, что Никита Сергеевич Хрущёв является первооткрывателем космической эры. И мы все, космонавты, единодушно присоединяемся к этой мысли.

В большом списке награждённых значилось и моё имя. Я, конечно, был несказанно рад, что и мой скромный труд по подготовке первого в мире полёта человека в космос так высоко оценён нашим народом, — я был награждён орденом Ленина.

Все мы в те дни с огромным интересом следили за зарубежными поездками Юрия Гагарина, которые вылились в триумфальное чествование достижений советской науки и техники народами всех стран мира.

Возвращаясь их этих поездок, Юрий рассказывал нам о своих встречах с манчестерскими рабочими и финскими судостроителями, с виноградарями Болгарии и металлургами Чехословакии. Всюду, где только он ни был, его окружала сердечная теплота миллионов людей, которые видели в нём представителя нашего миролюбивого народа, народа-созидателя. И это не могло не наполнять наши сердца великолепной человеческой гордостью за свою великую страну, которая под руководством Коммунистической партии уверенно идёт по пути изумляющих мир всё новых и новых свершений.