Смерть императора Александра II

Смерть императора Александра II

В 3 часа дня 1 марта 1881 г., когда я в санях проезжала по Михайловской, я услыхала окликающий меня голос. Это была моя сестра, как раз выходившая из ворот Михайловского дворца. Она совершенно спокойно мне сказала: «Нам сообщили, что произведено покушение на императора. Возьми меня с собой, и поедем поздравлять императора с избавлением». Эти спокойные слова требуют пояснения.

Покушения на жизнь императора были тогда довольно часты и следовали одно за другим[32], что и создало известный этикет. После первого покушения волнение и радость по поводу избавления императора от опасности были настолько велики и единодушны, что все спешили в Зимний дворец, двери которого были для всех широко открыты. Так же было и после второго покушения. После третьего покушения — стали привычным явлением. И на этот раз мы не думали, что покушение может иметь тяжелые последствия и что наш обожаемый монарх мог бы от него пострадать. Он нам всем казался неуязвимым, и мы хотели снова, по-прежнему принести ему наши поздравления с избавлением от пули преступника. Когда мы подъехали к Салтыковскому подъезду Зимнего дворца, я была поражена большой толпой, выходившей по ступеням дворца, на лицах всех было написано огромное волнение. Мы увидели английского посла лорда Дуссерина с супругой, генерала Швейница, немецкого посла, который, выходя из саней, все время повторял: «Боже мой, боже мой, возможно ли это?! Это ужасно!»

— Что такое, ужасно? — спросила я.

— Разве Вы не знаете, что император убит?

Я почувствовала, как колени мои стали подгибаться.

Офицеры всех оружий, толпясь и толкая друг друга, всходили по лестнице. Многие из них — в пальто. Я до сих пор слышу голос полковника графа Валуева, бывшего председателя Комитета министров, говорившего другому сановнику: «Вот к чему нас привела диктатура сердца проклятого армяшки!»

Генерал Тимашев ему возразил: «А что я вам постоянно говорил?» Я внимательно взглянула на Валуева: «Как! Это он так говорит о своем друге Лорис-Меликове!» И я вспомнила, как два месяца тому назад, когда блестящий герой Карса у него обедал, Валуев, изменив слова энциклопедиста к Екатерине II: «С Севера идет теперь к нам свет», провозгласил в тосте: «С Востока идет теперь к нам свет!» «Диктатура сердца» — было также его выражением. А теперь этот дорогой друг вдруг стал проклятым армяшкой. Одни говорили: «Император ранен», другие утверждали, что у него оторвана нога, что есть надежда на его спасение. Иные говорили: «Обе ноги у императора оторваны, и на жизнь нет надежды»; эти противоречивые фразы следовали одна за другой. «Это плоды либеральной политики!» «Иначе и не могло быть». Все эти отрывистые фразы срывались с сотен уст людей различного происхождения. Одни говорили с болью сердца, другие — с гневом, и сквозь страшный шум голосов непрерывно прорывались проклятия по адресу последнего фаворита — Лорис-Меликова.

Наконец я точно узнала, что произошло.

После смотра в манеже император посетил великую княгиню Екатерину, и во время его обратного следования по Екатерининскому каналу были в него брошены две бомбы. Одной из них был тяжело ранен двенадцатилетний мальчик, случайно проходивший поблизости. Полный сожаления и благородства император велел остановить свои сани, вышел к раненому, и в это время была в него брошена вторая бомба, оторвавшая ему обе ноги. Истекающего кровью, его доставили в Зимний дворец. Два казака из его охраны были убиты, многие ранены. Толпа вокруг дворца росла беспрерывно, как вдруг раздался громкий, звенящий голос великого князя Владимира, голос, напоминающий сирену: «Никого больше не впускать и не выпускать!» Таким образом, все присутствующие собрались в зале, называемом «ротондой», и в длинном коридоре, ведшем в покои умершего императора. Приносили в зал раненых казаков на носилках, и генералы, окружив их, стали их допрашивать. Непрерывно вносили новых раненых. Принесли шинель императора, изодранную, всю в крови, покрытую грязью и осколками костей. Многие, крестясь и плача, опустились на колени перед этой реликвией.

Камер-лакеи выносили из опочивальни Государя миски с окровавленной водой и направлялись далее по коридору. Их задерживали, окунали руки в окровавленную, священную воду и напитывали ею носовые платки. Несколько времени спустя, опираясь на руку генерала Рылеева, прошла женщина, ведя за руку ребенка, двое других детей следовали за ней. Это была княжна Долгорукая, ставшая княгиней Юрьевской. Император несколько недель назад на ней женился и усыновил детей. В первый раз появилась она официально. Несколько минут спустя после того, как она прошла в кабинет, где покоился император, ее душераздирающие крики разнеслись по залу, она увидала мертвым своего супруга. Солдаты довольно громко выражали свое мнение: «Царь-освободитель умер, так как он был окружен знатью, недовольной освобождением крестьян. Мы бы лучше охранили его от убийцы». Лорис-Меликов, вчерашний фаворит, всесильный Лорис-Меликов, расположения которого несколько часов тому назад столь многие добивались, подходил то к одному, то к другому, старался что-то объяснить — повсюду встречал он холодные, враждебные лица. «Вот ваша конституция», — сказал ему кто-то, и это был намек на конституцию, которую предполагалось через несколько дней объявить. В это же время многие окружили графа Воронцова-Дашкова, любимца наследника, заискивая перед ним даже в этот тяжелый час. Ясно вижу я его, окруженного молодыми офицерами свиты наследника; тут были князь Оболенский, Владимир Шереметев, Мартынов, князь Белосельский. Воронцов-Дашков сдержанно и спокойно отвечал на их вопросы.

Наконец появился духовник императора. Голосом, полным слез, он медленно произнес: «Божьей милостью император Александр II в Бозе почил». Все опустились на колени. Наступила мертвая тишина. С этого момента наступили времена реакции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.