ПОД КРЫЛОМ ГРАНИЦА

ПОД КРЫЛОМ ГРАНИЦА

Причины наших потерь. — Бои за Львов. — Ночной удар штурмовиков. — Учение на полигоне Шепетынь. — Герои боев Георгий Береговой и Иван Ермаков. — «Свободная охота».

Во второй половине марта наши войска вышли на Южный Буг. В районе Проскурова и Тернополя противник имел сильную группировку войск, но несмотря на это, он был отброшен за Днестр.

В те дни части нашего штурмового корпуса совершали от 50 до 150 самолето-вылетов в день.

19 и 20 марта были освобождены Жмеринка и Винница. В приказе Верховного главнокомандующего в связи с освобождением Жмеринки и Винницы отмечались и летчики нашего корпуса. Главный маршал авиации А. А. Новиков прислал телеграмму; он дал хорошую оценку работе наших частей и объявил благодарность авиаторам.

Победы не приходили сами собой. Они завоевывались в борьбе с трудностями, недостатками и ошибками. Так, 122-й истребительный полк, совершив 110 боевых вылетов, потерял 15 самолетов и двух летчиков. Основные причины больших потерь состояли в слабой дисциплине и недостаточной штурманской подготовке. Были случаи, когда группы истребителей прикрытия отрывались от штурмовиков и теряли ориентировку, в результате — вынужденные посадки, гибель самолетов и даже летчиков.

Командование корпуса приняло все необходимые меры помощи. Прежде всего, в полку организовали учебу по штурманской подготовке, по связи, тактике воздушного боя. Установили постоянный контроль за учебой, за соблюдением требований воинской дисциплины. В то же время полк не прекращал боевых вылетов. Только ведущими групп истребителей прикрытия «ильюшиных» по указанию командования корпусом назначались командир полка майор А. А. Леонович, его заместители и штурман полка.

Постепенно 122-й полк стал превращаться в передовую боевую часть, но это происходило уже при новом командире — подполковнике Н. А. Рослякове. Майор Леонович так и не смог обрести необходимых командирских качеств, и пришлось его перевести на другую работу. И снова вспомнилась пословица: «Сильна рать воеводою».

Первый месяц весны, несмотря на скверную для летчиков погоду, закончился победно. Наши войска форсировали Днестр севернее Черновиц и окружили Каменец-Подольск. Проскуровской группировке врага были отрезаны пути отхода. В приказе за 24 марта, посвященном прорыву фронта и выходу наших войск на Днестр, Верховный главнокомандующий снова отметил наш корпус как особо отличившийся в боях.

Корпус перебазировался в район Дубно — Броды. С новых аэродромов сразу же начали боевую работу. Летчики докладывали о беспорядочном бегстве гитлеровцев через Днестр. Не дожидаясь переправочных средств, целые группы переходили реку вброд и вплавь.

Авиация нашего 1-го Украинского фронта неоднократно бомбардировала окруженные группировки врага. Наш корпус наносил удары с воздуха по всему фронту от Могилева-Подольского до Бродов. Штурмовики совершили не менее трети всех самолето-вылетов. Признанием боевых заслуг корпуса явилось присвоение ему 1 апреля приказом Верховного главнокомандующего наименования Винницкого.

Группы «ильюшиных» активно участвовали в уничтожении окруженной 1-й немецкой танковой армии севернее Каменец-Подольска. Там попала в «котел» 21 дивизия, из которых семь было танковых. Они попытались сначала пробиться на юг, но, потерпев неудачу, повернули на запад. Несколько потрепанных частей, бросив все тяжелое вооружение и технику, пробились из окружения.

В начале апреля погода улучшилась. С фронтов шли отрадные сообщения: на юге наши войска ворвались в Крым, освободили Одессу и подошли к Кишиневу.

Для нас, авиаторов, пришла еще одна радостная весть: в Бердичев и в Прилуки прилетело пополнение корпуса — 50 самолетов ИЛ-2. Настроение у всех поднялось: улучшилась погода, поступило пополнение, и мы стали активнее работать. Но недооценили силы врага и были немедленно наказаны: 9 и 10 апреля фашистская авиация неожиданно совершила несколько налетов на наши аэродромы.

Ранним утром 9 апреля группа «фокке-вульфов» подошла со стороны солнца на большой высоте и с пикирования сбросила несколько контейнеров «лягушек» (мелких бомб) на самолетную стоянку. Было повреждено три наших самолета, убито трое и ранено 18 человек. Дежурное звено истребителей поднялось через 45 секунд, но боя не состоялось: «фокке-вульфы» улетели на бреющем полете…

На рассвете 10 апреля один Ю-88 сбросил полутонную бомбу на стоянку самолетов 179-го полка. Были повреждены три наших самолета. В 7 часов утра налетели еще 14 вражеских самолетов. Предупреждение о подходе противника мы получили за 15 минут и сумели своевременно поднять с двух аэродромов 14 истребителей. Они не допустили прицельного бомбометания. Мелкие осколочные бомбы противник побросал вокруг аэродрома. У нас было трое легкораненых. Самолеты не пострадали. В воздушном бою наши истребители сбили два «фокке-вульфа» и один «юнкерс».

Несмотря на вражеские налеты, авиаторы нашего корпуса ежедневно совершали по 150—200 боевых вылетов.

С разрешения командующего воздушной армией, я стал летать на боевые задания. Правда, летать приходилось нечасто. Обстановка не позволяла покидать пункты управления: надо было организовывать боевую работу, совершенствовать взаимодействие с наземными войсками. Но как только появлялась возможность, я садился в кабину и вылетал на боевое задание.

Однажды в паре с лейтенантом Шмиголем мы летали на разведку в район юго-западнее Бродов. Больших сил, серьезных оборонительных сооружений и подхода резервов врага не обнаружили. В двух местах нас обстреляли зенитки. Полет закончился успешно.

Через несколько дней снова в паре с лейтенантом Шмиголем под прикрытием истребителей мы летали на разведку в район Стоянува и Родзехува. Обнаружили два эшелона на станции Стоянув. Вокруг станции наблюдали окопные работы.

На обратном пути попали под огонь зениток. Не дрогнул мой ведомый, свое место в строю выдержал. Вполне понятно, ведь Петр Лукич Шмиголь был опытным летчиком-штурмовиком. В 92-м полку он зарекомендовал себя с самой хорошей стороны. В 1943 году его приняли в партию. Я лично дважды вручал ему боевые ордена — сначала за совершенные 50, а затем 75 успешных боевых вылетов. Мы выдвинули П. Л. Шмиголя на должность командира эскадрильи. И не ошиблись. Осенью 1944 года мы поздравили этого замечательного мастера штурмовых ударов с присвоением ему высокого звания Героя Советского Союза.

Тогда, весной 1944 года, мы не случайно летали на разведку в район Бродов, а потом и на Львов. Это было наше операционное направление. В конце мая части нашего 1-го Украинского фронта начали подготовку к освобождению Львова. Для этой операции нам, авиаторам, дали все необходимое. На очередном совещании командующий воздушной армией генерал С. А. Красовский сообщил о небывало сильной группировке авиации на Львовском и Сокальском направлениях. Здесь было сосредоточено более 3200 наших самолетов. И каких! Летчики-истребители стали летать на новейших истребителях ЯК-3 и ЛА-7, перед которыми «мессеры» выглядели устаревшими. Была модифицирована конструкция пикирующего бомбардировщика ПЕ-2, а также бронированного «крылатого танка» ИЛ-2. Словом, техника, у нас все более совершенствовалась.

А как выросли летные кадры! В составе корпуса три замечательных штурмовых полка удостоились звания гвардейских. Знамена других полков украсились боевыми орденами, а число орденоносцев стало трехзначным. Возмужали летчики, обрели мастерство в организации боевой работы авиационные командиры.

Такими мы стали к лету 1944 года. Под крыльями наших самолетов проносились уже пограничные столбы и разбитые домики пограничных застав. А на многих участках Красная Армия вышла на государственную границу, изгнав с родной земли иноземных оккупантов. И это было самым радостным событием четвертого военного лета.

Летом 1944 года Красная Армия нанесла ряд последовательных ударов по врагу в Карелии и в Белоруссии, наш 1-й Украинский фронт осуществил Львовско-Сандомирскую операцию.

Освободить Львов — крупнейший административный и политический центр Западной Украины, узел восьми железных дорог, город, за которым уже виднелась приграничная полоса, было делом нелегким. По сведению разведки, фашисты перед 1-м Украинским фронтом сосредоточили группу армий «Северная Украина», которую поддерживали 4-й и 8-й авиакорпуса 4-го воздушного флота. На ближайших к Львову аэродромах враг базировал 700—720 самолетов.

Мы готовились к ожесточенным боям. На одном из совещаний командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев заявил нам, командирам соединений:

— Никаких серьезных операций не будет предпринято до тех пор, пока разведчики, и в первую очередь воздушные, не представят полных данных о противнике.

Знать силы врага перед наступлением — это лишь одна сторона дела. Другая, более важная, — еще до наступления измотать эти силы, понизить их боеспособность, нанести им максимальный урон. Тогда с меньшими потерями можно одолеть врага в наступлении.

Как решить вторую задачу? У меня зародился план ночного удара. Несколько вечеров просидели мы над картами с начальником штаба полковником Г. И. Яроцким. В итоге вырисовался план удара штурмовиков по львовскому аэродрому. Доложил его командующему армией генералу С. А. Красовскому. Степан Акимович, выслушав, переспросил:

— Действовать ночью? Вам? Штурмовикам?

— Совершенно верно, штурмовикам.

— Но ведь вы дневная авиация. Вам видимость подавай «миллион на миллион». А тут сами проситесь в «ночники», — недоумевал генерал Красовский.

Пришлось сделать небольшой экскурс в прошлое. Рассказал командарму, что мы еще на Калининском фронте в 292-й штурмовой дивизии иногда совершали ночные полеты на ИЛах и что эти полеты проходили удачно. И здесь, на Украине, также иногда одиночки и пары летали в темное время — рано утром или поздно вечером.

Что правда, то правда, штурмовик ИЛ-2 к ночным полетам не приспособлен. У него был очень трудный обзор при взлете и на посадке. Летчик вообще имел очень ограниченные возможности для обзора в стороны и вниз. Днем этот недостаток был терпим. А ночью, когда выхлопные трубы из двигателя, расположенные впереди и с боков кабины, выбрасывали шлейфы светящихся отработанных газов, летчик совсем «слеп». Как устранить этот недостаток? Помогли наши инженеры и техники. Они изменили конфигурацию выхлопных труб — удлинили, изогнули, — и летчик стал видеть лучше. Обо всем этом я рассказал командарму.

— Конечно, налет будет не полностью ночным. Взлет групп осуществим в темноте, маршрут пройдем и выйдем на аэродром в предутренней мгле. Цели будут видны, экипажи отработаются прицельно при удовлетворительной видимости. Подберем самых лучших летчиков для такого трудного задания, — говорил я командарму.

План ночного налета на львовский аэродром был утвержден. В группы отобрали лучших летчиков из двух штурмовых полков — 92-го гвардейского и 451-го, из двух истребительных — 513-го и 179-го. Одновременно с нашим ударом по львовскому аэродрому командующий армией приказал нанести еще три мощных удара по аэродромам врага в Станиславе, Стрые и Бережанах. Таким образом, наш план разросся в воздушную операцию в масштабе всей армии.

Расскажу, как был осуществлен удар по львовскому аэродрому.

Первой поднялась шестерка истребителей. Она появилась над вражеским аэродромом Ольшаница и блокировала его. Свою задачу — не допустить взлета вражеских «мессеров» и «фокке-вульфов» — ЯКи выполнили. Затем восьмерка ИЛов под прикрытием восьми ЯКов в предутренней мгле подошла к львовскому аэродрому с юго-востока и с высоты 1300 метров с пикирования атаковала вражеские самолеты, стоявшие на западной и северо-западной окраинах летного поля. Их было много — около 150 машин, в большинстве «юнкерсы».

В трех километрах сзади восьмерки с тем же курсом на аэродром зашли еще несколько четверок ИЛов — основная ударная группа. Каждую четверку сопровождали два ЯКа. Подошли они на бреющем полете, для атаки сделали горку, после чего били по стоянкам самолетов с пикирования.

Все группы после атаки ушли бреющим полетом на север. Чтобы их на обратном пути не сбили «мессеры», восточнее Львова патрулировали 12 ЯКов, имевших задачу прикрыть уход штурмовиков, отсечь истребителей противника.

Налет удался. Враг был застигнут врасплох и не смог оказать большого противодействия. Экипажи доложили, что в районе цели по ним вели беспорядочный огонь шесть зенитных батарей. Истребители противника взлететь не успели, а те, что взлетели, оказали лишь слабое противодействие, и то на обратном маршруте.

Сбросив бомбы, штурмовики обстреляли стоянки самолетов из пулеметов и пушек. В штурмовке участвовали 24 штурмовика и 34 истребителя. Удары получились внушительными: на львовском аэродроме было уничтожено и повреждено более 30 двухмоторных самолетов, сбит один «фоккер», разбито несколько складов; на некоторое время аэродром был выведен из строя. Наши потери — три самолета.

Подобных ударов по вражеским аэродромам в подготовительный период мы нанесли несколько. Планировали и осуществляли их на рассвете, в середине дня и под вечер, чтобы врага держать все время в напряжении.

Готовясь к упорным боям, решали мы и еще одну задачу: учили личный состав. Старались не упускать ни малейшей возможности для этого. Проводили теоретические занятия в землянках и классах, стрельбы в тире, учебные полеты над полигонами.

Запомнилось летно-тактическое учение на полигоне Шепетынь. Наблюдательный пункт был оборудован на краю полигона. По радио я вызывал экипажи и пропускал через полигон. Всего прошло 30 экипажей — наши золотые кадры: командиры полков, штурманы, инспекторы, ведущие групп. Проверялись стрельба, связь, техника пилотирования.

На конференции с хорошими докладами по обобщению боевого опыта выступили ведущие групп капитаны Могильчак, Макаров и Лебедев. После теоретической части организовали показательные полеты. В программе полетов были: бомбометание и стрельба по наземной цели двумя заходами шестеркой штурмовиков; оборонительный круг шестерки; связь ИЛ-2 с танком; бой штурмовика с истребителем противника. Показательные полеты многим летчикам принесли большую пользу.

Я занимался с командирами эскадрилий. Сначала проводилась тренировка, а затем проверка ведущих в умении работать над полигоном. Проверил штурманскую подготовку, связь, стрельбу, бомбометание и технику пилотирования. Бомбили по реальной цели — трофейному танку. Отличные оценки получили мастера штурмовых ударов Г. Т. Береговой, Г. Ф. Филиппов, И. Ф. Якурнов, Е. Е. Михайленко, И. Н. Виноградов. Некоторым командирам эскадрилий была оказана помощь в повышении уровня своей выучки, особенно по точности бомбометания.

Учили мы, учили и нас. Дважды принимал я участие в сборах и штабных играх. Вспоминается военная игра командиров корпусов и дивизий 13-й армии. Занятия проводил генерал-лейтенант Н. П. Пухов. Фактически это была подготовка к наступлению. Мы выехали на передовые позиции, побывали в километре от врага на двух отлично замаскированных командных пунктах, откуда просматривались вражеские позиции на добрый десяток километров. Генерал Н. П. Пухов разыграл наступление по всем его этапам, а мы решали каждый свои задачи.

Разведка… Удары по врагу… Пополнение и учеба личного состава. Пожалуй, это и были главные задачи, которые мы решали в период подготовки Львовской операции.

«Массированное использование авиации нашло самое широкое применение во Львовско-Сандомирской операции, — писал впоследствии командующий 2-й воздушной армией С. А. Красовский. — За всю Корсунь-Шевченковскую операцию мы сделали меньше боевых вылетов, чем за один день прорыва обороны немцев на Львовском направлении. Наша авиация… действовала здесь как мощный, собранный воедино воздушный кулак».

Авиационная подготовка прорыва началась 13 июля с массированного удара более чем 3 тысяч самолетов по вражеской обороне. На врага обрушились два бомбардировочных, четыре штурмовых, четыре истребительных корпуса и две дивизии.

Наш корпус взаимодействовал с наземной армией генерала Н. П. Пухова и танковой армией генерала М. Е. Катукова. С Михаилом Ефимовичем Катуковым мы встретились как хорошие старые знакомые. Обоим были памятны сражения на Курской дуге, выход к Днепру, бои на плацдармах. Он очень гордился своими танкистами и тем, что его армия получила наименование Первой гвардейской. И это наименование танкисты оправдывали: они шли действительно первыми.

— Чем порадуешь? — спросил сразу генерал Катуков, когда я прибыл на его командный пункт.

Я доложил ему о боевых возможностях корпуса, он обрадовался. Знал, что его танкистам нужна как воздух поддержка крылатых воинов. И мы хорошо поддержали наземные войска. За первые четыре дня корпус сделал 2500 самолето-вылетов.

Впрочем, не только наш корпус, но и вся 2-я воздушная армия вела напряженную боевую работу. За полмесяца наступления на врага было сброшено более 17 тысяч авиабомб и выпущено свыше 100 тысяч реактивных пушечных снарядов, проведено 578 воздушных боев, в которых уничтожено 592 вражеских самолета.

Отчаянные усилия немецко-фашистского командования удержать Львов были обречены на провал. 27 июля львовская группировка гитлеровцев перестала существовать. Наши войска вышли к реке Сан, с ходу форсировали Вислу и создали ставший легендарным Сандомирский плацдарм.

Одновременно с воинами 1-го Украинского фронта бойцы других фронтов прорвали вражескую оборону от Финского залива до Карпат. Советские воины пересекли границы Родины и стали вести бои за освобождение народов Польши, Румынии, Чехословакии, Венгрии, Югославии.

За время Львовской операции много славных подвигов совершили летчики, механики, техники. Обо всех рассказать невозможно, но нельзя не отметить хотя бы некоторых героев Львовской операции.

При подходе к цели самолет гвардии старшего лейтенанта Ивана Ермакова был подбит. Об этом летчик должен был доложить ведущему группы. Но Ермаков сам вел группу. Случилось это 16 августа над Сандомирским плацдармом. Офицер Ермаков возглавлял тогда восьмерку ИЛов, чтобы помочь нашей пехоте отбить атаку вражеских танков. Задание было трудное, обстановка сложная. Но Иван Ермаков, ровесник Красной Армии, крестьянский сын из Рязанской области, был уже опытным ведущим штурмовиком.

Весь второй год войны Ермаков летал на боевые задания на Калининском фронте и ни разу не был сбит. Потом полк, в котором он служил, был включен в состав нашего корпуса. Ермаков, будучи первоклассным летчиком по радиосвязи, стал летать не только в составе групп на штурмовки, но и на свободную охоту, и на разведку. Это очень важное качество для штурмовика. Такого можно посылать на любое задание.

Был такой эпизод в боевой летной биографии Ермакова. 8 августа 1942 года он повел восьмерку ИЛов на штурмовку врага на железнодорожной станции Ржев. Вышли на цель, отбомбились. И тут на штурмовиков налетели 18 «мессеров». А наша группа не имела истребителей прикрытия. На ведущего враги направили главный удар. Огонь пушек и пулеметов пришелся по плоскостям и фюзеляжу. Летчик был ранен в голову и правое плечо. Стала непослушной правая рука. И все-таки он сумел организовать отпор «мессерам» и вернуться на свой аэродром.

Другой пример. В августе 1943 года, когда шли бои на Курской дуге, Ермаков в составе группы полетел на штурмовку танков в район Томаровки. Вражеские зенитки сбили ведущего «ильюшиных» на подходе к цели. В этот момент летчики услышали в шлемофонах уверенный голос лейтенанта Ермакова, возглавившего группу в критический момент. Он довел группу до цели, первым пошел в атаку. Затем, выйдя из пикирования, он собрал группу и повел ее на второй заход, потом на третий. Тогда группа штурмовиков сожгла четыре вражеских танка, взорвала склад боеприпасов, подавила огонь зенитной батареи. «Ильюшины» держали фашистов прижатыми к земле не менее 20 минут, пока, не подошла другая эскадрилья.

Ермаков был одним из лучших в корпусе и как разведчик. Правда, иногда, вылетев на разведку, он увлекался другим — штурмовкой вражеских колонн, а это разведчику по всем существующим инструкциям запрещалось. Ведь главная задача разведчика — доставить командованию сведения о противнике. К сожалению, некоторые разведчики не выполняли требований инструкций: прилетев в заданный район, осмотрев его, сфотографировав, считали возможным сбросить одну-две бомбы на врага. За это они порой дорого расплачивались. Бывали случаи, что их подбивали, и они вынуждены были покидать горящую машину над территорией, занятой врагом.

Мы знали такой грех и за Ермаковым, но у него, как правило, «попутные» штурмовки вражеских объектов проходили удачно. Так, 13 марта 1944 года он обнаружил на Винницком шоссе колонну — около 150 автомашин и 30 танков. Это была важная цель, о которой следовало немедленно сообщить командованию. Но прежде чем это сделать, лейтенант Ермаков произвел два штурмовых захода вдоль шоссе, поджег шесть автомашин и один танк. На шоссе образовались пробки, и, чтобы ликвидировать их, врагу понадобилось немало времени. Группа штурмовиков, вылетевшая в указанный Ермаковым район, нанесла по застопорившейся на шоссе вражеской колонне сильный штурмовой удар.

Вот такой был у нас гвардии старший лейтенант Иван Иванович Ермаков, который 16 августа повел группу штурмовиков, чтобы помочь нашим пехотинцам на Сандомирском плацдарме. Вражеские зенитчики встретили «ильюшиных» ураганным огнем. Ермаков начал маневрировать, но два снаряда все же угодили в его машину. Стало трудно управлять самолетом, мотор задымил, начал сбавлять обороты, давать перебои. Перед Иваном Ермаковым встал вопрос: передать управление группой своему заместителю, выйти из боя или до конца быть ведущим?

Ермаков не вышел из строя. Он повел штурмовиков на цель и первым атаковал врага. Потом построил группу в круг и пошел на второй заход.

— Командир, горишь! — услышал он по радио тревожный возглас своего ведомого.

— Еще атака, — приказал ведущий.

Я был на своем командном пункте и слышал этот немногословный диалог. Немедленно включился в сеть и передал приказ:

— Ермаков. Я — сотый. Передайте управление двадцать первому.

— Товарищ сотый, разрешите остаться в строю. Мотор тянет. Все будет в порядке. Разрешите?

Не мог я отказать Ермакову в этой просьбе, сказал, чтобы действовал по своему усмотрению.

Группа Ермакова более 15 минут штурмовала цель. Она буквально прижала противника к земле, не давала ему возможности поднять голову. Контратака врага была сорвана. Ермаков благополучно привел группу на свой аэродром. Техники насчитали в его самолете наибольшее число пробоин.

А на другой день, 17 августа, к своему удивлению, я услышал с командного пункта, что очередную группу штурмовиков снова ведет Ермаков. Вот она гвардейская неутомимость! Мне казалось, что после вчерашнего перенапряжения физических и духовных сил, когда этот человек горел, встретился со смертью и победил ее, — после этого он должен был хоть несколько дней передохнуть. Нет. Утром он опять сел в кабину боевого самолета и вновь повел группу штурмовать врага.

Как и накануне, полет выдался тяжелый. Группа атаковала вражеские танки возле населенного пункта Стопницы. В районе цели противник вел сильный зенитный огонь. Несмотря на это, наши летчики сделали три захода, подожгли пять вражеских танков и сорвали еще одну контратаку гитлеровцев.

Мне казалось, что во время войны командиры наземных войск не были особенно щедрыми на похвалы в адрес летчиков. Как правило, они вспоминали об авиации, когда сильно «припекало». Вполне возможно, это объясняется тем, что в горячке боев командирам некогда было думать о благодарностях авиаторам. Но вот вечером 17 августа от командующего 5-й гвардейской армией мы получили по телеграфу благодарность. В телеграмме сообщалось, что в критические часы боя при отражении контратак крупных сил врага большую помощь наземным войскам оказали летчики-штурмовики. Эту благодарность мы адресовали лучшим воинам. В числе героев боев тех дней был гвардеец И. И. Ермаков, бесстрашный летчик, коммунист.

В период проведения Львовской операции и в ходе боев за Сандомирский плацдарм многие летчики-штурмовики корпуса проявили мужество и героизм и удостоились высоких правительственных наград. В числе награжденных был и гвардии капитан Георгий Тимофеевич Береговой.

Более 100 боевых вылетов совершил на своем ИЛ-2 капитан Береговой. Он бомбил и штурмовал вражеские танки, автомашины, артиллерийские батареи, переправы через реки, железнодорожные эшелоны, был участником нашего «звездного» налета на львовский аэродром.

Капитан Береговой водил свои группы на цель расчетливо, направление выхода выбирал, как правило, такое, где у врага меньше всего находилось зениток. Над целью его группа появлялась на бреющем полете, затем следовала небольшая горка и удар с пологого пикирования.

Было и так. 28 июля 1943 года во время боев на Курской дуге группа «ильюшиных» во главе с капитаном Береговым штурмовала передний край противника. Неожиданно появились две группы вражеских истребителей. Одна завязала бой с нашими истребителями прикрытия, а другая напала на ИЛы. Фашисты атаковали штурмовиков с задней полусферы, снизу. Береговой быстро перестроил свою группу из правого пеленга в оборонительный круг, и воздушные стрелки встретили гитлеровцев пулеметным огнем.

Береговой постепенно оттянул свою группу к переднему краю наших войск. Два «мессера» набросились на его машину. Пулеметная очередь прошила плоскость, самолет задымил. В этот момент один из «мессеров» проскочил вперед самолета Берегового и на какое-то мгновение подставил себя под удар. Наш летчик не упустил этого, быстро довернул самолет, сделал горку и ударил из пушки. Вражеский истребитель задымил и вышел из боя.

После этого две пары «мессершмиттов» атаковали ведущего штурмовиков. Загорелся мотор. Береговой приказал своему заместителю вести группу на аэродром, а сам на высоте 300 метров выбросился с парашютом из объятой пламенем кабины.

Это только один из многочисленных боевых эпизодов Георгия Берегового. С мая 1942 года и до последнего дня войны летал он на боевые задания. Три раза горел, три раза был сбит, но всегда возвращался в полк. Береговой совершил 186 боевых вылетов. В декабре 1944 года мы поздравили его с высоким званием Героя Советского Союза.

Спустя 20 лет после войны я встретился с полковником Береговым, заслуженным летчиком-испытателем. Откровенно говоря, перед встречей с Георгием Тимофеевичем я предполагал, что боевой однополчанин, освоивший после войны профессию летчика-испытателя сверхзвуковых самолетов, человек, которому перевалило за сорок, должен быть довольным своей жизнью и своим местом в ней. Думалось, что он хочет повспоминать фронтовые были, друзей, а он сразу удивил меня просьбой взять его в группу летчиков-космонавтов. Это, признаться, меня удивило.

— Хорошо ли подумал Георгий? Ведь тебе, если память не изменяет, за сорок?

— Сорок четыре, Николай Петрович. Но у меня здоровье летчика-испытателя, на которое не жалуюсь ни я, ни медики. Пройду любую комиссию. Поверьте мне, не подведу.

Глаза его блеснули прежним, как когда-то на фронте, огневым задором. Он настойчиво и убежденно доказывал, что именно летчик-испытатель ближе всего стоит к космическим полетам и что по мере усложнения заданий на полеты в космос уровень специальной подготовки летчиков-космонавтов должен возрастать. Пришлось пообещать Береговому, что его кандидатура будет рассмотрена на заседании комиссии по отбору кандидатов в группу космонавтов.

Так начался новый «вираж», по меткому выражению летчиков, в жизни Г. Т. Берегового. А 26 октября 1968 года в кабине космического корабля «Союз-3» он стартовал в космический полет, успешно выполнил сложные задания по сближению с беспилотным кораблем «Союз-2» с использованием системы ручного управления, провел маневрирование в космосе и другие эксперименты и 30 октября благополучно приземлился в заданном районе.

Весь советский народ, все прогрессивные люди планеты Земля сердечно приветствовали эту победу в космосе, отдавая должное мужеству и опыту 47-летнего летчика-космонавта СССР, дважды Героя Советского Союза, генерала Г. Т. Берегового. Теперь он щедро делится своим опытом и знаниями с молодыми космонавтами, готовит их к грядущим рейсам в космос и сам думает о повторных полетах.

Рассказывая о боевых делах Георгия Тимофеевича Берегового, я не могу не гордиться тем, что он — воспитанник штурмового авиационного корпуса, которым во время войны мне довелось командовать.

Как правило, наши штурмовики летали на боевые задания группами и наносили врагу мощные удары. Но у нас появился и скоро прочно вошел в практику и такой вид боевых действий, как полеты одиночных экипажей на «свободную охоту». На эти задания мы посылали наиболее подготовленных летчиков, умеющих отлично водить машину, прекрасно ориентироваться, крещенных огнем, прошедших многие испытания.

Одним из неутомимых «охотников» был в 92-м гвардейском полку гвардии старший лейтенант Евгений Ефимович Михайленко. В полк прибыл он рядовым летчиком и прошел с ним боевой путь от Великих Лук до Вислы, став командиром эскадрильи. Но сначала мне хочется привести примеры боевого мастерства Михайленко в качестве ведущего штурмовиков. 80 боевых вылетов совершил он на штурмовку врага ведущим групп.

Помню, 7 января 1944 года погода была нелетная: туман накрепко повис над аэродромом, взлетная полоса раскисла. А лететь надо было во что бы то ни стало. Об этом нас просил командующий наземной армией. Враг предпринял сильную контратаку возле Якубовских хуторов, смял наши боевые порядки и мог вырваться на оперативный простор. Залатать брешь было нечем. Все надежды командующий возложил на авиацию.

Кого послать? Кто взлетит с раскисшего аэродрома? Кто проведет сквозь туман эскадрилью в заданный район и найдет там вражеские танки? Запросил командира гвардейского полка гвардии подполковника Б. И. Ковшикова. Тот ответил не задумываясь:

— Эскадрилью может вести Михайленко.

— А другие комэски?

— Они тоже справятся, но Михайленко наверняка, ему не раз приходилось летать в такую погоду.

— Сколько самолетов готово к вылету?

— Семь.

— Выпускайте. Как можно скорее. Жду доклада о вылете.

Семерка ИЛов вскоре пошла на взлет и скрылась из виду в сером тумане. Группа появилась над вражескими танками и автомашинами с автоматчиками неожиданно. Несколько танков запылали на дороге возле Якубовских хуторов, не менее десяти автомашин с автоматчиками расстреляли штурмовики своими пушками. Так, несмотря на плохую погоду, группа Михайленко блестяще выполнила задание.

Хорошо запомнился также вылет восьмерки «ильюшиных» 19 апреля 1944 года. Ведущим был также гвардии старший лейтенант Евгений Михайленко. Цель — железнодорожная станция Золочев, где, по сведениям разведки, стояли вражеские эшелоны.

Михайленко вывел штурмовиков на цель со стороны солнца. На станционных путях тогда находилось четыре воинских эшелона. Сначала «ильюшины» сбросили бомбы на паровозы. Раздались взрывы, вспыхнули очаги пожаров. Развернувшись, группа сделала второй удар по эшелонам. И снова на путях взметнулись взрывы. Несколько бомб легло в пакгаузы, где находились боеприпасы.

Можно привести немало примеров о мужестве и мастерстве Е. Е. Михайленко как «свободного охотника». Он любил летать в одиночку на «свободную охоту». 12 таких полетов совершил он и 14 полетов на разведку, а это по существу тоже «свободная охота».

— Понимаете, товарищ генерал, — говорил мне Михайленко во время праздничного первомайского вечера, — на «охоте» больше простора. И ведь называется она — свободная. Свободная, — повторил он это слово.

1 мая рано утром, в 4 часа 50 минут, было еще темно, когда Евгений Михайленко вылетел на «свободную охоту». Он летел над линией железной дороги и на станции Журавно настиг эшелон. В предутреннем полумраке сделал четыре захода, сбросив на эшелон все бомбы, израсходовав все реактивные снаряды, и вел огонь из пушки. Когда уходил от станции, воздушный стрелок насчитал 12 очагов пожара.

Мы очень любили этого храбреца. И тем тяжелее для нас была горечь утраты. Свой последний боевой вылет Евгений Михайленко совершил 18 июля 1944 года. Он погиб, выполняя задание. На его могиле однополчане сделали такую надпись:

«Герой Советского Союза Михайленко Евгений Ефимович. 1921—1944 годы. Русский. Коммунист. Погиб смертью героя в боях с фашистами».

Львовская операция закончилась форсированием Вислы и захватом оперативного плацдарма в районе Сандомира. В конце лета плацдарм имел значительные размеры — 60 километров по фронту и 30—40 километров в глубину. Мы всемерно помогали наземным войскам отбивать контратаки врага за Вислой, укреплять и расширять этот очень важный в оперативно-стратегическом отношении плацдарм.

Особенно сильно и яростно контратаковали гитлеровцы наших воинов 26 августа. Они бросили в бой много танков, бронетранспортеров с автоматчиками. В воздухе непрерывно висели «юнкерсы» и «мессершмитты». Врагу удалось вклиниться в расположение советских войск на 10 километров. Два дня ушло на то, чтобы ликвидировать этот клин, вбитый фашистами в наши боевые порядки. На поле боя осталось около 30 вражеских танков, столько же бронетранспортеров и более сотни автомашин.

Героями этого сражения были наши танкисты и летчики. Славно поработали в эти дни наши гвардейские полки, особенно полк подполковника В. Н. Корякова. Сотни боевых вылетов совершили наши летчики за Вислу. И пехота благодарила своих крылатых боевых друзей.

Успешно завершив Львовско-Сандомирскую операцию, войска 1-го Украинского фронта по указанию Ставки перешли к обороне с 29 августа 1944 года. В итоге этой операции войска фронта разгромили 32 вражеские дивизии.

Наши войска действовали в обстановке полного господства в воздухе советской авиации, которая активно поддерживала стрелковые и танковые соединения. В ходе операции 2-я и 8-я воздушные армии произвели 48 100 боевых вылетов.

Разгромив врага между Полесьем и Карпатами, войска 1-го Украинского фронта форсировали такие крупные реки, как Западный Буг, Сан и Висла. Львовско-Сандомирская операция явилась одной из крупнейших наступательных операций 1944 года.

Командование высоко оценило успех 5-го ШАК в этой операции: корпус наградили орденом Богдана Хмельницкого. Сердечно поздравили мы с боевыми наградами всех трех командиров дивизий — Клабукова, Сапрыкина и Семененко. В корпусе стало 10 Героев Советского Союза. Десятки боевых летчиков, труженики аэродромов и нашего тыла были награждены орденами и медалями. Я был удостоен ордена Кутузова, а начальник штаба полковник Г. И. Яроцкий — второго ордена Красного Знамени.

В первый день наступившей осени я получил новый приказ Ставки: корпусу перейти в подчинение 5-й воздушной армии, которой командовал генерал Сергей Кондратьевич Горюнов. Это значило, что мы переходили с 1-го Украинского фронта на 2-й Украинский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.