Как стать философом? (Отступление первое)

Как стать философом? (Отступление первое)

Люди делятся на четыре типа: засланных, сосланных, награжденных и аборигенов. Аборигены — это те, кто родился на Земле. Они здесь наиболее адаптированы. Сосланных выслали сюда в наказание из лучших миров: они все время мучаются и плачут. Награжденных перевели за хорошее поведение из худших миров: им все кажется восхитительным и прекрасным. А засланные — это наблюдатели, шпионы.

Студенческий фольклор

Вот тут самое время задать сакраментальный вопрос, которым журналисты изводили Мамардашвили в последние годы: «Как становятся философами?»

Несмотря на внешнюю наивность, вопрос очень важный, потому что в его глубине скрывается еще один: по каким законам протекает наша жизнь? А это как раз и есть основной вопрос топологии пути — логики человеческой судьбы.

Человек может существовать как в режиме сознания, пути, так и вполне бессознательно. И тогда реальность имеет структуру сновидения: «Мы можем мыслить, то есть совершать логические операции, так и оставаясь в этой ирреальности, не приходя к реальности. Сама по себе логика не выталкивает нас на путь истины. Есть такой закон сновидения: по содержанию своих видений сон строится таким образом, чтобы эти видения позволяли нам не проснуться; сон как бы имеет структуру от объяснения. Скажем, звонит будильник, я не хочу просыпаться, и в короткие мгновения, когда еще звучит звонок, сон разыгрывает целую сцену, которая придает такой смысл этому звуку, что этот смысл позволяет мне не проснуться. И вот то, что мы называем реальностью, чаще всего состоит из таких представлений, из таких образов и состояний, которые позволяют нам спать дальше. В данном случае слово «спать» означает не знать и не видеть реальности. Жизнь есть сон — в этом смысле слова» («Психологическая топология пути»).

Один из законов топологии пути можно сформулировать следующим образом: все действительно значимые события происходят с нами не «потому что», а «вопреки». Между моментом А и моментом В всегда есть зазор. Этот зазор — основание человеческой свободы, другими словами — возможности проснуться. Проснуться к себе.

Как становятся философами? Например, так: «Еще ребенком я ощущал себя человеком, как бы прибывшим с другой планеты и обнаружившим, что все вокруг странно и покрыто мраком…» (Б. Мерчленд. «В кругу идей Мамардашвили»). Вот и Аристотель считал, что философия начинается с удивления.

* * *

Заноза невыносимости может быть вынута, очевидно, только актом мышления.

М. Мамардашвили «Как я понимаю философию»

Пробуждение сознания — процесс болезненный. Да и к тому же нет никаких гарантий, что не заснешь снова. «Ни за что на свете не согласился бы я еще раз проделать этот путь, не согласился бы снова стать 16-летним. Говорят: прекрасный возраст! Ничего подобного! Ни за что не захотел бы я снова оказаться под угрозой небытия, перед лицом которой стоит всякий юноша… в дремучем лесу ходячих трупов» («Мысль под запретом»).

Мераб вернулся на родину и… потерял ее. Воображаемый образ и реальная Грузия не совмещались друг с другом. «Я просыпался в одном из самых провинциальных мест черного тоннеля, в котором мы находились, где не было никакого просвета. Я имею в виду мою жизнь в Тбилиси» («Вена на заре XX века»). Это был шок, или звонок будильника — пробуждение от бессознательного сна младенчества. Начало пути, сопровождаемое острым чувством одиночества и тоской по неизвестной родине.

А жизнь шла своим чередом: редкие отцовские письма с фронта, гимназия, голодная улица с ее законами… И книги — единственная отдушина. «Бывает, что инерция случая, невидимо действующая позади тебя, загоняет тебя на., необитаемый остров, и ты получаешь что-то вроде статуса экстерриториальности. Так было со мной. Меня относило на остров потоком моего чтения…» («Мысль под запретом»). Монтень, Ле Боэси, Монтескье, Руссо… В городской библиотеке оказалась неплохая подборка французов. Может быть, тогда он и осознал первый закон топологии пути — «закон фундаментального одиночества»: «наш настоящий разговор всегда не с ближним, а с дальним…»

Отношения со сверстниками не то чтобы не складывались… Трогать его, конечно, боялись (он был довольно сильным, хотя первым в драку не лез), но и своим признать не получалось: «Какой-то странный — другой». В старших классах «странность» стала менее вызывающей: выяснилось, что он бесспорный интеллектуальный лидер. Какое соперничество шло в этом «совершенно обычном классе» обычной тбилисской гимназии! Выясняли, кто самый сильный, самый умный, самый хороший математик, самый сильный физик… (Пошло на пользу, как оказалось: из 36 человек в итоге — 8 медалистов. А потом и 15 кандидатов наук, 6 докторов, 2 академика.) Со всеобщего согласия Мераба признали номером один. Победить в споре его не мог никто. Он знал невообразимое количество фактов из самых невероятных областей. И с 9-го класса был уверен, что станет философом. Даже кличка у него была математически-философская: Функ. Якобы жил когда-то такой австрийский математик-философ. Никто такого не знал, но Мерабу прозвище подходило. Как еще можно было называть человек ка, который собирался стать философом?