Джонни Реп и Бернд Хёльценбайн

Джонни Реп и Бернд Хёльценбайн

Июнь 2004 года

«Давно не виделись!» — кричит Реп, когда Бернд с женой входит в роттердамский ресторан «Гонконг». Бывшие футболисты на самом деле встречались всего пару раз с тех пор, как встретились тридцать лет назад в финале Кубка мира 1974 года. Но сегодня дебютный гамбит Репа повисает в воздухе. Хёльценбайн не говорит по-голландски, а сам он едва ли знает пару слов по-немецки.

Эти двое совершенно не похожи друг на друга. Немец выглядит как член совета директоров «Дойче Банка»: красный галстук, темный костюм и лысая голова, хотя розовощеким и круглым лицом напоминает ангела. При первом взгляде на него становится ясно: относится к себе серьезно. Жизнерадостный Реп совсем иной.

Похоже, вечер будет долгим. Днем раньше Хёльценбайны приехали на машине в Роттердам из Франкфурта. Поездка заняла всего три часа, по крайней мере так утверждает Бернд. Потом он ненадолго пропал. Сегодня днем я наконец выследил его в вестибюле отеля. Оказалось, как почти каждого немца или голландца, который жил на свете в 1974 году, его заперли в номере корреспонденты государственного телевидения Нидерландов и допрашивают по поводу знаменитого финала чемпионата мира.

Голландцы серьезно относятся к тридцатой годовщине этого матча. Журналисты не только знали ответы на все вопросы, но даже рассказали, что немецкая сборная ела на завтрак утром 7 июля 1974 года. «Ну, если вы так говорите, наверное, так и было», — ответил пораженный футболист.

Спросили его и о Яне ван Беверене, великом вратаре, который в истинных традициях 1970-х бойкотировал национальную сборную и поэтому пропустил Кубок мира. Позже Хёльценбайн играл с ним за «Форт-Лодердейл Страйкерз».

«Ван Беверен открыл в Далласе магазин марок», — говорю я ему.

Бернд поражен: «Должно быть, вы узнали об этом от парня, который брал у меня интервью. Он сказал то же самое!»

«Я и так знал», — отвечаю я небрежно.

Очевидно, немец думает: «Ничего себе! Что здесь происходит?»

В ресторане «Гонконг» мы заказываем несколько блюд на всех — это помогает установить связь — и около часа вообще не упоминаем тот финал. Бывший футболист признается, с опозданием на тридцать лет, что немецкая команда вращалась вокруг Герда Мюллера. Задача была как можно быстрее передать мяч бочкообразному нападающему: «Мюллер поворачивался — бум — и мяч опять летел мимо ворот. Это все знали». Хотя именно он и забил решающий гол в финале.

Но в целом мы ведем светский разговор о современном футболе, который на самом деле не интересен никому из присутствующих, кроме помешанной на игре миссис Хёльценбайн. «Иногда супруга отправляется на матч, а я остаюсь дома», — рассказывает ее муж.

Реп тоже редко смотрит матчи. Современный футбол едва ли его интересует. Он живет на холодном курортном островке Тексель, где тренирует команду четвертого дивизиона любительской лиги, возможно, самый нижний уровень в иерархии голландского футбола.

Хёльценбайн не работает ни в одном клубе, хотя станет «послом» Франкфурта на предстоящем чемпионате мира-2006, который пройдет в Германии. Он оживляется, только достав из бумажника фотографию: «Смотрите!» На снимке, сделанном в аэропорту Хельсинки, Бернд стоит рядом с немецким канцлером Герхардом Шрёдером. Канцлер, бывший центрфорвард одной любительской команды, улыбается, а футболист серьезно смотрит в объектив. За ними на взлетной полосе — личный самолет Шрёдера. Может быть, он тоже носит в бумажнике фото и иногда показывает Тони Блэру: «Смотри! Это я с Хёльценбайном. И мой личный самолет».

Фотография сделана в 2002 году в Хельсинки, где Шрёдер и Хёльценбайн остановились, возвращаясь с финала чемпионата мира, проходившего в Японии. Бернда пригласили на матч как представителя немецкой сборной, выигравшей в 1974 году. В самолете они с канцлером «очень напряженно» говорили о футболе. Тот поинтересовался, не было ли уловкой падение в штрафной зоне, позволившее Германии сравнять счет с пенальти.

После ужина мы пешком перебираемся из «Гонконга» в роттердамский «Гёте-институт». Здесь немецкий культурный центр проводит дискуссию о финале Кубка мира-74. Мы с коллегой из Германии Кристофом — ее ведущие. Покидая ресторан, предупреждаем Хёльценбайна, что местная аудитория хочет говорить только о его знаменитом «нырке». В голландской футбольной терминологии этот прием обозначают немецким словом Schwalbe — «глотать».

Мы надеемся, что тема того знаменитого пенальти не кажется Бернду слишком скучной. «Нет, — вздыхает он. — Уже нет».

В зале сидят важные почетные гости: посол Германии, мэр Роттердама, второе лицо «Гёте-института». Они окончили университеты, и теперь дела у них идут лучше, чем у сверстников, впустую потративших молодые годы, играя в финалах чемпионатов мира. Сначала VIP-персонам положено произнести речи. Затем Реп, Хёльценбайн и мы с Кристофом занимаем места за слишком ярко освещенным столом.

Хёльценбайн многословно отрицает, что это был Schwalbe, а Реп утверждает, что всегда выключает телевизор, когда показывают видео того финала. Указывая на своего соседа: «И ты снова видишь, как он спотыкается о свою собственную ногу». Все смеются, кроме Бернда, который не понимает слов Джонни.

А тот продолжает: «Нет, я от этого ужасно устал. В финале я мог выполнить хет-трик, но упустил несколько шансов. И в 1978 году [в финале] против Аргентины ударил головой, и мяч прошел по касательной. Мне это до сих пор иногда снится».

Это хорошая цитата, но я не уверен, что она правдива: Реп очень хочет всем понравиться, поэтому сегодня он и приехал на машине с самого Текселя и скажет все, что захотим услышать.

Я спрашиваю, прибегал ли он сам когда-нибудь к Schwalbe.

— А как вы думаете? — отвечает он.

— Да? — гадаю я.

— В матче с Шотландией в 1978 году я специально упал рядом с точкой пенальти.

— Так вы вывели Голландию в финал Кубка мира благодаря Schwalbe?

— Нет, я вывел Голландию в финал Кубка мира благодаря тому потрясающему второму голу в ворота шотландцев.

Затем, указывая большим пальцем на короля Schwalbe: «А он сделал это и в предыдущем матче! Он блестяще это делал».

И тут даже Хёльценбайн начинает смеяться. Потом он рассказывает старую историю о том, как тренер немецкой сборной Хельмут Шён велел игрокам смотреть в глаза голландцам в туннеле перед началом игры.

Реп говорит: «И все же после первой минуты мы вели 1:0».

Аудитория очень серьезно относится к историческому финалу, но футболисты, кажется, настроены шутливо. Победа на чемпионате мира была решающим моментом карьеры Хёльценбайна, предполагаю я. А может быть, даже всей его жизни?

Он так не думает: «В той команде на вершине иерархической лестницы находились Беккенбауэр, Мюллер, Оверат. Я был молодым и не таким важным игроком».

Обратите внимание, вряд ли на свете есть хоть один футболист, способный сказать даже десятилетия спустя: «Я был не таким уж хорошим игроком».

«Но во франкфуртском “Айнтрахте”, — продолжает Бернд, — я был капитаном. И должен сказать, что выиграть Кубок УЕФА в этом статусе было для меня не менее важно, чем завоевать Кубок мира».

Для немцев победа на чемпионате 1954 года важнее победы в 1974-м. И сам футболист чувствует то же самое: «Как и все остальные, я смотрел финал чемпионата 1954 года еще маленьким мальчиком по единственному телевизору в радиусе десяти километров. Игроки были моими идолами. Я глотал книги Фрица Вальтера, звезды той сборной Германии. 1954-й был символом возрождения, 1974-й — уже не таким важным. А что до 1990-го, никто и не помнит игроков той команды».

Аудитория хочет задавать вопросы только о 1974-м, но у Хёльценбайна есть история о Голландии, которой он жаждет поделиться. В 1966 году юный футболист приехал сюда на молодежный турнир и вместе с еще одним немецким мальчишкой, позже сделавшим неплохую карьеру за рубежом, остановился в местной семье. Двадцать лет спустя он все еще поддерживает с ней связь! Именно тогда его пригласили в «Айнтрахт».

Публика вновь пытается вернуться в 1974-й, но футболист намерен рассказать еще несколько историй о голландцах. В 1967 году он вернулся в Нидерланды вместе со своей девушкой, будущей миссис Хёльценбайн. В отеле им пришлось поселиться в отдельных комнатах, а он-то считал эту страну весьма либеральной.

Постепенно становится ясно, что оба футболиста не понимают, почему всех собравшихся так интересует тот финал. «Кто-то даже пишет о нем книгу», — удивляются они.

Помнит ли Хёльценбайн 7 июля 1974 года или вспоминает об этом дне только из-за тридцати лет постоянных разговоров? Помнит ли он, как увидел Вима Янсена, поднявшего ногу, приближаясь к нему на штрафной площадке? Или знает лишь то, что говорит и иногда видит по телевизору?

«На самом деле я ничего уже не помню», — признается футболист. В его памяти финал чемпионата мира превратился в «финал чемпионата мира».

До сих пор мы избегали упоминаний о войне, но она — основная причина, из-за которой мы собрались. Именно из-за нее голландские болельщики так остро воспринимают матчи с немцами. О германских фанатах такого не скажешь.

В 1974 году Голландия их не слишком волновала, они не придавали большого значения матчам со сборной этой страны. Точно так же как и с Англией, Шотландией, Уэльсом, Северной Ирландией, США, Францией, Бельгией, Данией, Норвегией, Исландией, Польшей, Чешской Республикой, Сербией, Грецией, Белоруссией, Украиной, Россией, Канадой, Австралией и Новой Зеландией.

Я спрашиваю Репа, испытывал ли он какие-то особые чувства к немцам в 1974 году.

«Те велосипеды, да?»

Он имеет в виду величайшее в истории похищение: во время войны оккупанты реквизировали у голландцев все велосипеды. Почетные гости сдержанно смеются. Должно быть, Реп шутит.

«Они должны вернуть нам наши велосипеды, — продолжает он. — В остальном война не слишком меня занимала».

«Но для других игроков все было не так, — говорю я. — Ведь их семьи знали о войне не понаслышке».

«Наверное, — отвечает Реп. — Они действительно хотели разгромить Германию. После финала в раздевалке некоторые плакали».

Но ведь в лагере голландской команды о войне не говорили?

«Никогда», — подытоживает футболист.

Многие помнят, что в детстве, во время британской бомбежки деревни Брескенс, полузащитник голландцев Виллем ван Ханегем потерял отца, десятилетнего брата и еще шестерых родственников. Но мало кто знает, что отец левого защитника сборной образца 1974 года Рууда Крола был одним из немногих жителей страны, действительно вступивших в ряды Сопротивления. В 1999 году я навестил в Амстердаме Куки Крола, маленького человечка с огромным ботинком на правой ноге. С красавцем сыном его роднил только большой нос. Сидя на диване, Крол-старший отправил меня к буфетной стойке в другом конце гостиной. Там находилась фотография юноши с зачесанными назад, набриолиненными волосами в стиле 1940-х. Во время войны он работал в магазине моего собеседника.

«Некоторым повезло, но не ему, — рассказывает Крол. — Однажды немецкие полицейские совершили налет на магазин. Они искали меня, но нашли его, члена коммунистического сопротивления. Юношу поставили “лицом к стене, руки на стену”. К несчастью, в тот день при нем были три идентификационные карточки. Парень больше не вернулся. Потом оккупанты пришли и за мной». Одно время в своей угловой квартире в Амстердаме Крол-старший прятал тринадцать евреев.

Разговор не клеился. Отец знаменитого футболиста был грозным человеком. Он достойно прошел войну, но она так и не отпустила его. А он не получил признания за свою доблесть.

Через пару дней после нашей встречи он позвонил мне и попросил не писать о нашей беседе. Знал, что так и не сумел оправиться и не мог говорить о прошлом спокойно. Знал и то, что людям это может не понравиться.

Отец футболиста умер в 2003 году, поэтому я позволил себе опубликовать фрагмент из нашего разговора. Куки Крол достойно вел себя на войне и всю оставшуюся жизнь за это расплачивался.

Дело в том, что его сын Рууд, родившийся в 1949 году, испытывал больше чувств по отношению к войне и немцам, чем Реп. Но в 1974 году голландцы — и футболисты, и простые граждане — редко вспоминали былое. Слишком мало прошло времени с той поры. Только в 1980-х — начале 1990-х жители Нидерландов стали открыто выражать антинемецкие настроения. Отчасти это отражало страх перед могуществом новой Германии — и в футболе, и в других сферах.

В середине 1990-х антинемецкие настроения вновь исчезли. И сейчас, в 2004 году, в этот вечер в «Гёте-институте», вряд ли кто-то боится выдохшегося соседа с его застойной экономикой. Сегодня для голландцев типичный немец — не тучный баварец в БМВ последней модели, а безработный скинхед в трамвае где-то в Восточной Германии.

После дискуссии за пивом в «Гёте-институте» немецкий дипломат подтверждает, что голландцы перестали ненавидеть немцев, потому что перестали их бояться. Сегодня мы точно не почувствовали никакого негатива. Травма? Да о чем вы говорите! Люди то и дело подходят к Хёльценбайну поболтать. Примечательно, что почти все они говорят с ним по-английски, — голландцы больше не употребляют немецкий.

Потом нам удается заполучить столик в большом кафе как раз перед его закрытием: Хёльценбайны, Реп, мой друг детства голландец Рутгер и я. Сегодня понедельник, в зале кроме нас никого нет. (10 мая 1940 года немцы полностью разбомбили Роттердам, потом город застроили небоскребами, поэтому в местных кафе и ресторанах зачастую больше пространства, чем людей.) Официанты не знают, что двое из нас — полубоги, и согласились обслужить только после долгих уговоров. Мы заказываем как можно больше пива.

Реп и Хёльценбайн болтают о футболе на плохом немецком и не менее плохом английском. И только я вижу, как сильно отличаются футболисты от нормальных людей. Вот она, ужасная правда: все, о чем ты мечтаешь, — финалы чемпионата мира и так далее — вовсе не занимает игроков. Реп говорит, что у него не осталось ни одного сувенира с памятного чемпионата мира: «Кажется, нет. Ах да, футболка сборной Аргентины. Нет ничего и с турнира 1978 года, мы даже не обменялись футболками, просто вошли внутрь, быстро, как стрела».

«Синдром футболистов» объясняет, почему Хёльценбайна больше интересует Кубок мира 1954-го, а не 1974 года. Тогда он был просто болельщиком.

Дайте спортсменам шанс поболтать в отсутствии журналистов, и они станут вспоминать удивительные вещи.

«Ты когда-нибудь играл с этим парнем? Странный, не так ли? Кажется, мы с тобой однажды встречались во время летнего турнира в Абиджане?» — Реп вспоминает нападающего, с которым играл в Валенсии. Его называли Эль Лобо, («волк»), потому что он был опасен не только днем на поле, но и по ночам в местных диско-клубах.

Хёльценбайн спрашивает, знаем ли мы бывшего голландского футболиста по имени Джон Пот.

«Кор Пот!» — поправляем мы хором, думая об одном посредственном защитнике, ставшем позже посредственным тренером.

«Джон Пот, — говорит Бернд уверенно. — Большой, сильный парень, игравший в защите “Форт-Лодердейл”».

«Такой милый», — добавляет миссис Хёльценбайн.

«Я искал информацию о нем в Интернете, но ничего не нашел», — говорит ее муж.

Позднее я задаю Google поисковый запрос «Джон Пот» и нахожу только одну ссылку. Когда 22 июля 1981 года Джордж Бест забил блестящий гол за «Сан-Хосе Эрсквейкс» в игре против «Форт-Лодердейл», он обвел, по реконструкции газеты Oakland Tribune, «Рэя Хадсона, Томаса Ронгена, Стива Ральбовски, Джона Пота и, наконец, Кена Фогарти». За исключением этого упоминания, нет ничего. Кажется, что Джона Пота никогда не существовало. Я консультировался с несколькими экспертами по голландскому футболу, но никто о нем не слышал. Вот еще одна тайна.

Тем не менее именно о таких вещах думают старые футболисты: куда делся Джон Пот? Болельщик, наткнувшись в баре на бывшего игрока, спросит о его Schwalbe. Или о «деле бассейна», статье в немецкой бульварной газете под названием «Кройф, шампанское, голые девчонки и холодная ванна», которая, по мнению многих голландских болельщиков, стоила стране финала Кубка мира несколько дней спустя. Но типичный экс-профессионал — я говорю не только о Репе или Хёльценбайне — помнит свой первый гол в составе своей первой команды или фигуристую домохозяйку, которую встретил в кафе вечером после финала, товарищей по сборной, дразнивших его, или статью в местной газете, где утверждалось, что он — гей.

Если бы историю футбола писали игроки, она была бы совсем иной. Они никогда не будут организовывать дебаты о финале давно прошедшего чемпионата мира. Скорее, посвятят их банкету после матча, куда не пригласили жен и где Джонни Реп и немец Пауль Брайтнер поменялись пиджаками.

Несмотря на то что с нами сидят чемпионы мира, вскоре после полуночи нас выставляют из кафе. На улице мы прощаемся с моим другом Рутгером, у которого Реп весь вечер стрелял сигареты. Теперь они хлопают друг друга по рукам как старые приятели. Рутгер жмет руку Хёльценбайну и целует его жену, затем оборачивается ко мне и почти шепчет: «Знаешь, я никогда этого не забуду».

Думаю, Реп и Хёльценбайн тоже неплохо провели время.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.