Приобщение к творчеству

Приобщение к творчеству

Великие идеи рождают великую энергию масс. Справедливость этой марксистской истины убедительно подтверждена богатейшей социальной практикой реальною социализма, и прежде всего, конечно, славной историей Советской страны. Октябрь разбудил в талантливом и трудолюбивом народе нашем, как говорил В. И. Ленин, «непочатой родник» талантов. То, что советская наука, научно-технический прогресс занимают ныне ведущие позиции в важнейших областях знания и практики социалистического строительства, — впечатляющий и глубоко закономерный итог развития нового общества, в котором миллионные массы трудящихся стали активными участниками культурной жизни, творцами духовных ценностей.

Из толщи народной вышла новая, социалистическая интеллигенция. Мне посчастливилось быть в числе первых ее представителей, взращенных партией уже в условиях социализма.

Вместе с дипломом инженера я получил направление в только что созданный Ленинградский артиллерийский научно-исследовательский морской институт (ЛАНИМИ) на должность инженера-конструктора.

Возглавлял ЛАНИМИ в то время Павел Петрович Шешаев. Качества старого большевика, прошедшего закалку в огне Октябрьской революции и гражданской войны, сочетались в нем с организаторскими способностями и глубокими специальными знаниями.

— Трудностей у нас хватает, — сказал мне Павел Петрович. — И облегчения не предвидится. Развернуто строительство большого флота. Потребуются новые разработки вооружения для строящихся и модернизируемых кораблей.

Важная задача — внедрение этих разработок. Словом, требуется большая и напряженная работа…

Многие научные исследования приходилось, по существу, начинать с нуля, накапливать, систематизировать, классифицировать материалы. Немало сил и энергии отнимала организационная сторона дела. Нужно было устанавливать и закреплять связи с заказчиками, с учреждениями и предприятиями, научными организациями, создавать базу и налаживать опытную работу. Испытывали мы трудности и чисто бытового плана, прежде всего связанные с жильем, одеждой.

Еще недоставало промышленных товаров, многое распределялось но талонам. Даже зимой, например, я вынужден был ходить в фуражке, осеннем пальто-реглане и стареньких валенках. Однажды, возвращаясь домой с полигона, я сошел с трамвая, нахлобучил поглубже фуражку, поднял воротник, зашагал побыстрее. Слышу, один валенок что-то подозрительно шуршит. Оказывается, он совсем прохудился и в образовавшееся отверстие выбилась солома — «утеплитель». Пришлось убирать непрошеную «метелку», а вечером из подручных материалов проводить срочный ремонт. И такие ветхие обувь и одежда были у большинства из нас.

Трудности только еще больше сплачивали. Работали мы дружно, увлеченно, не считаясь со временем. А это рождало и укрепляло взаимное уважение, доверие друг к другу. Все понимали, что от каждого требуются добросовестность, максимальная отдача, каждый готов был в любой момент оказать товарищу помощь. Словом, мы работали не порознь, а сообща. Такую работу нельзя вести без единства коренных интересов и целей.

Обстановка, царившая в нашем коллективе, отражала общую атмосферу в cтране, решавшей задачи развертывания строительства социализма по всему фронту, перестройки общественных отношений на новых, коллективистских началах. Этa перестройка охватывала весь уклад жизни. Главное заключалось в том, чтобы сделать первой жизненной потребностью советских людей труд на благо общества. Не секрет, что продуктивность труда человека в огромной степени зависит от коллектива, членом которого он является и в котором большие понятия политики и экономики переводятся на конкретный язык практики.

Особенно важна дружная, коллективная работа при проведении научных исследований. Зачастую они настолько сложны, что выполнить их одному человеку или даже группе ученых, инженеров просто не под силу. И я считаю для себя большой удачей, что сразу после студенческой скамьи попал в здоровый, крепкий коллектив. Немалая роль в его сплочении принадлежала руководителю отдела Павлу Ивановичу Лукьянову, его помощникам Сергею Констангиновичу Рябову и Василию Евгеньевичу Затурскому.

С благодарностью вспоминаю Николая Алексеевича Сулимовского. Всесторонне подготовленный, вдумчивый и инициативный инженер, он помог мне быстро освоиться в отделе, разобраться в его задачах и заботах, как говорится, найти себя, свое место в общей работе. Подружился я и с Виктором Николаевичем Мельниковым — человеком щедрой души, большим знатоком военного дела. До института он служил командиром боевой части на линкоре «Октябрьская революция», хорошо знал корабельную артиллерию, все топкости ее эксплуатации и боевого применения. «Морской волк», как в шутку мы называли Мельникова, был надежным товарищем, добрым советчиком и консультантом.

Самые теплые воспоминания сохранились у меня и о других моих товарищах по отделу, по ЛАНИМИ.

Огромным авторитетом среди сотрудников института пользовался Иван Иванович Грен, сменивший П. П. Шешаева на посту директора. Он длительное время командовал Крымским укрепленным районом и был крупным специалистом береговой артиллерии. И хотя у него не было инженерного образования, в технических вопросах он ориентировался хорошо. И. И. Грен долгие годы руководил ЛАНИМИ, очень многое сделал для развития научных исследований и укрепления связей института с производством. Он внес большой вклад в организацию обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.

Человеком И. И. Грен был твердым, истину ценил превыше всего и принципами своими никогда не поступался.

В институте был известен такой случай. Слабо разбиравшийся в военно-морских делах тогдашний нарком Военно-Морского Флота П. Н. Фриновский на совещаниях то и дело в довольно категоричной форме и, как правило, невпопад подавал реплики и делал замечания выступавшим товарищам. При этом он для подтверждения убедительности своих слов обращался к кому-либо из присутствующих: «Правильно я говорю?» — и, получив утвердительный ответ, принимался за следующего выступающего.

И вот на одном из таких совещаний после очередной реплики Фриновский обратился за поддержкой к И. И. Грену. Иван Иванович поднялся и по военному четко ответил: — Нет, товарищ нарком. В этом вопросе вы не разобрались и говорите неправильно.

Реакция была бурной. Однако истина восторжествовала. Некомпетентность П. Н. Фриновского вскоре стала очевидной и в более высоких инстанциях. Через некоторое время он был освобожден от поста наркома.

Институт имел разносторонние и плодотворные связи с предприятиями, с флотом. Следует, видимо, сказать, что по решению партии в начале 30-х годов в стране был создан целый ряд научно-исследовательских учреждений и их филиалов. Все эти центры, как правило, отраслевые, работали над конкретными проблемами, над внедрением достижений науки и техники в народное хозяйство.

Ряду институтов, в том числе и нашему, была поручена работа над совершенствованием технического оснащения армии и флота. «Морской» профиль института обусловил и круг задач, которые нам приходилось решать. Основные усилия сосредоточивались на разработке проектов новых систем оружия и контроле за выполнением тактико-технических заданий на предприятиях. Большое внимание уделялось также другим вопросам, в частности изучению и обобщению опыта эксплуатации морского вооружения, разработке тактико-технических требований к тем или иным его системам, инструкций и руководств по их эксплуатации и боевому применению.

С первых дней я с головой окунулся в работу. Меня захватывало и увлекало все: и ведение сложнейших расчетов, и изготовление чертежей, и участие в консультациях с учеными, заказчиками и производственниками, и фактическое выполнение функций эксперта, когда требовалось оценить качества создаваемого образца.

На работу я всегда шел с радостью. Если приходилось подолгу бывать и командировках на заводах или кораблях — скучал по институту, по товарищам. Ощущение глубокого взаимопонимания и дружбы добавляло сил, побуждало работать как можно лучше.

Такое настроение — я бы назвал его настроем на работу — было в коллективе общим. Общей была у нас и увлеченность делом, которая заставляет забывать обо всем, трудиться столько, сколько потребуется для решения поставленной задачи. Скажу откровенно: в этом мне видится и непременное условие, и обязательное слагаемое творчества. А именно к творчеству мы, молодые инженеры, приобщались в ЛАНИМИ. Процесс творчества сложен и противоречив. Он включает в себя радость открытий и горечь неудач, муки долгого поиска, тяжелый будничный труд и взлет озарений. Мне нравилось проникать в таинство рождения новых машин и механизмов, участвовать в их создании.

Вспоминается мой первый опыт участия в разработке досылателя к орудию. Механизм это не очень сложный, но важный. С его установкой на орудие повышалась скорострельность, облегчался труд заряжающего. Мы стремились побыстрее его сделать. Однако опытный образец после серии выстрелов как бы ослабевал. Отправленный им в казенник снаряд вываливался обратно, обрывая лоток досылателя. Повысили давление в гидравлической системе. Снаряд стал со звоном входить в казенную часть ствола. Окружающие подшучивали:

— Надо бы чуть-чуть потише, а то придется ловить снаряды с дульной части.

Но успех оказался временным. Через десяток выстрелов повторилась прежняя картина. В чем дело?

После долгих поисков выяснилось, что расшатывалось фиксирующее устройство механизма досылании, снаряд подавался в казенник с перекосом и, естественно, не мог дойти пояском до начала нарезов, потому и не удерживался в казеннике при определенных углах возвышения орудия. Пришлось усилить систему стопорения досылателя в рабочем положении, и он стал работать надежно.

Трудно передать чувство радости и гордости, которое я испытал, когда разработанный мною механизм был принят. Это было мое первое конструкторское задание, и я с ним справился.

Постепенно шлифовались, закреплялись и приобретали четкую профессиональную ориентацию знания, умения, навыки. Прекрасной школой творчества, школой подлинного профессионализма и культуры было тесное общение с видными учеными, конструкторами, изобретателями.

Глубокий след в моей памяти оставили, в частности, консультации и встречи в институте с известным кораблестроителем академиком А. Н. Крыловым, Алексей Николаевич обладал способностью быстро разбираться в сложнейших вопросах, находить пути их решения. Он щедро делился новым идеями, подталкивал нас к их разработке.

Общение с А. Н. Крыловым давало нам наглядные уроки деловитости и организованности. Он охотно помогал в поисках нового, в решении сложных задач и не любил тех, кто боялся ответственности. Как правило, после каждой консультации он писал лаконичные и ясные выводы и рекомендации, умещавшиеся на одном листочке, расписывался под ними и вручал исполнителю. Некоторые пытались получить такую подпись у Крылова, чтобы потом прикрыться ею как щитом за возможные просчеты и ошибки. Он быстро разгадывал подобные хитрости и пресекал их с присущей ему прямотой.

Бывали и такие случаи, когда Алексей Николаевич внимательно выслушивал вопрос, подробно расспрашивал о трудностях, встретившихся при его решении, и откровенно говорил:

— Делайте это сами. Вы лучше меня тут разбираетесь.

Крылов нередко задерживался в институте, чтобы поглубже разобраться в какой-либо разработке, подзадоривал исполнителей: «Давайте, давайте, и я подучусь у вас».

Чувства юмора Крылову было не занимать. Он любил умную шутку, ценил ее, рассматривал как помощницу в работе, а порой — и как средство выхода из затруднительного положения.

Как-то на одном из совещаний разгорелся спор между конструкторами и заказчиками. Речь шла об излишках в весе вооружения на одном из строящихся кораблей. Излишки были не очень значительными, но заказчики настаивали, чтобы вес был снижен, так как это якобы повлияет на некоторые характеристики корабля. Конструкторы возражали, доказывая, что этого сделать невозможно, не теряя нужных качеств вооружения. Страсти разгорелись. А. Н. Крылов молча слушал доводы сторон, но потом, улучив минутку, подал голос:

— Какова численность экипажа?

Все умолкли, настолько странным и даже неуместным казался этот вопрос: численность экипажа была общеизвестна, так зачем же уточнять ее. А потом, при чем тут экипаж, какое это имеет отношение к предмету спора?

Но раз вопрос задан, на него надо ответить. Назвали цифру.

— Xopoшо! — заметил Алексей Николаевич. — А теперь скажите-ка, каждого человека будут принимать на корабль по весу?

— Нет, разумеется.

— Конечно, конечно незачем. А учитываете ли вы, что команда в течение суток будет менять вес по естественным, так сказать, соображениям? Так вот, доложу вам, колебания в весе экипажа составят… И академик назвал цифру, сопоставимую со значением излишнего веса вооружения, вызвавшего споры.

Обстановка разрядилась, спорщики заулыбались.

Наряду с академиком А. Н. Крыловым в обосновании требований к новым образцам вооружения, проведении консультаций, чтении лекций в институте принимали активное участие профессора Е. А. Беркалов, Е. А. Бразин, Д. А. Вентцель, Б. Н. Окунев, М. Е. Серебряков, С. П. Ставицкий, В. А. Унковский и другие. Это способствовало использованию достижений научной мысли в исследованиях и проектах, а затем в освоении производства и в практическом применении разработанных нами систем.

Уже тогда было ясно, что соединение фундаментальных научных исследований, опытно-конструкторских работ и производства — верный путь к своевременному обновлению техники, оборудования, технологических процессов. Понимали мы и необходимость встречных шагов науки и производства, сокращения сроков освоения открытий, воплощения их в высокоэффективные машины, приборы, технологические линии. Сегодня эта проблема приобрела особую актуальность. Концентрируя усилия на ее решении, партия исходит из того, что с этим непосредственно связаны укрепление экономического и оборонного могущества страны, рост народного благосостояния. Важная роль в ускорении научно-технического прогресса и реализации его достижений по праву принадлежит советской технической интеллигенции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.