3

3

Он знает то, про что забыли старшие и многие сверстники: «Можно галстук носить очень яркий и быть в шахте героем труда»[47]. А между тем Матвей Блантер, Юрий Долин и Юрий Данцигер спели об этом еще до войны. Просто галстуки – даже строгих цветов – слишком долго оставались в стране не слишком популярной деталью туалета.

Итак, «можно галстук носить очень яркий!..» – с ударением на первое слово… Что это значило? Да просто возможность жить по-своему, а не по указке. Носить хоть широкие брюки, хоть узкие. Хоть короткие волосы, хоть длинные. Читать хорошие, умные книги и спокойно слушать музыку, которую хочешь. Петь, плясать, писать, рисовать, лепить и говорить правду. А в чем она – эта правда? А в том, что указка отменяется: пора менять страну и меняться самим. Менять и меняться! И при этом не быть ни врагом, ни инакомыслящим. Ведь в обществе, где разнообразие норма, все мыслят инако…

Довольно подозрений, доносов, позора, надзора и лжи. Такими мастерками коммунизм не построишь! А ведь мы ж, ребята, «мы с вами люди коммунизма!». Комсомольцы, танцующие свинг. А то и буги-вуги. А то и рок-н-ролл… Мы люди коммунизма, умеющие ценить абстрактное искусство. Не потому, что как-то по-особому его понимаем. А потому, что в нем – самовыражение, протест, парадокс и поиск, а значит, возможность открытий, давно уже вычерпанная до скрипучего дна чугунными черпаками соцреализма.

Об этом он, понятно, не говорит впрямую, уж больно много еще вокруг собратьев по цеху, вооруженных такими черпаками. Аксенов достаточно прагматичен и осмотрителен, чтобы воздерживаться от раздражающих наставлений и романтических манифестов, но вполне талантлив, чтобы транслировать свои идеи не в лоб, но ясно. Инструментов у него для этого хватает: с одной стороны – описание сомнительных делишек и словес антигероев, а с другой – прямая речь героев, их диалоги, переживания и поступки. Это они в «Звездном билете» рушат ломами старые стены, решая вопрос: «Может быть – вот оно – бить ломом в старые стены? В те стены, в которых нет никакого смысла? Бить, бить и вставать над их прахом? Лом на плечо – и дальше, искать по всему миру старые стены?.. Лупить по ним изо всех сил? Расчищать те места на земле, где стоят забытые старые стены. Это не то, что класть кирпичи на бесконечную ленту».

Не знаю, читал ли роман лидер Pink Floyd Роджер Уотерс, но метафоры стены в текстах его оперы The Wall и «Звездного билета» столь созвучны, что невольно слышится и созвучие мироощущений английских и советских поэтов нового времени, упершихся в старые стены. И прежде всего – понимания: новые времена не приходят, их приводят, их создают. Люди искусства – музыкального, архитектурного, академического, прозаического, поэтического, политического и прочих. Создатели. Подобные Виктору – старшему брату главного героя «Билета» и фильма «Мой старший брат». Те, кто по простому билету едет от Москвы до Таллина[48] и обратно, а на проверку жизни дает другой – пусть она пробьет его звездным компостером. «Я люблю тебя, жизнь, – говорят, – и хочу, чтобы лучше ты стала».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.