Будущая жена: Лариса Голубкина
Будущая жена: Лариса Голубкина
Летом 1963 года случился весьма знаменательный эпизод. В составе представительной делегации от Госкино Фатеева отправилась в творческую поездку в Сирию. Волею судьбы одной из ее спутниц была молодая, но уже популярная актриса Лариса Голубкина. Поскольку она впоследствии станет женой героя нашей книги, о ней стоит рассказать более подробно.
Голубкина родилась 9 марта 1940 года в Москве. До революции ее семья была достаточно зажиточной: между Москвой и Рязанью тянулись «сады и огороды Голубкиных». До сих пор, кстати, сохранился Голубкин лес. Но затем все эти богатства стали общенародными, и Лариса воспитывалась в скромных условиях – без излишеств. Ее отец был военным (до войны он работал педагогом), а мама домохозяйкой. Стать актрисой Лариса мечтала с детства. Уже с 2–3 лет она начала петь, и это ее желание все время в доме культивировали: то на стульчик, то на столик дочку поставят, в платьице красивое нарядят: «Лариса, спой!» Причем девочка уже тогда все время ощущала то самое расстояние между зрителями и актером. Говорила: «Выключите свет и отвернитесь – тогда петь буду!»
Впрочем, когда девочка подросла, у ее папы пропало желание видеть свою дочь актрисой – он хотел, чтобы она получила более серьезную профессию. Он так и говорил: «Артист – это же черт знает что! С ним даже рядом нельзя стоять – не то что им быть!» Но дочь своей мечте изменять не хотела. Поэтому в 15-летнем возрасте, втайне от папы, она с мамой отправилась поступать в Московское музыкальное педагогическое училище. И поступила. Отец, конечно, поворчал, но препятствовать учебе дочери не стал. За что она ему до сих пор благодарна.
И все же в глубине души отец надеялся, что дочка перебесится и после школы возьмется за голову – забудет про актерство. Поэтому вел себя он соответствующим образом. Например, однажды, когда Ларисе было 17 лет, она с родителями отдыхала в Сочи, где гастролировал известный Кондрашевский оркестр. Музыканты на пляже играли в карты, и отец Ларисы – азартный преферансист – резался с ними по полдня! Но кричал на оркестрантов: «Не смейте смотреть на мою дочь!»
В то же время там был на гастролях Горьковский драматический театр. И когда однажды к Ларисе с каким-то вопросом обратилась одна из артисток этого театра, отец приказал: «Лариса, отойди от этой женщины! Она актриса!»
Чтобы не злить отца, Лариса в 10-м классе специально ходила в МГУ на лекции биологического факультета по физике и химии – вечерами, после школы, в семь часов. Однако, когда в 1959 году она окончила музыкальное училище, документы подала не в университет, а в… ГИТИС. Причем на отделение музыкальной комедии. Вот как она сама вспоминает об этом:
«…Когда я заканчивала десятый класс и мы шли на школьный бал, ко мне подошла одна дама, которая жила в нашем доме и, говорят, якобы когда-то была актрисой, она спросила: «Ларисочка, куда ты собираешься поступать?» Я сказала, что уже хожу на подготовительные лекции по математике и биологии в университет, на биологический факультет. Я ничего не понимала, но ходила, чтобы замести следы, чтобы папа знал, что я готовлюсь на биофак. Она мне сказала: «Лариса, не надо тебе ни в какой университет, тебе надо пойти только в театральный».
В старших классах я занималась в дирижерско-хоровом училище. Там мы очень много пели, я была солисткой, но в последний момент потеряла голос – неправильно поставили. И вот я пришла в ГИТИС на консультацию по поступлению на музыкальное отделение, а сама шепчу. Мне педагог говорит: «Что же вы пришли на музыкальное отделение? Даже говорить не можете. Когда у вас появится голос, тогда и приходите». В этой интонации я услышала, что есть надежда. За неделю у меня все прошло, я вновь пришла и спела «Не брани меня, родная». У меня тогда был очень низкий голос. В 14 лет, когда я пела, мне надо было только лицо прикрывать, детское выражение, но пела я абсолютно взрослым женским голосом. Педагог тут же пригласил директора института Матвея Алексеевича Горбунова. Я снова спела, Матвей Алексеевич сказал: «Сдавай документы!» Я ответила: «Не могу сдать документы, потому что у меня документы в университет отданы». И меня взяли на условии, что я сдам лишь общеобразовательные предметы. Из университета документы я, разумеется, забрала, но к биологии у меня до сих пор есть какая-то тяга…»
Как ни странно, но отец не стал препятствовать учебе дочери в театральном. Однако по-прежнему старался ее контролировать. Когда на первом курсе Лариса поехала «на картошку», родители тоже туда приехали – «посмотреть обстановку». Привезли дочери одеяло, подушку – студенты же практически на сене спали. Отец тогда заявил: «Не нравится мне эта компания…»
Между тем после второго курса Голубкина дебютировала в кино – ее заметил сам Эльдар Рязанов, пригласивший ее на главную роль (Шурочка Азарова) в героическую комедию «Гусарская баллада». Кстати, перед этим, в том же 1961-м, Ларисе сам Сергей Бондарчук предлагал пробоваться на роль Наташи Ростовой в «Войне и мире». Но она отказалась. Сказала: «Характер не мой». Она тогда совсем не хотела сниматься в кино: не было у нее такой страсти. Она училась оперному пению у самой Марии Максаковой, а после 1-го курса разочаровалась в профессии и даже хотела уходить из ГИТИСа. Но тут поступило предложение от Рязанова и она решила попробовать – фильм-то был музыкальный. И в итоге именно этот дебют оставил ее в профессии. Правда, не в оперной, а в киношной. По словам актрисы:
«Я всегда мечтала быть певицей. Не знаю, что из этого бы получилось, но тембр и диапазон голоса у меня был очень хороший и большой. Кстати, и мой педагог Марья Петровна Максакова рассчитывала, что я стану оперной певицей. Но фильм «Гусарская баллада» роковым образом вмешался в мою дальнейшую судьбу. Марья Петровна меня убеждала: «Ничего страшного, вот снимешься в кино, станешь известной на всю страну, а потом продолжишь петь». Но, увы, обратного пути было не дано. Впрочем, я только сейчас поняла, почему я не стала серьезной оперной певицей. Причина в том, что я патологически боялась петь именно оперные партии. Боялась сфальшивить, извлечь не такой чистый звук, как хотела бы. Я так хорошо все слышала и так боготворила музыку, что не могла допустить даже малейшего брака…»
На роль Шурочки Азаровой пробовалось более десятка молодых актрис, среди которых были Людмила Гурченко, Светлана Немоляева, Алиса Фрейндлих, Валентина Малявина и др. Фаворитками среди них считались Малявина и Гурченко, причем у последней шансов на утверждение было больше – ведь именно она блестяще дебютировала в первом фильме Рязанова «Карнавальная ночь» (1956). Но режиссер после долгих раздумий взял и утвердил на роль дебютантку – Ларису Голубкину. Когда Гурченко об этом узнала, она, что называется, рвала и метала. И в течение нескольких лет не замечала Голубкину. Потом, правда, оттаяла.
Вспоминает В. Балон: «На фильме «Гусарская баллада» работал практически мужской коллектив. Во время летней и зимней экспедиций мы жили в подмосковном доме отдыха. Лариса, тогда еще студентка, вела себя как свой парень. Смеялась над нашими мужскими хохмами. Когда мы садились играть в преферанс, просила: «Ну научите меня!» Она с азартом ездила на лошади, ни разу не просила помощи дублера. Даже получив травму ноги, по-мужски сказала, что все нормально, и продолжила работу. А между съемками она пела под гитару романсы. Ее любимый – «Не уезжай ты, мой голубчик!»…»
Премьера «Гусарской баллады» состоялась в юбилейные дни (150 лет Отечественной войны 1812 года) – 7 сентября 1962 года. Фильм стал лидером проката (2-е место), собрав 48 миллионов 640 тысяч зрителей. После премьеры Лариса Голубкина проснулась знаменитой. Естественно, появились и поклонники. По ее словам:
«…Мне было 22 года, когда фильм снимали, но я все еще была девицей – настолько старалась доказать отцу, что он не прав по поводу моей распущенности. Да и после выхода фильма, когда у меня появилось много поклонников, я не пустилась во все тяжкие. Тут уже, правда, из-за боязни, что хотят все эти мужчины быть не со мной, а с моей популярностью. Я не форсировала события, а ждала мужчину, которому я могла бы полностью довериться…
Еще за мной ходили странные девушки переходного возраста. И у них был такой всплеск гормонов, что они не знали, в кого влюбиться. И во мне они рассмотрели своего романтического героя. Я же сыграла не то женскую, не то мужскую роль. Вот они и потянулись – угловатые, с грубыми чертами лица, какие-то мужиковатые. Их было очень много, эти девушки преследовали меня везде…
К полученному гонорару родители добавили денег, и я купила дачу. Непонятно зачем: я ее не любила, да и до сих пор все эти огороды не признаю…»
Так что на момент знакомства Голубкиной с Мироновым (лето 1963 года) Лариса была достаточно популярной актрисой, в то время как Андрей звезд с неба не хватал и мало кому был известен. И тут эта поездка в Сирию, где Голубкина встретилась с Фатеевой.
Жить актрис поселили в одном номере. Заводилой в этом дуэте была более старшая и опытная Фатеева. Чуть ли не все ночи напролет она рассказывала коллеге о своих многочисленных романах и увлечениях, а также об интригах, бушевавших в мире советского кинематографа. Голубкина слушала ее, открыв рот. И только повторяла: «А мне и рассказать-то нечего…» – «Как, у тебе и парня своего нет?» – удивлялась Фатеева. «Конечно, нет», – отвечала Голубкина. Она не врала: родители у нее были люди очень строгие (папа – военный) и весьма строго следили за моральным обликом своей дочери.
Л. Голубкина рассказывает: «Мама, как только меня родила, бросила все и водила меня за ручку до 25 лет. Я была мамина дочка. Когда стала актрисой, то атмосферу вокруг меня создавали окружающие. Что ты ощущала, ничего не значило. Ползли слухи. Могли, к примеру, сказать: она пьющая и гулящая. А я никогда не пила и девицей была довольно долго. И чем больше вокруг меня было таких разговоров, тем больше я пряталась в свой дом, как улитка. Не тянулась к людям… Я приводила себя в состояние похлеще монашеского. Ведь родителям надо было доказывать, что ты не гулящая, «как все артисты»…
Говорят, что в меня были влюблены многие мужчины. Боже мой, почему я этого не знала? Я же помню: когда стала артисткой, даже немногие мои поклонники сбежали тут же. Конечно, известная актриса, что, на ней жениться, что ли? Один молодой человек пришел ко мне и заявил: «Я показал твои фотографии бабушке, и она сказала: только ни в коем случае не женись!» Я так расстроилась…
Я была очень инфантильной девушкой. И в профессии, кстати, тоже. Я в первый период не могла с партнером на съемках даже поцеловаться. Дико стеснялась!..
Снявшись в кино, я увлеклась свободной жизнью – поездила по миру и благодарила Бога, что я все вижу, познаю, учусь. Были у меня в тот период какие-то страсти, но быстро уходили в песок. А когда мне мужчины делали предложение, я отказывалась, думая, что брак меня сразу привяжет к дому…»
Узнав, что у Голубкиной даже нет своего молодого человека, Фатеева внезапно загорелась идеей – познакомить ее с Мироновым. «Это – твой. Прямо для тебя создан!» – горячо уверяла она подругу. Но Голубкина только отмахивалась. Она тогда снималась на «Ленфильме» у Иосифа Хейфица в картине «День счастья», где у нее случился роман с Алексеем Баталовым. Правда, ничего путного из этого не получилось, но представить себя рядом с умудренным опытом Баталовым маменькиного сынка Миронова Лариса просто не могла. Поэтому понимала – ничего хорошего из такого романа не получится. А если так, то зачем начинать?
Между тем 23 декабря 1963 года она пришла на день рождения к Фатеевой, где среди гостей оказался и Миронов. И тот мгновенно увлекся Ларисой. Весь вечер хохмил только для нее, оказывал всевозможные знаки внимания. Потом вызвался проводить ее домой (Голубкина жила в однокомнатной квартире в Собиновском проезде). И Новый год они встретили вместе. Вернее, сначала каждый со своими родителями, а потом – в общей актерской компании.
Следующий год начался для Миронова с «Проделок Скапена»: 2 января он вышел на сцену театра в роли слуги Сильвестра. Причем дважды: в 10 утра и в половине второго дня. А вечером играл Толстого в «Дамокловом мече».
А в свободное от работы время Андрей целиком был поглощен личными проблемами – ухаживал за Голубкиной. Причем делал он это весьма настойчиво. Всего лишь год назад он точно так же осаждал Фатееву, и вот теперь – новый объект. И хотя Лариса благосклонно принимала все знаки внимания, оказываемые ей Мироновым, она продолжала держать определенную дистанцию. И это еще сильнее заводило кавалера. Он-то хотел не только платонических отношений. В итоге весной 1964-го он выложил на стол последний свой козырь – сделал Голубкиной официальное предложение руки и сердца. Но она… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:
«Андрей решил на мне жениться, немедленно, и сделал предложение, когда я училась на последнем курсе ГИТИСа. Никогда в жизни не забуду, он приехал в Собиновский проезд на такси, с корзиной цветов и тут же:
– Лариска, выходи за меня замуж.
Я говорю:
– Не хочу!
А он:
– Как ты не хочешь? Все хотят, а ты не хочешь?
Я говорю:
– Вот пусть все и выходят. Зачем нам жениться? Ты меня не любишь. Я тебя не люблю.
– Потом полюбим.
Как ребенок…
Как ни забавно, я хоть и училась в ГИТИСе, хоть и снималась в кино и стала уже известной актрисой, но оставалась девицей. Я никак не могла рискнуть на близкие отношения. И Андрюша все время говорил:
– Ну что ж такое, я тебе сделал предложение, что ж я кота в мешке покупаю, все спят, а мы не спим.
Я возмущалась:
– Что значит – все, почему нам на всех надо ориентироваться?..»
Трудно сказать, зачем Миронову необходимо было жениться на Голубкиной, если никакой любви ни он к ней, ни она к нему не испытывала. То ли это была дань традиции, то ли обыкновенная блажь. Ведь не мог же Миронов не понимать, что при той любвеобильности, которая была ему присуща, иметь такую жену, как Голубкина (а она слыла девушкой строгой), себе дороже: при первом же адюльтере она бы выгнала молодого мужа взашей. Впрочем, имеет право быть и другая версия. В ту пору Миронов был малоизвестным актером и вряд ли бы сумел помочь Голубкиной утвердиться в профессии. А она этого, судя по всему, очень хотела. Поэтому выбирала себе мужчин, достаточно влиятельных в киношном мире. Как тот же Алексей Баталов, например. Или режиссер с «Мосфильма» Владимир Досталь.
Получив от Голубкиной отказ, Миронов вскоре закрутил роман с одной из актрис своего же театра. Ни о каком браке там речи не шло, все замыкалось на обычном «пересыпе». Но затем на горизонте Андрея появилась молодая звезда – 20-летняя актриса Анастасия Вертинская. Она только что окончила «Щуку», однако, несмотря на свой юный возраст, была уже суперпопулярной, благодаря трем звездным ролям в кино: Ассоль в «Алых парусах» (1961), Гуттиэре в «Человеке-амфибии» (1962) и Офелии в «Гамлете» (1964). Миронов познакомился с ней в одной из компаний, которые он тогда посещал весьма регулярно в поисках новых ощущений. Вертинская восприняла ухаживания Миронова как нечто само собой разумеющееся. На тот момент ее расположения добивались многие именитые мужи, один перечень имен которых мог привести в трепет кого угодно: Олег Ефремов, Иннокентий Смоктуновский и т. д. Миронов стоял в этом списке если не на последнем месте, то, во всяком случае, не на первом, и даже не на третьем. Но в какой-то из моментов Вертинская внезапно стала отдавать предпочтение именно ему, чему были многочисленные свидетели, которые видели эту парочку вместе на разных, как теперь принято говорить, тусовках. Вполне вероятно, у Миронова в отношении Вертинской были далеко идущие планы – вплоть до женитьбы. Да вот беда: в планы девушки это не входило. Поэтому, едва только представился удобный случай, она от Миронова попросту сбежала. Это случилось 16 октября 1965 года на дне рождения Ивана Дыховичного (как мы помним, его сестра Галя была школьной любовью Миронова). О том, каким образом развивались события на той знаменательной вечеринке, рассказывает главный виновник случившегося Никита Михалков:
«У Насти был классный набор ухажеров: она могла снять с полки любого. Именитость ей была не нужна, она сама была дочкой Вертинского. Фамилия Михалков не могла произвести на нее впечатление. Я мучительно был влюблен, мучительно. И мучил ее, наверное, всякими звонками, ревностью. И наступил момент разлада, мы расстались. Я уехал из Москвы на пробы. У нас была близкая подруга, Лена Матвеева, замечательный человек, балерина. Мы с ней, когда я вернулся, пришли на день рождения Вани Дыховичного, а компания там была веселая: Вика Федорова, Полянский, Дыховичный. И туда пришла Настя с Андреем Мироновым. Я сидел наискосок от нее за столом… И дальше я очнулся на лестничной клетке – в поцелуе с ней. Она меня увела оттуда, – дело не в том, кто кого увел, но было ясно, если она бы этого не захотела, никогда бы в жизни ничего не было. Во мне не имелось той силы, обаяния и тех возможностей, которые могли ее сломить. Она ко мне приспустилась, снизошла. Я помню как сейчас ощущение того электричества, которое возникло. Должен сказать, не вдаваясь в подробности, что у Насти мужской ум и мужской характер…»
Пройдет меньше года, и Вертинская и Михалков поженятся. А Миронов, потерпев очередное любовное фиаско, отправится к Ларисе Голубкиной. Как мы помним, он уже делал ей предложение руки и сердца, которое она категорически отвергла. Но Миронов надежды не терял, и каждый раз, когда у него было худо на сердце, мчался в Собиновский проезд к Голубкиной. Вот и на этот раз он явился к ней и… сделал очередное предложение. Лариса, которая на тот момент окончательно определилась, что мужа-актера у нее не будет никогда, вновь ответила категорическим «нет». И, чтобы у Миронова не оставалось никаких иллюзий на ее счет, огорошила его сообщением:
– К твоему сведению, Андрюша, у меня двое детей.
– Как – двое? – брови Миронова поползли вверх.
– Так, двое. У меня, представь себе, близнецы. Я их родила в десятом классе, и мои родители их взяли, чтобы прикрыть мой грех.
В течение минуты Миронов сосредоточенно молчал, переваривая услышанное. После чего вновь спросил:
– Кто он?
– Моряк дальнего плавания, – продолжала врать Голубкина. Причем делала это так артистично, что сама поражалась – как это у нее так получается! Но самое поразительное, что Миронов тоже ей поверил. И предложил Голубкиной совершенно неожиданный вариант:
– Я согласен взять тебя и с детьми: я их усыновлю.
Тут уж настала очередь остолбенеть Голубкиной. И неизвестно сколь долго длилась бы эта словесная баталия, если бы Голубкина не сослалась на свою мифическую занятость и не выставила непрошеного гостя за дверь. Правда, тот, уходя, пообещал обязательно вернуться и продолжить разговор. И ведь не соврал: спустя какое-то время снова заявился в Собиновский и затеял ту же волынку: Лариска, выходи за меня, выходи… «Ну почему ты, Лариска, ломаешься? – удивлялся он. – Ты, в общем, ничего, я – ничего, и у тебя квартира однокомнатная, и у меня однокомнатная, ну объединим. Большая квартира будет!» Короче, он Голубкину просто достал, и одно время она просто не знала, куда от него деваться. Другая бы на ее месте давно уже сломалась (как это было, к примеру, с Фатеевой), но Голубкина проявила завидную упертость. И это при том, что родителям Миронова (редкий случай) она очень нравилась. Они даже на концерты заезжих знаменитостей брали именно ее, в надежде, что она будет снисходительнее к их сыну. Но в ту пору, в 60-е, из их намерений ничего путного так и не получилось. Поэтому Миронов активно ухлестывал за другими девушками, среди которых были не только безвестные, но и вполне себе именитые.
Вспоминает М. Воронцов: «…Андрей любил красиво ухаживать: с цветами, со стихами. Но чтобы пустить в ход весь этот арсенал, ему было важно знать, есть ли хоть какие-то шансы. Андрей боялся отказов, поэтому иногда подсылал к понравившейся девушке меня – узнать, что она про него думает. Однажды говорит: «Слушай, я сильно влюбился! Ухаживаю за женщиной уже два месяца, но до сих пор не могу понять, что она ко мне чувствует. Ты съезди к ней, поговори!» Речь шла об одной известной актрисе, не буду называть ее имени. В общем, поехал я прощупывать почву, и в результате у нас закрутился роман, который длился потом два года.
Конечно, я сразу пошел к Андрею и честно рассказал обо всем. По его побледневшему лицу было видно, как он расстроился. Но нашел в себе силы ответить: «Что ж, это дело мужское, ладно…» Не знаю, простил ли он меня в душе? Я до сих пор испытываю чувство вины за эту историю. Даже после смерти Андрея винился перед Марией Владимировной за этот поступок. Она все знала: матери Андрей доверял все свои тайны. Марии Владимировне не нравилось, что вокруг сына вьется много женщин, а так как обычно Андрея с девушками знакомил я, она первое время относилась ко мне с прохладцей. Нередко я знакомил с девушками и братьев Андрея, Леню и Кирилла. Однажды Мария Владимировна даже специально позвонила мне: «Миша, когда вы прекратите поставлять баб дому Менакеров?»…
Многие считали Андрея человеком очень влюбчивым. Помню, Михаил Державин шутил: «Все, что ходит, ползает, летает, Мирон не пропускает!» Да, его окружало много женщин, но влюблялся он не во всех подряд. Все его девушки были чем-то похожи на Марию Владимировну, потому что женщин иного склада характера Миронов глубоко презирал. Как-то раз поехали мы с ним и двумя певицами на дачу Мироновых, в Красную Пахру. Встаем наутро – кругом посуда немытая, остатки еды, бардак… Мирон говорит: «Девочки, посуду-то помойте!» А они ему: «Что мы сюда, поломойками приехали?» Как он рассвирепел! Орал: «Так идите в ж… отсюда, пешком на станцию! Я вас не повезу!» И вытолкал их из дома. Женщина, не поддерживающая кругом чистоту, не следящая за хозяйством, была для него не женщина!..»
А вот какую историю поведала актриса того же Театра сатиры Вера Васильева:
«…Андрей и ко мне относился с большим вниманием. При том что я не могла воспринимать Андрюшу иначе как милого мальчика, ведь он моложе меня на 16 лет. Но я чувствовала на себе мощную силу этого солнечного обаяния. Помню, ехали мы всей труппой в поезде куда-то на гастроли. Как обычно, было весело, мы ведь все молодые! Кто-то песни поет под гитару, где-то водочку распивают, все перемешались по чужим купе. И так получилось, что мы остались в одном купе с Андрюшей. В какой-то момент он взял мою руку и начал с жаром ее целовать. И тут в купе зашел мой муж и явно переоценил ситуацию. Взял Андрея за грудки: «Ну-ка, пойдем поговорим!» Бедный Андрюша быстро-быстро затараторил: «Владимир Петрович, я ведь вас очень уважаю!.. И Веру Кузьминичну я очень уважаю!..» Ну просто мальчишка растерявшийся! А муж-то у меня был здоровенный… Они вышли, я сижу, боюсь, что же сейчас будет… Но через какое-то время открывается дверь, и Володя с Андреем входят обнявшись. Недоразумение, видимо, разъяснилось. С тех пор Миронов с моим мужем подружились еще крепче. Ему он мог рассказать, что на душе. Бывало, приходит Володя из театра и говорит: «Ой, Андрюшка опять влюбился! Так влюбился, просто с ума сходит!» Миронов ведь постоянно был в кого-то влюблен. Иногда на неделю, на день, но очень сильно! Его натура – вечный юноша. Он всегда должен был быть чем-то озарен! Ролью или любовью. И даже не обязательно, чтобы в него были влюблены в ответ, главное – чтобы он сам пылал. Недаром, когда его не стало, многие женщины, которые когда-либо с ним работали, говорили, что Миронов ими интересовался. Такое он оставлял впечатление. А ведь до романа дело доходило далеко не каждый раз.
Андрюша вспыхивал и гас. Да, он любил ухаживать, был галантен, часто целовал дамам руки… С чувством, долго… Прикоснется губами – и в глаза посмотрит, нежно так. А потом опять к руке припадает. За хорошие манеры его особенно любили актрисы старшего возраста. Бывало, идет какая-нибудь пожилая дама по театру, а он подбежит и так почтительно, влюбленно: «Здравствуйте, Маргарита Юрьевна!» Многих это подкупало. У него была великая способность восхищаться женщинами…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.