За новое искусство
За новое искусство
Владимир Владимирович Маяковский. «Я сам»:
23-й ГОД
Организуем «Леф». «Леф» – это охват большой социальной темы всеми орудиями футуризма. Этим определением, конечно, вопрос не исчерпывается, – интересующихся отсылаю к №№. Сплотились тесно: Брик, Асеев, Кушнер, Арватов, Третьяков, Родченко, Лавинский. <…>
Один из лозунгов, одно из больших завоеваний «Лефа» – деэстетизация производственных искусств, конструктивизм. Поэтическое приложение: агитка и агитка хозяйственная – реклама. Несмотря на поэтическое улюлюканье, считаю «Нигде кроме как в Моссельпроме» поэзией самой высокой квалификации.
Николай Николаевич Асеев:
Важно то, что Маяковский хотел собрать воедино «хороших и разных», заботясь о строительстве молодой советской культуры.
Владимир Владимирович Маяковский. Из статьи «За что борется Леф?», 1923 г.:
В работе над укреплением завоеваний Октябрьской революции, укрепляя левое искусство, Леф будет агитировать искусство идеями коммуны, открывая искусству дорогу в завтра.
Леф будет агитировать нашим искусством массы, приобретая в них организованную силу.
Леф будет подтверждать наши теории действенным искусством, подняв его до высшей трудовой квалификации.
Леф будет бороться за искусство-строение жизни.
Мы не претендуем на монополизацию революционности в искусстве. Выясним соревнованием.
Мы верим – правильностью нашей агитации, силой делаемых вещей мы докажем: мы на верном пути в грядущее.
Из программной статьи ЛЕФ:
Мы развеяли старую словесную пыль, используя лишь железный лом старья.
Мы не хотим знать различья между поэзией, прозой и практическим языком.
Мы знаем единый матерьял слова и пускаем его в сегодняшнюю обработку.
Мы работаем над организацией звуков языка, над полифонией ритма, над упрощением словесных построений, над уточненьем языковой выразительности, над выделкой новых тематических приемов.
Вся эта работа для нас – не эстетическая самоцель, а лаборатория для наилучшего выраженья фактов современности.
Мы не жрецы-творцы, а мастера-исполнители социального заказа.
Елена Владимировна Семенова:
При непосредственном участии Маяковского возникла новая отрасль искусства – «производственного». Долго эта отрасль ходила под ярлыком «формализма». В 1960-х годах и у нас, и за рубежом уже существуют специалисты, художники-дизайнеры, оформляющие все – от моделей автомашин, от интерьеров цехов, клубов и т. п. до конфетных или спичечных коробок; оформляющие по тем же, провозглашенным в 1920-х годах, принципам: простота, яркость, доходчивость. Никто не считает это искусство «зазорным», у него уже есть и свои традиции. В 1920-х годах художники, выступавшие в этой области «с открытым забралом», были наперечет…
Владимир Владимирович Маяковский. Из статьи «Кого предостерегает Леф?»:
Товарищи по Лефу!
Мы знаем: мы, левые мастера, мы – лучшие работники искусства современности.
До революции мы накопили вернейшие чертежи, искуснейшие теоремы, хитроумнейшие формулы – форм нового искусства.
Ясно: скользкое, кругосветное брюхо буржуазии было плохим местом для стройки.
В революцию мы накопили множество правд, мы учились жизни, мы получили задания на реальнейшую стройку в века.
Земля, шатаемая гулом войны и революции, – трудная почва для грандиозных построек.
Мы временно спрятали в папки формулы, помогая крепиться дням революции.
Теперь глобуса буржуазного пуза нет.
Сметя старье революцией, мы и для строек искусства расчистили поля.
Землетрясения нет.
Кровью сцементенная, прочно стоит СССР.
Время взяться за большое.
Серьезность нашего отношения к себе – единственный крепкий фундамент для нашей работы.
Футуристы!
Ваши заслуги в искусстве велики; но не думайте прожить на проценты вчерашней революционности. Работой в сегодня покажите, что ваш взрыв не отчаянный вопль ущемленной интеллигенции, а борьба – работа плечом к плечу со всеми, с рвущимися к победе коммуны.
Конструктивисты!
Бойтесь стать очередной эстетической школкой. Конструктивизм только искусства – ноль. Стоит вопрос о самом существовании искусства. Конструктивизм должен стать высшей формальной инженерией всей жизни. Конструктивизм в разыгрывании пастушеских пасторалей – вздор.
Наши идеи должны развиваться на сегодняшних вещах.
Производственники!
Бойтесь стать прикладниками-кустарями.
Уча рабочих, учитесь у рабочего. Диктуя из комнат эстетические приказы фабрике, вы становитесь просто заказчиками.
Ваша школа – завод.
Опоязовцы!
Формальный метод – ключ к изучению искусства. Каждая блоха-рифма должна стать на учет. Но бойтесь ловли блох в безвоздушном пространстве. Только рядом с социологическим изучением искусства ваша работа будет не только интересной, но и нужной.
Ученики!
Бойтесь выдавать случайные искривы недоучек за новаторство, за последний крик искусства. Новаторство дилетантов – паровоз на курьих ножках.
Только в мастерстве – право откинуть старье.
Все вместе!
Переходя от теории к практике, помните о мастерстве, о квалификации.
Халтура молодых, имеющих силы на громадное, еще отвратительнее халтуры слабосильных академичков.
Мастера и ученики Лефа!
Решается вопрос о нашем существовании.
Величайшая идея умрет, если мы не оформим ее искусно.
Александр Михайлович Родченко:
Работали мы так. Утром Маяковский обходил учреждения и принимал заказы. Возвращался он домой с портфелем, туго набитым всякими справочниками, ведомственными отчетами и прочим. Весь материал он добросовестно изучал, выписывал на бумажку интересные факты, цифры и после этого обдумывал темы. Вечером, часов в семь-восемь, я приходил к Володе за темами и текстом. <…>
После обмена мнений о том, как лучше решить в рисунке тему рекламы, я шел домой и тотчас же садился за эскизы. Приходили товарищи – студенты Вхутемаса – и, расположившись с кистями у меня в мастерской, принимались за работу. Я же делал новые эскизы, следил за исполнением, выполнял сам ответственные куски, намечал пропорции. Работали иногда до рассвета. Утром, часов в одиннадцать, я уже нес готовые плакаты Володе или он сам заходил за ними (мы жили тогда близко друг от друга).
Сдавал работу обычно сам Володя, я был с ним вместе у заказчиков только два раза.
Василий Абгарович Катанян:
Маяковский написал в своей жизни несколько десятков лозунгов для санитарных плакатов. Он напоминал стихом об элементарных вещах, объяснял, агитировал, убеждал, наконец, почти сердился:
Товарищ, да приучись ты
держать жилище опрятным и чистым!
Не надо стирать в комнате, не надо пользоваться чужим полотенцем, валяться одетому на кровати, надо открывать перед сном форточку, плевать в урны, беречь бак с кипяченой водой.
Раз в неделю, никак не реже,
белье постельное меняй на свежее.
Мой руки, бросай сор в ящик, следи сам за чистотой.
Никогда
не берите в рот
того, что в рот
и другой берет.
Есть и о том, чтобы чистить зубы:
Зубы
чисть
дважды:
каждое утро
и вечер каждый.
Все это более или менее известно. Мы говорим – более или менее, потому что сам Маяковский включил в свое собрание сочинений только четыре текста. И сегодня еще собрано далеко не все.
Но вот совсем неизвестный шутливый лозунг, которым поэт «агитировал» сам себя, с которым он сам ходил чистить зубы:
Поэтом можешь ты не быть,
Но зубы чистить ты обязан!
А. Мочкин:
Помню, у Маяковского появилась в руках бумажка. Он прочел ее, недоуменно пожал плечами и, обращаясь к слушателям, сказал:
– Спрашивают, почему я пишу для Моссельпрома. Да кто вам сказал, что я пишу для него? Я для вас пишу. Разве вы не хотите, чтобы советская промышленность и торговля развивались? Ну, кто не хочет?
Мы в один голос закричали, что среди нас таких нет.
– Вот то-то же, – продолжал Владимир Владимирович. – Я тоже хочу, чтобы они быстрее развивались, поэтому и пишу, как могу, подталкиваю это развитие, а кому не нравится – не читайте. Ищите другое. <…>
Помнится, кто-то <…> упрекнул поэта в том, что он слишком много пишет стихов по заказам редакций и что это, дескать, не делает ему чести как поэту. Маяковский с гневом отверг это обвинение.
– То, что мне велят писать, – это хорошо. Очень хорошо, товарищи! И я хочу так, чтобы мне больше велели. Это самое трудное, но и самое важное для поэта: писать о наших сегодняшних буднях, исправить все негодное, что мешает нам с вами строить новое…
– Немузыкально, грубо, очень грубо звучат ваши стихи, – извиняющимся тоном, нежным голоском говорила бывшая гимназистка.
– Да, грубо, но зато зримо, а главное – то, что нужно сегодня, сейчас. А вот насчет того, что немузыкально, – не согласен. – И в подтверждение Маяковский прочитал несколько отрывков из поэмы «Хорошо!». – Разве это немузыкально? – спрашивал он. – А то, что я пишу не о цветочках и закатах над речкой, а о жизни будничной, считаю правильным. Вот у вас в городе водопровод и канализацию строят, все улицы изрыты траншеями. Вздумай я, например, написать об этом – опять, скажете, грубо? А ведь город двести лет жил без канализации. А теперь будет водопровод и канализация. Хорошо! Очень хорошо, хотя и грубо – поэзия и канализация.
Елена Владимировна Семенова:
В Лефе поэты не втискивались никак в отвлеченные построения теоретиков. «Про это», «Черный принц», «Хорошо!» и, наконец, величественная и глубоко лирическая поэма «Владимир Ильич Ленин» создавались вопреки теориям.
А художники запутались в теориях, было сделано много и хорошо для «оформления жизни», зато и упущено многое из того, что в искусстве «для души». Мы близоруко не поняли – в Маяковском все было «от души» и «для души».
Елизавета Александровна Лавинская:
Иногда мне кажется, что он романтизировал своих товарищей, чтоб только иметь возможность сказать «мы», хотя в Лефе были люди, с которыми он бывал вежлив, когда здоровался, а то просто не замечал.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.