Глава вторая
Глава вторая
— Теперь вы верите, что избрали правильный путь? — спросил у Власова Штрик-Штрикфельдт, когда тот вернулся в Берлин.
— Да, — ответил Власов и добавил, — если только не слишком поздно.
В характерной для него манере никогда и ничего не договаривать до конца, Андрей Андреевич Власов и тут не уточняет, что поздно и почему поздно, а Штрик-Штрикфельдт с характерной только уже для него, прибалтийской незамысловатостью объясняет, что Власов имеет в виду то, как разворачивались события на театре боевых действий весной сорок третьего года.
Между тем, очевидно, что Власов нагрузил свое «поздно» более значительным смыслом. Во время смоленского турне он остро почувствовал, что Сталину уже почти удалось преодолеть пропасть, разделявшую русский патриотизм и интернационалистическую идеологию компартии.
А немцы по-прежнему не понимали этого и не могли понять, потому что для исправления положения требовалось не только отступить от основополагающих принципов идеологии фашизма, но и пожертвовать самим пафосом этой идеологии.
Да, идеологи Третьего рейха были достаточно гибки, чтобы допустить союз с румынами, с болгарами, даже с татарами или кавказскими народами, ибо значение этих союзов ни в коей мере не подрывало германской уверенности в способности самостоятельно справиться с любым противником Рейха. Прибегать же в борьбе с Россией к помощи самой России было опасно.
И не только ненадежности русских частей опасались немцы.
Объявление союза с русскими подрывало нордически суровую и ясную идеологию уничтожения России.
В «Mein Kampf» Гитлер четко сформулировал основные обоснования своей «ост-политики»:
1. Немецкая нация нуждается в жизненном пространстве.
2. Русский большевизм является воплощением притязаний мирового еврейства на мировое господство.
3. Славяне — низшая раса.
Из этого неопровержимо вытекало, что славян и Россию можно и нужно использовать в целях осуществления немецких интересов, не считаясь ни с какими интересами самих русских. Следовательно, для решения этой задачи русские могли использоваться лишь в качестве прислуги и предателей, но никак не союзников.
Пропагандисты и разведчики могли обещать русским агентам в частном порядке все, что угодно. Руководители Рейха не могли давать русским авансов, поскольку это противоречило бы самой идеологии.
О том, как трудно давалось гитлеровцам отступление от своих принципов на практике, свидетельствует статистика.
Как известно, в июле сорок первого года в состав «восточных» (или иначе — «туземных») войск входили только эстонские, латышские и литовские охранные батальоны. Формирование украинских, казачьих, кавказских и туркестанских батальонов началось в конце 1941 года.
В 1942–1943 годах были сформированы 90 полевых батальонов из уроженцев Кавказа, Средней Азии и Поволжья, казачья карательная дивизия СС, украинская дивизия СС «Галичина», мусульманская дивизия СС «Ханшар».
Формирование русских частей (сформировано, как известно, было всего две русских дивизии) началось в конце 1944 года, и во многом определено оно было деятельностью Андрея Андреевича Власова.
Но повторим, что поначалу деятельность эта воспринималась германскими сановниками крайне негативно.
— Генерал Власов войдет в кабинет фюрера только через мой труп! — сказал Борман.
Сразу же после возвращения Власова из Смоленска «дабендорфские стратеги» пытались выработать устраивающую немцев и их потенциальных русских союзников концепцию национального устроения будущей России. Она была сформулирована в так называемом «Заявлении по национальному вопросу».
— Никакого национального дробления во время войны! — как бы полемизируя с Розенбергом, видевшим «Московию» в окружении буферных — Большой Финляндии, Балтики, Украины, Кавказа — государств, — говорит Власов в этом документе. — Все силы — на борьбу со Сталиным!
Выдвигая свои требования, Власов обещает в дальнейшем устроить (недаром в советниках у него ходил любимый ученик Николая Ивановича Бухарина!) национальные отношения в будущей России по образцу советской Конституции.
Насколько Розенбергу оказались близкими взгляды Николая Ивановича Бухарина, судить трудно. Власовское «Заявление» не получило хода и затерялось в архивах Восточного министерства.
Ну, а со Смоленским комитетом, придуманным прибалтийскими немцами в Дабендорфе, произошло то, что и должно было произойти в стране, сохраняющей верность принципам национал-социализма. Комитет этот был запрещен.
Сотрудникам «Вермахт пропаганды» было объявлено, что использование идеи Смоленского комитета даже и в пропагандистских кампаниях противоречит пожеланиям фюрера.
Прибалтийско-русские немцы, как могли, утешали генерала.
— Запрещен только комитет, но не Власов! — доказывал полковник Мартин. — И вы не имеете права прерывать свою работу. В конце концов, несмотря на все поражения, немцы еще занимают русскую территорию с 60–70 миллионами русских людей. Это — наши люди. Нужно вырвать их у немцев! А военнопленные и остовцы? Только мы можем помочь им. Мы, Андрей Андреевич, — единственная русская ячейка. Только одни мы можем сейчас поднять голос и здесь, и в нашей стране!
— Андрей Андреевич! — поддержал своего шефа Штрик-Штрикфельдт. — Если бы я был не немцем, а англичанином, вы и ваш штаб, вероятно, жили бы сейчас в самом лучшем отеле и все ваши желания выполнялись бы. Без сомнения, британцы выложили бы вам на стол не только виски и сигареты, но и чек для вашего комитета — с многозначной цифрой фунтов стерлингов. Будьте рады, что немцы столь порядочны или столь глупы, что до сих пор всего этого не сделали. Вас никто не может упрекнуть, что вы продались немцам. Ни клочка той одежды, что на вас, вам не выдали немцы — и даже новые очки все еще не готовы.
Нетрудно догадаться, что чувствовал Власов, слушая это.
Романтически настроенный Вильфрид Карлович с глуповатой напыщенностью пытался разъяснить, что Власова никто не упрекнет в продажности, поскольку порядочные (или глупые?) немцы даже и не собираются покупать его.
Но поскольку Власов все-таки продался, то — этого Штрик-Штрикфельдт не желал говорить, но так выходило! — получалось, что он в придачу к своей продажности еще и абсолютный дурак, коли не выговорил себе за предательство даже виски с сигаретами.
— Вы правы… — с трудом сдерживая раздражение, сказал Власов. — Но это не политика великой державы. Если германское правительство думает такими методами покорить Россию и даже весь мир — это просто смешно.
О том, что и его поступки тоже не очень-то схожи с поступками великого человека, Андрей Андреевич не говорил. Он вообще старался не думать об этом.
В его положении и просто человеком оставаться было не просто.
Посовещавшись, решили, что Власов пока будет выступать не от какого-то комитета, а от своего собственного имени. Он сам, его, Власова, личность должны стать воплощением идеалов и надежд поднимающихся на борьбу со Сталиным россиян.
Немедленно вызвали наркомзятя.
Мелетий Александрович Зыков и помог Власову соорудить знаменитое письмо «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом» [61].
«Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия, — писал он. — Меня ничем не обидела советская власть.
И вот теперь я выступаю на борьбу против большевизма и зову за собой весь народ, сыном которого я являюсь (Здесь и далее курсив мой. — Н. К.).
Почему?.. Я увидел, что ничего из того, за что боролся русский народ в годы Гражданской войны, он в результате победы большевиков не получил.
Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные, без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское.
Террор распространился не только на армию, но и на весь народ. Не было семьи, которая так или иначе избежала этой участи. Армия была ослаблена, запуганный народ с ужасом смотрел на будущее, ожидая подготовляемой Сталиным войны.
Предвидя огромные жертвы, которые в этой войне неизбежно придется нести русскому народу, я стремился сделать все от меня зависящее для усиления Красной армии… Работой и постоянной заботой о порученной мне воинской части я старался заглушить чувство возмущения поступками Сталина и его клики.
И вот разразилась война. Она застала меня на посту командира 4-го мех. корпуса.
Как солдат и как сын своей Родины, я считал себя обязанным честно выполнить свой долг.
Я видел, что война проигрывается по двум причинам: из-за нежелания русского народа защищать большевистскую власть и созданную систему насилия и из-за безответственного руководства армией, вмешательства в ее действия больших и малых комиссаров.
Во время решающих боев за Москву я видел, что тыл помогал фронту, но, как и боец на фронте, каждый рабочий, каждый житель в тылу делал это лишь потому, что считал, что он защищает Родину. Ради Родины он терпел неисчислимые страдания, жертвовал всем. И не раз я отгонял от себя постоянно встававший вопрос: Да, полно, Родину ли я защищаю, за Родину ли я посылаю на смерть людей? Не за большевизм ли, маскирующийся святым именем Родины, проливает кровь Русский народ?
Я был назначен заместителем командующего Волховским фронтом и командующим 2-й Ударной армией. Пожалуй, нигде так не сказалось пренебрежение Сталина к жизни русских людей, как на практике 2-й Ударной армии.
Бойцы и командиры неделями получали 100 и даже 50 граммов сухарей в день. Они опухали от голода, и многие уже не могли двигаться по болотам, куда завело армию непосредственное руководство Главного командования. Но все продолжали самоотверженно биться.
Русские люди умирали героями. Но за что? За что они жертвовали жизнью? За что они должны были умирать?
Я до последней минуты оставался с бойцами и командирами армии. Нас оставалась горстка, и мы до конца выполнили свой долг солдат. Я пробился сквозь окружение в лес и около месяца скрывался в лесу и болотах. Но теперь во всем объеме встал вопрос: следует ли дальше проливать кровь Русского народа? В интересах ли Русского народа продолжать войну? За что воюет Русский народ?
Так не будет ли преступлением и дальше проливать кровь? Не является ли большевизм и, в частности, Сталин главными врагами русского народа?
Не есть ли первая и святая обязанность каждого честного русского человека стать на борьбу против Сталина и его клики?..
История не поворачивает вспять. Не к возврату к прошлому зову я народ. Нет! Я зову его к светлому будущему, к борьбе за завершение Национальной Революции, к борьбе за создание Новой России — Родины нашего великого народа. Я зову его на путь братства и единения с народами Европы и в первую очередь на путь сотрудничества и вечной дружбы с Великим Германским народом…
В последние месяцы Сталин, видя, что Русский народ не желает бороться за чуждые ему интернациональные задачи большевизма, внешне изменил политику в отношении русских. Он уничтожил институт комиссаров, он попытался заключить союз с продажными руководителями преследовавшейся прежде Церкви, он пытается восстановить традиции старой армии. Чтобы заставить Русский народ проливать кровь за чужие интересы, Сталин вспоминает великие имена Александра Невского, Кутузова, Суворова, Минина и Пожарского. Он хочет уверить, что борется за Родину, за Отечество, за Россию.
Этот жалкий и гнусный обман нужен ему лишь для того, чтобы удержаться у власти. Только слепцы могут поверить, будто Сталин отказался от принципов большевизма.
Жалкая надежда! Большевизм ничего не забыл, ни на шаг не отступил и не отступит от своей программы. Сегодня он говорит о Руси и русском только для того, чтобы с помощью русских людей добиться победы, а завтра с еще большей силой закабалить Русский народ и заставить его и дальше служить чуждым ему интересам.
Ни Сталин, ни большевики не борются за Россию.
Только в рядах антибольшевистского движения создается действительно наша Родина. Дело русских, их долг — борьба против Сталина, за мир, за Новую Россию. Россия — наша! Прошлое русского народа — наше! Будущее русского народа — наше!»
3 марта 1943 года письмо опубликовали газеты «Доброволец» и «Заря».
Некоторые исследователи считают, что эта публикация, разъясняющая взгляды Власова, — свидетельство того, что его хозяева из ведомства генерала Гелена действительно пытались изменить курс немецкой восточной политики.
«Письмо — наиболее продуманный из всех документов по организации Русского освободительного движения, — пишет Екатерина Андреева в книге «Генерал Власов и Русское освободительное движение». — Чувствуется, что составители письма знали, что им необходимо искусно маневрировать, учитывая нажим и требования со стороны Третьего рейха. Они проявляют лучшее понимание психологии и положения тех, кто станет читать письмо, а так же наиболее выгодно излагают власовское начинание. Власов предостерегает: поворот во внутренней политике Сталина по отношению к церкви и армии — не более чем маневр, необходимый, чтобы выиграть войну. Сам большевизм не претерпел никаких заметных изменений. Ни Сталин, ни большевизм не озабочены подлинными интересами России, тогда как освободительное движение борется именно за интересы всего русского народа».
«Письмо взывает к патриотическим чувствам великороссов; так же как и Смоленская декларация. Составители тщательно различают между государственным режимом и народом: письмо говорит о сотрудничестве именно с немецким народом, но никогда — о сотрудничестве с Третьим рейхом».
«Первая забота авторов этого обращения — найти «модус вивенди» с нацистскими властями; это позволило бы им и проводить точку зрения Русского освободительного движения, и сохранять независимость по отношению к нацизму одновременно. Долгосрочная цель — создание жизнестойкой альтернативы сталинизму.»
«Оглядываясь на революцию, Русское освободительное движение начинает, пока на ощупь, намечать свои собственные позиции в рамках общерусского спора о возможностях, стоящих перед страной» [62].
И вроде бы это подтверждается реальным ходом дел.
Вскоре после публикации «Открытого письма» состоялась «Первая антибольшевистская конференция военнопленных командиров и бойцов Красной армии, вставших в ряды Русского освободительного движения» — своеобразный «учредительный съезд» власовского движения.
Генерал Малышкин [63] произнес на конференции речь, в которой разъяснил позиции Русского освободительного движения. Конференция приняла резолюцию о поддержке Власова и тех политических идей, которые он изложил в «Открытом письме»… Резолюция подчеркивала, что соотечественники должны объединиться против общего врага — сталинизма.
Среди сотрудников «русского штаба» особенно ликовал «наркомзять» Зыков.
— Теперь джинн выпущен из бутылки, и пусть они попробуют загнать его обратно внутрь, — все повторял и повторял Мелетий Александрович.
Но и проведение антибольшевистской конференции, и ликование «наркомзятя», и мудрования позднейших исследователей не способны наполнить реальным содержанием пропагандистские трюки.
Как говорил Штрик-Штрикфельдт, «мы делаем пропаганду на ту сторону так, как будто политика уже есть. По ту сторону мы сообщаем, что создан Русский комитет, или, еще лучше, Русское правительство, и от его имени призываем к борьбе против Сталина. Предположим, что это дает какой-то эффект. На основании этих результатов мы требуем уступок здесь».
Но это В.К. Штрик-Штрикфельд, а сам Власов не испытывал никакого удовлетворения от этой работы. Ведь он пытался найти путь, который из изменников Родины вывел бы его на путь борцов с врагами России — большевиками-интернационалистами, а его увлекали на путь, где он не только оставался предателем, но еще и становился мошенником.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.