9

9

Тем временем выходит первое собрание сочинений Аксенова – знаменитый синий пятитомник, выпущенный в 1995 году издательским домом «Юность». В нем – важнейшие тексты и ряд удачных предисловий: Евгения Попова – к тому, где роман «Скажи изюм», Виктории Шохиной – к «Острову Крым», Петра Вайля и Александра Гениса – к «Ожогу». Собрание неполное, но это не беда, впоследствии его дополнят сборники «Квакаем, квакаем» (АСТ, 2007), «Логово льва» (АСТ 2009), «Зеница ока» (АСТ, 2009).

Собрание – это очень важно. Но еще важнее, что с его выходом в позу классика Аксенов не встал, а, похоже, еще больше преисполнился иронии. И прежде всего – по отношению к себе.

Ею пронизана повесть «Три шинели и нос»[247], в которой рядом с Аксеновым по Казани и Питеру прогуливается незримый Гоголь. Текст про легкую жизнь и юные дружбы. Про то, что и пальто может быть мечтой. Про то, что почти любой советский юноша 50-х – во многом почти Акакий Акакиевич. Про джаз, мятежный задор и торжество здравого смысла. Про беду, которая не приходит одна. И про помощь, приходящую ниоткуда. О том, что молодость не вернешь. Но это не повод быть занудой. Да и стареть спешить не стоит. Ибо праздник всегда с тобою.

Аксенов не раз подводил черту под своей прежней, советской жизнью. «Три шинели и нос» – очередная такая задорная черта.

В России теперь другая жизнь, в которой можно слушать любую музыку, носить что угодно, петь, говорить, писать и публиковать что пожелаешь. И не мучиться бесконечно в поисках чего-нибудь сколько-нибудь доброкачественного съестного.

Верность этого своего впечатления Аксенов постоянно подтверждает в путешествиях. Летом 1996-го он плывет пароходом из Самары в Астрахань. И назад – до Москвы. Его радует, что пароход назван не именем какого-нибудь «рыцаря пролетарской революции», а в честь видного русского изобретателя и инноватора. «Иван Кулибин» швартуется в Тольятти, Ульяновске, Ярославле, Чебоксарах, Казани, Нижнем, Саратове, Астрахани и снова в Самаре. И везде Василий Павлович отправляется на берег – за свидетельствами благотворных перемен.

Советской нищеты (когда молоко, бывало, продавали только для детей – по рецепту, а чуть не треть жизни губилась в очередях за самым простым) теперь нет. Древние торговые города вновь полны товара. «Импорта» в одном магазине столько, сколько прежде едва нашлось бы в целом городе. И хотя доступно не всё и не всем, купить главное можно без труда и по вменяемой цене. На рынке в Самаре – торговцы горячим хлебом и колбасой: подходи, попробуй с ножа. И рыба появилась! А где ж пряталась-то? В глубине. А что так? А не терпела «красных».

Но вот ведь история! «Красные»-то до чего неугомонны? Всё рыдают по былому «величию». Всё твердят про «Русь на коленях». Всё тычут пальцем в безработных и бедняков. Всё жаждут вернуть равномерное распределение убожества вместо неравномерного распределения богатства.

Отменить реальность, где «немыслимое изобилие товаров, растут новые торговые центры и денег у людей становится больше, несмотря на невыплаты зарплат», в которой «массы людей стараются обогатиться». А как же? Ведь «машина-то у меня всего "шестерка"».

Не по душе наследникам генералиссимуса и разнообразие и богатство мнений: митинги, демонстрации, забастовки, перекрытия магистралей – проснувшееся гражданское чувство народа. Впрочем, это бурление рождает в нем не только радость и надежды, но и вопрос: что дальше?

Эта смесь удовлетворения и неуверенности отражает пассаж из книги «Любовь к электричеству». Либералы, романтик-оптимист и аналитик-реалист, толкуют о текущем моменте.

– Господи, сколько лет я мечтал об этом! Выйти на Арбат и увидеть самую обыкновенную студенческую демонстрацию – веселое свободное шествие, как в Европе! И вот сбылось… без нагаек, без крови!.. не верится… не верится…

– Погодите, батенька, рано радуетесь…

– Да нет… нет… Этот процесс уже не остановишь – Россия вступила на европейский путь развития, милостивый государь, и постепенно вымрут ищейки, унтеры пришибеевы, держиморды и палачи, эти порождения столетнего рабства!

– Неизвестно, батенька, куда повернутся события…

– Боязливость ваша, сударь, осторожность, извините, осточертевшая от татарского ига идут. <…> Газеты! Газеты различных направлений! В голове не укладывается – нет цензуры!..Как Британия, сударь, как Великобритания. <…> Власть будет принадлежать избранникам народа! Коалиционные правительства, отставки кабинетов, запросы в Думе, общественная жизнь, борьба…

– Эка размахнулись, восторженный вы человек!

– Да, размахнулся, и не без оснований, сударь! <…> Решено, вступаю в партию к к.-д.[248]!

– Не торопились бы вы, батенька…

– Вздор! Вздор! Энергия, динамика – вот символы нашего времени! Молодежь…

В этом записанном в конце 60-х диалоге интеллигентов 1905 года – надежда и тревога Аксенова 90-х годов XX и первого десятилетия XXI века.

Порыв, динамика, молодежь…

Вот и Слава Горелик из нового романа «Кесарево свечение», включившись в народное бурление и прорвавшись к обогащению, так же легко меняет комсомольский стяг на триколор, как «шестерку» на сильно подержанный «Ягуар», на котором мчит к новым горизонтам, где ждет его, кроме прочего, «почти новый "Порше"». И, как-то подвозя друга отца, ныне героя сопротивления, американского прозаика и профессора Стаса Ваксино (он же Влос Ваксаков), заявляет: сейчас для меня главное – делать деньги; и интересуется: «…А ты не можешь дать мне сотню грэндов на пару недель?» Ну да, сто тысяч баксов.

– Боюсь, ты меня за кого-то другого принимаешь. Я ведь просто колледжский учитель…

– Ну, сколько можешь?..

– Не больше чем три.

– И это пойдет. Верну тебе три через неделю. А через год… тысячу процентов интереса.

– Ты сумасшедший, мой мальчик. На что тебе этот денежный бизнес?..

– Не кажется ли тебе, что я тоже имею право на свою утопию?..»

Вот такая теперь у них утопия. Снова за свое? Да какая ж такая особенная? Не любезный ли вам цветущий социально ответственный капитализм – свободная республика Россия?

Вот так преобразился диалог либералов из 1905 года в году эдак примерно 1993–1997-м…

Славка Горелик – образованный отпрыск умного номенклатурщика из бывшего ЦК КПСС. Ему подавай всё и сразу: и демократию, и капитал. Ибо в наши дни, как пишут теоретики, демократия есть система самая комфортная для сохранения и преумножения капитала.

– А это – смотря для кого, – ответила Славе российская реальность. – И смотря для какого капитала…

Да и послала его. Скрываться в дальние края. Хотя и с возможностью, а главное, с желанием выплатить пожилому сочинителю обещанные проценты. А тот – взял!..

А зря, что ли, и старшее поколение толкует в романе о финансах? Чем не тема под морозную водку и жаркую кулебяку? Тем более что и Горелик-старший собрался подальше от света рубиновых звезд и обломков «империи, которая собиралась существовать вечно, но недотянула и до семидесяти пяти лет». Он ленинец – что ему делать в беспокойной капиталистической России в пору первоначального накопления капитала? Уж лучше проживать в спокойной Америке, где этот капитал, слава Богу, успешно накоплен и правильно вложен.

Меж тем жить в России всё лучше и веселее. Кругом бокально-колокольный перезвон, рекламный неон, сиянье баров и бутиков, роскошь офисов и автомобилей, гомон бегущей толпы.

«Ночью выходишь из театра, – делится Аксенов с журналистом Игорем Шевелевым, – улицы полны, масса людей сидит в кафе. Мы тут вышли вечером из ресторана – Евгений Попов, Борис Мессерер и я со своим приятелем, писателем из Израиля, который не был здесь 28 лет… Едем мы в гостиницу, где он живет, и вдруг я вижу огромные светящиеся буквы: "ОСТРОВ КРЫМ. КАЗИНО". Не то что такого никогда не было, но, честно говоря, даже не мечталось. <…> Чтобы Москва так преобразилась… Вдруг всё превратилось в высокий класс».

Между тем российские артисты показывают свой класс Америке.

Весной 1997-го в Вашингтоне, в зале XVIII века – старинном «Гастон-холле» Джорджтаунского университета – играет «Аквариум». Народу битком. Вдруг под сводами начинает выть пожарная сирена. Музыка смолкает. Полиция хочет эвакуировать зрителей. Но они – и русские, и американцы – не уходят. Проблему решает музыкант Олег Сакмаров. Гудки сигнализации – чем плохой фон для импровизации? И он заиграет на флейте. Публика идет в пляс. Вступает аккордеон Сергея Щуракова… Зрители строят живую пирамиду до потолка и вырубают гудок. Поет Гребенщиков. Триумф.

Был на шоу и Аксенов. И оно ему очень понравилось. Писатель с Пушкиным на руках пришел на прием в честь музыкантов. Они подружились. Потом ребята не раз аккомпанировали ему на презентациях книг – «Вольтерьянцев и вольтерьянок», «Редких земель» и других. В 2004-м они вместе выступали на фестивале в московском клубе «Б2». Рок-н-ролльщики волновались: как примет пожилого прозаика их аудитория? Приняла прекрасно. Аксенов показал себя артистом, тонко чувствующим ритм и музыкальное сопровождение. Потом его спросили: «Как вам удалось не стушеваться перед рок-аудиторией и так быстро овладеть ею?» Он ответил: «У меня большой опыт преподавательской работы в американских университетах».

После в Котельниках он, Майя и коллекционер джаза Владимир Мощенко вместе с артистами смотрели запись выступления, где музыканты говорят о госте теплые слова. Аксенов воскликнул: «Майя, Володя! Смотрите, как про меня люди говорят! А вы всё – Вася, Вася!»

Поиски новых форм общения с широкой современной аудиторией могли обернуться коммерческим арт-проектом. Весной 2008 года Аксенова и музыкантов ждали в Украине с литературно-музыкальным турне. Говорят, билеты были проданы все… Но не довелось.

* * *

В середине 90-х Аксенова по обе стороны океана окружают молодые таланты, импозантные господа, эффектные дамы, умопомрачительные какие-то барышни. О, эти барышни 90-х, о, эти дамы нулевых!.. Им пришлось постараться, чтобы войти в новый роман Аксенова на правах первых героинь, обрести и образ, и речь…

– У тебя, Какашка, нет тормозов! Ты что – рехнулась – сразу с двумя? И зачем ты принуждала провинциалов к оралу? Кто на тебе женится после этого? – увещевала главную героиню Наташу (Какашу) Светлякову наставница перестроечной женской молодежи, авторитетная комсомольская леди Ольга Кольцатая.

– К сожалению, я очень испорченная, – отвечала Какаша и рыдала, рыдала… – Что же я такая изначально фатальная получаюсь?..

И ведь получилась! Получилась! Именно такая вот фатальная. Коей ни профессор Стас (он же Влос) не миновал, ни мегароманист-мафиози Ильич Гватемала, ни даже мелкая кавказско-калифорнийская шпанца – Резо, Васо, Отари и Нукрешик… Всем досталось от нимфы новой России Какаши Светляковой. Ну и Горелику горящему Светлякова светящая осветила путь в дальнейшее пространство. В частности – в сюрреалистические пьесы Аксенова «Горе, гора, гореть» (1998), «Аврора Горелика»[249] (1999), «Ах, Артур Шопенгауэр» (2000).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.