ПЛЕЩЕЕВУ

ПЛЕЩЕЕВУ

Алексей Плещеев (1825–1893) — потомок занесенного в «Бархатную книгу»[216] древнейшего боярского рода Плещеевых — родился в месяц и в год восстания декабристов: 4 декабря 1825 года. А спустя четверть века вместе с Достоевским и другими петрашевцами — сторонниками «утопического социализма», теми, в ком, по словам Д. В. Григоровича, вспыхнул «негодующий, благородный порыв против угнетения и несправедливости»[217], Плещеев был приговорен к смертной казни, которая за минуту до исполнения приговора была заменена солдатчиной в Уральских линейных батальонах.

Отсюда ясно, что гражданская лирика, призыв к революционной борьбе занимали значительное место в поэзии Плещеева. И в этом смысле с Козьмой Прутковым он не пересекается никак. Хотя подобострастный, доводимый до абсурда консерватизм прутковских «проектов» был сатирической маской, все-таки «обвинять» Козьму Петровича в какой бы то ни было революционности не приходится.

Вместе с тем мотивы социального протеста, к счастью для искусства, не могли поглотить Плещеева полностью. Он остался в истории русской поэзии как мастер пейзажной лирики, поэт исключительной музыкальности. Что-нибудь да значит, что на его стихи сочиняли свои романсы М. П. Мусоргский и П. И. Чайковский, А. Е. Варламов, А. Т. Гречанинов, С. В. Рахманинов…

Известны переводы Плещеева с украинского (Шевченко), с польского (Витвицкий), с венгерского (Петефи), с немецкого (Гёте, Гейне). Умение проникаться иной культурой было присуще артистической натуре Плещеева. Этим свойством вызвано к жизни и его стихотворение «Гидальго», на которое «испаночувствительный» Козьма Прутков откликнулся своим подражанием «Желание быть испанцем».

Алексей Плещеев

ГИДАЛЬГО

Полночь. Улицы Мадрида

И безлюдны и темны.

Не звучат шаги о плиты,

И балконы не облиты

Светом палевым луны.

Ароматом ветер дышит,

Зелень темную ветвей

Он едва-едва колышет…

И никто нас не услышит,

О сестра души моей!

Завернись в свой плащ атласный

И в аллею выходи.

Муж заснул… Боязнь напрасна.

Отдохнешь ты безопасно

У гидальго на груди.

Иль как червь до утра гложет

Ревность сердце старика?..

Если сны его встревожат,

Шпага острая поможет, —

Не дрожит моя рука!

Поклялся твоей красою

Мстить я мужу твоему…

Не владеть ему тобою!

Знаю я: ты злой семьею

Продана была ему!

Выхоли же на свиданье,

Донья чудная моя!

Ночь полна благоуханья,

И давно твои лобзанья

Жду под сенью миртов я![218]

Козьма Прутков

ЖЕЛАНИЕ БЫТЬ ИСПАНЦЕМ

Тихо над Альгамброй[219].

Дремлет вся натура.

Дремлет замок Памбра.

Спит Эстремадура[220].

Дайте мне мантилью;

Дайте мне гитару;

Дайте Инезилью,

Кастаньетов пару.

Дайте руку верную,

Два вершка булату,

Ревность непомерную,

Чашку шоколату.

Закурю сигару я,

Лишь взойдет луна.

Пусть дуэнья старая

Смотрит из окна!

За двумя решетками

Пусть меня клянет;

Пусть шевелит четками,

Старика зовет.

Слышу на балконе

Шорох платья, — чу! —

Подхожу я к донне,

Сбросил епанчу.

Погоди, прелестница!

Поздно или рано

Шелковую лестницу

Выну из кармана!..

О сеньора милая,

Здесь темно и серо…

Страсть кипит унылая

В вашем кавальеро;

Здесь, перед бананами.

Если не наскучу,

Я между фонтанами

Пропляшу качучу[221].

Но в такой позиции

Я боюся, страх,

Чтобы инквизиции

Не донес монах!

Уж недаром мерзостный,

Старый альгвазил[222]

Мне рукою дерзостной

Давеча грозил.

Но его, для сраму я,

Маврою[223] одену;

Загоню на самую

На Сьерра-Морену![224]

И на этом месте,

Если вы мне рады,

Будем петь мы вместе

Ночью серенады.

Будет в нашей власти

Толковать о мире,

О вражде, о страсти,

О Гвадалквивире[225];

Об улыбках, взорах.

Вечном идеале,

О тореодорах

И об Эскурьяле[226]…

Тихо над Альгамброй,

Дремлет вся натура.

Дремлет замок Памбра.

Спит Эстремадура.

Перед последней строфой автор предполагал еще двенадцать отменных (но отмененных) строк, не вошедших в окончательный вариант (что свидетельствует, конечно, о самовзыскательности Козьмы). Вот эти строки:

Дайте мне конфетку,

Хересу, малаги,

Персик, амулетку,

Кисточку для шпаги;

Дайте опахало,

Брошку и вуаль.

Если же хоть мало

Этого вам жаль, —

К вам я свой печальный

Обращаю лик:

Дайте нацьональный

Мне хоть воротник!..

Данный текст является ознакомительным фрагментом.